Сёгун

Достигнув конца пристани, Бунтаро снял свой шлем, лук с колчаном и верхние доспехи, положив их рядом с ножнами. Обнаженные боевой и короткий мечи он положил рядом отдельно. Потом, раздевшись по пояс, он поднял свое вооружение и выбросил его в море. Боевой меч он рассматривал с особой любовью, потом метнул его со всей силой далеко на глубину. Тот погрузился в воду с громким плеском.

Он церемонно поклонился галере, Торанаге, который сразу же прошел на ют, откуда ему было лучше видно, и поклонился в ответ.

Бунтаро стал на колени, твердо упер короткий меч в камень перед собой, – лунный свет коротко блеснул на лезвии – и сидел неподвижно, словно молясь, лицом к галере.

– Чего он ждет, – пробормотал Блэксорн, галера была жутко неподвижна без боя барабана, – Почему он не прыгает и не плывет?

– Он готовится совершить сеппуку.

Марико стояла рядом, опираясь на молодую женщину.

– Боже мой, Марико, с вами все нормально?

– Нормально, – сказала она, едва слыша его, ее лицо было измучено, но не менее прекрасно.

Он увидел свежую повязку на ее левой руке около плеча, рукав там был оторван, и рука покоилась на перевязи, сделанной из материала, оторванного от ее кимоно. Повязка была в крови, капли ее стекали вниз по руке.

– Я так рад… – тут только до него дошло, о чем она говорила. – Сеппуку? Он собирается убить себя? Почему? У него масса времени, чтобы добраться сюда! Если он не может плавать, смотрите – вот весло, которое легко может выдержать его. Там, около пристани, видите? Вам не видно?

– Да, мой муж умеет плавать, Анджин-сан, – сказала она. – Все, что должны делать офицеры господина Торанаги, он может. Но он решил не плыть.

– Ради Бога, почему?

Внезапный дикий звук донесся с берега, выстрелило несколько мушкетов, стена обороны была пробита, несколько самураев в одежде ронинов упали замертво, но вскоре вновь разгорелись отдельные схватки. На этот раз авангард противника задержали и отбросили назад.

– Скажите ему, пусть плывет!

– Он не поплывет, Анджин-сан. Он готовится умереть.

– Если он хочет умереть, то объясните мне, ради Бога, почему он не идет туда? – Блэксорн пальцем показал в сторону боя. – Почему он не поможет своим людям? Если он хочет умереть, почему он не умрет в бою, как мужчина?

Марико не отводила своих глаз от пристани, опираясь на молодую женщину.

– Потому что он может быть захвачен в плен, и если он поплывет, он тоже может быть захвачен в плен, и тогда враг будет показывать его простым людям, стыдить его, делать другие ужасные вещи. Самурай не может быть захвачен в плен и остаться самураем. Это самый большой позор – быть захваченным в плен врагом, – поэтому мой муж собирается сделать то, что должен сделать мужчина, самурай. Самурай умирает с достоинством. Что самураю жизнь? Ничто. Вся жизнь – страдание, не так ли? Это его право и обязанность умереть с честью, перед свидетелями.

– Что за глупая жертва, – сказал Блэксорн сквозь зубы.

– Будьте терпимее к нам, Анджин-сан.

– Терпимее к чему? К новому вранью? Почему вы не доверяете мне? Разве я не заслужил этого? Вы лжете мне, не так ли? Вы притворились, что упали в обморок, а это был сигнал. Разве не так? Я спрашивал вас, а вы мне солгали.

– Мне приказали… это было приказано, чтобы защитить вас. Конечно, я вам доверяю.

– Вы лжете, – сказал он, зная, что он не прав, но не заботясь об этом, ненавидя этот вздор о жизни и смерти и страстно желая покоя и сна, тоскуя без привычной пищи и питья, своего корабля и своей семьи. – Вы все животные, – сказал он по-английски, зная, что это не так, и отошел в сторону.

– Что он сказал, Марико-сан? – спросила молодая женщина, с трудом скрывая свое раздражение. Она была на полголовы выше Марико, шире в кости, с квадратным лицом и маленькими острыми зубами. Это была Усаги Фудзико, племянница Марико, ей было девятнадцать лет. Марико объяснила ей.

– Что за ужасный человек! Что за отвратительные манеры! Противный, правда? Как вы можете терпеть его около себя?

– Потому что он спас честь нашего господина. Без его отваги, я уверена, господин Торанага был бы схвачен – мы все были бы схвачены. – Обе женщины вздрогнули.

– Боги спасли нас от такого позора! – Фудзико взглянула на Блэксорна, который, облокотившись на планшир, смотрел на берег. Она какое-то время рассматривала его. «Он смотрится, как золотая обезьяна с голубыми глазами – словно создан, чтобы пугать детей. Ужасно, правда?» – Фудзико вздрогнула и отвернулась от него, опять повернувшись к Бунтаро. Через какое-то время она сказала:

– Я завидую вашему мужу, Марико-сан.

– Да, – печально сказала Марико, – но я хотела бы, чтобы был кто-нибудь еще, чтобы помочь ему.

По обычаю при совершении сеппуку всегда помогает второй самурай, он помещается немного сзади стоящего на коленях человека и отрубает ему голову одним ударом, до того, как агония становится невыносимой и неконтролируемой и так унижает человека в этот высокий момент его жизни. Без помощника достойно умереть могут немногие.

– Карма, – сказала Фудзико.

– Да. Я очень его жалею. Единственная вещь, которой он боялся, – не иметь помощника в этот момент.

– Нам повезло больше, чем мужчинам, правда?

Женщины-самураи совершали сеппуку, вонзая нож в горло, и, следовательно, им не нужен был помощник.

– Да, – сказала Марико.

Ветер донес до них стоны и боевые кличи, отвлекая внимание. Оборона на волноломе снова была нарушена. Небольшой отряд из пятидесяти самураев Торанаги, одетых как ронины, прибежал с севера в качестве подкрепления, среди них было несколько конников. Прорыв снова был ликвидирован с помощью яростной атаки, не было отдано или захвачено ни пяди земли с той или другой стороны, но атакующие были отброшены, и какое-то время было выиграно.

«Время для чего? – горько подумал Блэксорн. – Торанага уже в безопасности. Он отплыл. Он предал вас всех».

Опять загремел барабан.

Весла ударили в воду, нос наклонился и стал резать волны, опять появилась струя за кормой. На стенах замка вверху еще горели сигнальные огни. Почти весь город проснулся.

Главные силы серых обрушились на волнорез. Глаза Блэксорна вновь обратились к Бунтаро. «Ты несчастный негодяй, – сказал он по-английски, – ты несчастный, глупый негодяй!»