Секира и меч

— А что говорят?

— Говорят, отец наш сам виноват — не платил князю оброк. Говорят, коли платил бы, — защитил бы его князь от разбойников, татей. А Аскольд не платил. И вот… лишился жизни.

— Да. Князь — защита. Это правда, — кивнул Фома. — С князем следует ладить.

— Может, половцы? — спросили Афанасий и Борис.

Кирилл покачал головой:

— Половцы давно не приходят. Они знают: у нас голод, у нас нечего взять. Ханы приходят в урожайные годы.

— Это кто-то из своих! — сказал уверенно Андрей и отщипнул от хлеба.

— Кто? — сжал кулаки Памфил.

— А если сам князь подослал убийцу? — предположил Андрей.

— Ты с ума сошел! — повысил голос Фома. — С князем следует ладить… Как ты мог подумать такое?

Памфил схватил Андрея за руку:

— Почему думаешь на Мстислава?

— Хочет нас запугать. И других из Сельца. Да и не только из Сельца…

— Объясни! Не понимаем… — сказали Афанасий, Борис и Никифор.

— Очень просто, — Андрей поглядел на Фому. — Князь ясно дает понять: не будете исправно платить — все смерть примете…

— И улыбается при этом, — добавил Кирилл. — Нехорошо улыбается…

Младшие братья кивнули:

— Князь Владимир нам был по душе. Справедливый.

— Может, Мстислав и убил? — понизил голос Памфил.

Фома вздрогнул:

— Придет же такое в голову!.. Зачем ему убивать своих подданных?..

— Говорит же Андрей, — Памфил кивнул на брата. — Для острастки…

Фома не хотел с этим соглашаться:

— Не может такого быть! Нашего отца очень уважали… К тому же, подумайте, братья, — если б убил Мстислав или его люди, что нам тогда делать? Против князя идти? А как дома наши, как жены и дети? Мы же не одни! Мы же не в лесу живем, как Глеб…

Андрей нахмурился:

— Ты хочешь сказать, брат, что не пошел бы против Мстислава, если бы…

— А ты пошел бы? — пристально посмотрел ему в глаза Фома. — Бросил бы своих малых детей, чтоб дружинники их утопили, как щенят?

Андрей отвел глаза:

— Разве я сказал, что князь убил? Это вот он, Памфил, сказал.

Фома посмотрел на младшего брата:

— Памфил, твоя молодая жена… Скольких детей тебе уже родила?

— Четверых, — Памфил спрятал глаза, потянулся за крошечкой хлеба, оброненной на столе. — Но двое умерли…

— Ты хочешь, чтоб умерли и остальные?

Памфил посмотрел на старшего брата с досадой:

— Не о моих детях сейчас идет речь. А о наших родителях, убитых в поле… И мне трудно тебя понять, брат. Если б князь убил, ты бы…

— Князь не мог убить! — перебил его Фома. — Князю это не нужно, как не нужно тебе убивать своих пчел. Посему и говорить об этом — только время попусту терять. Нам надо думать, в каком лесу убийцу искать, кому отомстить…

— Об этом можно спросить у Глеба, — вдруг сказал Кирилл.

— Вот тоже — вспомнил! — зашумели братья. — Мы не видели его уже несколько лет.

Кирилл кивнул на распахнутое окно:

— Вон он идет, посмотрите!..

Двигая лавки, опрокидывая табуреты, все бросились к окну. И увидели Глеба. Тот шел по Сельцу, вскинув на плечо боевой топор; к поясу был прицеплен меч в ножнах.

Лицом был бледен Глеб, младший сын Аскольда. Хмуро глядел он по сторонам. Под его тяжелым взглядом улица будто вымерла: не бегали, как обычно бегают, дети, не грелись на солнышке старики.

На окно родительского дома глянул Глеб, отпрянули от окна старшие братья.

— Чем не разбойник? — тихо сказал Фома. — Эй, заприте покрепче дверь! На порог его не пускайте!..

Младшие братья и не думали слушаться:

— Такого не пустишь в дверь — он в окно вломится.

Кирилл сказал:

— Пусть заходит. Брат все же!

Быстро сели на свои места, сделали печальные лица. С опаской косились на дверь.

Вот дверь тихо отворилась, и вошел Глеб. Сумрачное лицо. Секиру скинул с плеча, поставил в угол. Меч с поясом снял, повесил на колышек у двери.

Кивнул братьям, воззрившимся на него тревожно:

— Я с миром. Или вы чего-то иного от меня ждете?

Фома сцепил под столом вспотевшие, дрожащие руки:

— Мы от тебя давно ничего не ждем.

— Отрезанный ломоть!.. — задиристо воскликнул кто-то из средних, но Фома посмотрел на того зло.

А Глеб пропустил обидные слова мимо ушей. Сел к столу, с торца сел, — что ближе к выходу. Отщипнул от краюхи крошку, плеснул в глиняную чашку вина.

Сказал негромко:

— Встретил я людей в лесу. Сказали мне про беду. Встретил и в поле людей. Показали они место, где родителей наших нашли. Встретил пастуха за околицей. Он пугал меня лесными разбойниками и стращал половецкими ханами. А правды не сказал! Кто убил? У кого рука поднялась на стариков?

На брата недобро взглянул Памфил:

— Из леса приходил кто-то. Не из твоих ли дружков? Не из разбойников ли?..

При этих словах сжались, побелели кулаки Глеба.

Вмешался Фома:

— Молчи, Памфил! Не время затевать ссоры. А ты, Глеб, не слушай его. А слушай меня, старшего брата. Я вас обоих когда-то нянчил, саживал к себе на колени, баловал пряником…

Выпил Глеб вино, сказал спокойно:

— Тот старик, которого вы прислали, говорил…

— Мы не присылали никакого старика, — перебил его Кирилл.

Услышав эти слова, Глеб побледнел.

— Значит, это был отец, — сказал он совсем тихо.

— Как отец? Когда? Родителей наших уж два дня как нет, — зашумели братья. — Ты в своем ли уме?

Глеб кивнул:

— Теперь я понял. Это отец приходил. Он ведь один знает ко мне дорогу… Вернее, приходил дух его…

Возмущались братья:

— Почему не к нам? Почему к тебе, к разбойнику приходил?..

Пытался угомонить, шипел на братьев Фома. Когда ему это несколько удалось, спросил он Глеба: