Сёгун

– Рис дает нам пищу, Анджин-сан, татами для сна, сандалии для ходьбы, одежду, чтобы укрываться от дождя и холода, солому, чтобы утеплять наши дома, бумагу для письма. Без риса мы не могли бы существовать.

– Но такая вонь, Марико-сан!

– Это небольшая цена за такую щедрость, да? Просто делайте как мы – открывайте свои уши, глаза и голову. Слушайте ветер и дождь, насекомых и птиц, слушайте рост насекомых и мысленно представляйте ваших потомков, приближающихся к концу жизни. Если вы это сделаете, Анджин-сан, вы скоро начнете чувствовать красоту жизни. Это требует практики… но вы станете совсем японцем, не так ли?

– Ах, благодарю вас, госпожа моя! Но должен признаться, что я уже начинаю любить рис, – да-да, я, пожалуй, предпочитаю его картофелю… И вы знаете еще, что я не так скучаю без мяса, как раньше. Разве это не странно? И я не так голоден, как был.

– А я голодна, как никогда в жизни.

– Да я говорю о пище.

– Ах, я тоже…

За три дня до перехода через перевал Хаконе у нее начались месячные и она попросила его взять себе на ночь одну из служанок в гостинице («Это будет разумно, Анджин-сан»).

– Предпочитаю обойтись без них, извини меня.

– Пожалуйста, прошу тебя. Это для безопасности. Так благоразумней.

– Если вы так хотите – тогда да. Но завтра ночью, не сегодня. Сегодня вечером давайте просто ляжем спать в мире и спокойствии, вместе.

«Да, – подумала Марико, – эту ночь мы проспали спокойно, а рассвет назавтра был так прекрасен, что я покинула его теплую постель, села на веранде с Дзиммоко и следила, как рождается новый день».

– Ах, доброе утро, госпожа Тода, – у входа в сад стояла Дзеко, кланяясь ей, – какой чудесный рассвет.

– Да, красивый.

– Простите, можно я вам помешаю? Могу я поговорить с вами наедине – о делах?

– Конечно. – Марико сошла с веранды, не желая прерывать сон Анджин-сана. Она отправила Дзиммоко за зеленым чаем и приказала постелить одеяла на траве, поближе к водопаду.

Когда они остались одни и пришло время начинать разговор, Дзеко сказала:

– Я думаю, как бы мне лучше помочь Торанаге-сама.

– Тысяча коку – более чем великодушно с вашей стороны.

– Еще ценнее могут быть три секрета.

– Даже один, Дзеко-сан, если он настоящий.

– Анджин-сан – хороший человек, да? О его будущем тоже надо позаботиться, правда?

– У Анджин-сана своя карма, – ответила она, зная, что придется пойти на сделку: что же ей уступить – если она вообще что-нибудь уступит? – Мы говорим о господине Торанаге, да? Или один из ваших секретов касается Анджин-сана?

– О, нет, госпожа. Как вы сказали, у Анджин-сана своя карма, так что, я думаю, у него есть и свои секреты. Мне только кажется, что Анджин-сан – один из любимых вассалов господина Торанаги и любая защита нашего господина – это и способ помочь его вассалам, правда?

– Согласна. Конечно, долг вассалов – передавать любую информацию, которая может помочь их господину.

– Верно, госпожа, очень верно. Ах, это такая честь для меня – служить вам. Хонто. Могу я выразить вам, как я польщена тем, что мне позволено путешествовать вместе с вами, разговаривать с вами, есть и смеяться с вами, случайно действовать как скромный советник, как бы плохо я ни была подготовлена – за это я прошу у вас прощения. Ваша мудрость так же велика, как ваша красота, и ваше мужество так же безмерно, как ваши титулы.

– Ах, Дзеко-сан, пожалуйста, извините меня, вы так добры, так заботливы. Я просто жена одного из генералов моего господина. Так что вы говорили? Четыре секрета?

– Три, госпожа. Я подумала, не походатайствуете ли вы за меня перед господином Торанагой? Неразумно мне самой шептать прямо ему о том, что я считаю правдой. Это было бы очень дурным тоном – я не смогу выбрать правильных слов, найти способ изложить перед ним информацию. Ведь в любом случае, в деле любой важности наш обычай использовать посредников намного лучше, правда?

– Кику-сан, конечно, больше подошла бы для этого дела. Я не знаю, когда за мной пришлют, или через сколько времени у меня будет аудиенция, или даже найдет ли он нужным выслушать то, что я захочу ему сказать.

– Пожалуйста, извините меня, госпожа, но намного больше подошли бы вы. Вы можете судить о ценности информации, она – нет. Вас он слушает, с ней занимается другими вещами.

– Я не советник, Дзеко-сан, и не могу оценить вашу информацию.

– Я говорю – эти новости стоят тысячу коку.

– Со дес ка?

Дзеко еще раз проверила, не подслушивают ли их, потом стала рассказывать: отлученный христианский священник пробормотал вслух то, что прошептал ему в исповедальне господин Оноши, – он связан со своим дядей, господином Харимой; второй повар Оми подслушал о заговоре Оми и его матери против Ябу; наконец, она узнала о Затаки, о его явной страсти к госпоже Ошибе, и об Ишидо и госпоже Ошибе.

Марико внимательно слушала, не высказывая своего мнения – хотя ее и неприятно поразило нарушение тайны исповеди, – ум ее метался, перебирая массу возможностей, открывшихся вместе с тем, что она только что узнала. Потом она устроила Дзеко перекрестный допрос, желая удостовериться, все ли правильно поняла и отложила в памяти. А когда убедилась: да, она запомнила все, что Дзеко приготовилась открыть ей в этот момент (она, конечно, понимала: если человек торгует – у него всегда много чего есть в запасе), – то послала за свежим чаем. Марико сама наполнила Дзеко чашку, и они спокойно пили чай – обе осторожные, уверенные в себе.

– Не знаю, как определить, насколько ценна эта информация, Дзеко-сан.

– Конечно, Марико-сан.

– Думаю, что эти сведения – и тысяча коку – очень обрадуют господина Торанагу.

Дзеко удержала ругательство, готовое сорваться с губ. Она ожидала значительного снижения первоначально запрошенной суммы.

– Простите, но деньги не имеют значения для такого дайме, хотя это целое состояние для такой крестьянки, как я, – тысяча коку делают меня основоположницей состояния целого рода, правда? Каждый должен знать свое место, госпожа Тода, не так ли? Ее тон был очень язвителен.

– Да. Хорошо знать, кто вы и что вы, Дзеко-сан. Это одно из редких преимуществ, которые мужчина уступил женщине. К счастью, я знаю, кто я. О, конечно, знаю. Пожалуйста, переходите к тому, чего вы хотите.

Дзеко не дрогнула от такой угрозы, но бросилась в атаку с соответствующей грубой прямотой:

– А суть моего разговора в том, что обе мы знаем жизнь и понимаем смерть – обе считаем, что везде и все зависит от денег – даже в аду.

– Вы так думаете?

– Да. Но, простите, я считаю, что тысяча коку – слишком много.