Сёгун
Шрифт:
– Но господин Кийяма будет очень недоволен, госпожа, если вы останетесь.
– О, извините, Киритсубо-сан, но дедушка вряд ли узнает. Я всего-навсего жена младшего внука. Я уверена, что он не обратит внимания, а я несколько месяцев не видела мужа и мне все равно, что он скажет. С нашей госпожой все в порядке?
– Все в полном порядке. Ачико-сан, – ответствовала старая госпожа Эцу, твердо захватывая роль главы компании. – Конечно, мы с радостью примем вас, дитя мое. Проходите, садитесь вот здесь, рядом со мной. Как зовут вашего мальчика? Какой прекрасный ребенок!
Все дамы хором с ней согласились. Тут раздался
– По-жалуй-ста… я тоже плекласный лебенок… Все дружно засмеялись, и всем стало легче.
– Ты и правда прекрасный мальчик! – согласилась госпожа Эцу и снова засмеялась. Кири вытерла слезы.
– Ну, вот так-то лучше, а то я стала уж слишком серьезной. Ах, милые дамы, я так польщена, что мне позволили приветствовать вас от имени госпожи Тода. Вы, наверное, проголодались… Вы правы, госпожа Эцу, – сегодня такой день, что просто нельзя не освежиться. – Она отправила служанок за едой и напитками, познакомила тех, кто еще не был знаком, похвалив у кого кимоно, у кого зонтик с красивым рисунком… Вскоре женщины, отдохнувшие и оживленные, болтали как стайка попугаев…
– Ну, кто может понять женщин? – поразился Самиери.
– Да уж! – согласился Ябу.
– Только что они были напуганы и все в слезах и вот… Когда я увидел, как госпожа Марико подняла меч Ёсинаки, я подумал, что умру от гордости за нее.
– Да. Жаль, что последний серый был так ловок. Мне хотелось бы посмотреть, как она его убьет. Менее ловких она уже убивала.
Самиери поскреб бороду, – пот, подсыхая, раздражал кожу на лице.
– Что бы вы сделали на его месте?
– Я бы убил ее, а потом принял командование над коричневыми. Слишком много крови пролито. Это все, что можно было сделать, не перебив всех серых на стене.
– Иногда убивать – хорошо. Очень хорошо! Иной раз это совсем особенное ощущение – намного острее, чем наслаждаться с женщиной…
Оттуда, где собрались дамы, донесся взрыв смеха: это дети в своих развевающихся ярко-красных кимоно, стали важно вышагивать взад-вперед между мамами.
– Славно, что здесь опять появились дети. Я рад бы снова оказаться в Эдо…
– Да-а… – Ябу задумчиво смотрел на женщин.
– Я думаю о том же самом, – спокойно сказал Самиери.
– И что вы решили?
– Ответ может быть только один: если Ишидо позволит нам уйти – прекрасно. Если же сеппуку госпожи Марико окажется бесполезным – тогда… тогда мы поможем этим дамам отправиться в Пустоту и начнем сражение. Они не захотят жить.
Ябу заметил:
– Ну, кто-нибудь захочет…
– Мы решим это позднее, Ябу-сан. Для нашего господина лучше, если они все совершат здесь сеппуку. Вместе с детьми.
– Да, конечно.
– Потом все мужчины выйдут на стены, на рассвете мы откроем ворота и будем сражаться до полудня, а те, что останутся в живых, вернутся обратно и устроят пожар в этой части замка. Если я останусь в живых, сочту за честь принять ваши услуги помощника при совершении сеппуку.
– Можете на меня рассчитывать.
Самиери ухмыльнулся:
– Это всхолыхнет всю страну… Все это сражение, сеппуку… Распространится как пожар, захватит всю империю… Вы думаете, это отложит приезд Возвышенного? У нашего господина именно такой план?
– Не знаю… Самиери-сан, я на несколько минут пойду к себе. Если госпожа вернется, сразу же пошлите за мной.
Ябу
направился к Блэксорну, который, задумавшись, сидел на ступеньках главной лестницы.– Анджин-сан, – многозначительно зашептал он, – у меня, кажется, появился план… Тайный… Понимаете?
Колокола отбили очередной час. Все в крепости внимательно прислушивались к бою часов: начинался час обезьяны – шесть ударов после полудня, три часа. Многие поворачивались к солнцу и, не отдавая себе в том отчета, проверяли по нему время.
– Да, я понял ваши слова. А какой план?
– Поговорим позднее… Будьте где-нибудь поблизости… Ни с кем не разговаривайте… Понятно?
– Да-да.
Ябу с десятью коричневыми направился к воротам. К ним тут же подошли двенадцать серых, и все зашагали вниз по переулку. Серые остановились, не заходя в ворота. Ябу сделал коричневым знак ждать его в саду и один вошел в здание.
– Это невозможно, господин генерал, – убеждала Ошиба. – Вы не можете допустить, чтобы дама с таким положением совершила сеппуку. Простите, но вы попали в западню.
– И я так считаю, – заявил Кийяма.
– Прошу прощения, госпожа, но что бы я ни сказал и ни сделал, – это для нее значит не более, чем отбросы последнего эта, – отпарировал Ишидо. – По крайней мере Торанага так решил.
– Конечно, его воля стоит за поведением Марико. – Пока Кийяма говорил, Ошиба пыталась прийти в себя от грубости Ишидо. – Извините, но он снова вас переиграл! И все-таки вы не можете позволить ей совершить сеппуку!
– Почему?
– Простите, пожалуйста, господин генерал, но мы должны говорить потише, – напомнила Ошиба: они ждали в просторной комнате на втором этаже главной башни замка. Тяжко болела госпожа Ёдоко, они пришли сюда ради нее. – Я уверена, что это не ваша вина и есть какой-то выход.
Кийяма спокойно произнес:
– Нельзя дать ей выполнить свою угрозу, генерал, это всколыхнет всех женщин в замке.
Ишидо сердито посмотрел на него:
– Вы, видимо, забыли о тех двух, что были случайно застрелены… И никаких волнений, зато и никаких попыток убежать.
– Это жестокая случайность, господин генерал, – заметила Ошиба.
– Согласен, но мы на войне. Торанага все еще не в наших руках, а пока он жив, вы и наследник постоянно в опасности.
– Извините, я беспокоюсь не о себе – только о сыне. Через восемнадцать дней все они сюда вернутся. Советую дать им возможность уехать.
– Это ненужный риск, простите. Мы не уверены, что она поступит именно так.
– Она это сделает, – презрительно бросил Кийяма, – он ненавидел Ишидо за его неуместное присутствие в роскошных, богато обставленных апартаментах замка, которые так напоминали ему Тайко, его друга и уважаемого им военачальника. – Она – самурай.
– Простите, но я согласна с господином Кийяма, – не сдавалась Ошиба. – Марико-сан осуществит свое намерение. Там еще эта ведьма Эцу! Маэда слишком горды…
Ишидо подошел к окну и посмотрел вниз.
– Насколько я себе представляю, они попытаются устроить пожар. Эта Тода… она же христианка? Разве самоубийство не противоречит ее религии? Ведь это самый страшный грех?
– У нее будет помощник – это уже не самоубийство.
– А если у нее не получится?
– Как же это?
– Ну, она будет обезоружена и не окажется помощника?