Секрет Коко
Шрифт:
— И что же произошло дальше? — спрашиваю я. Должно быть, потом в их отношениях и случился разлад.
— Когда Тэтти узнала, что беременна, все, разумеется, изменилось — весь ее мир перевернулся. Ее любимый не желал с ней больше знаться. Ему вдруг стало неловко выходить с нею в свет. И он скрылся в неизвестном направлении, чертов пройдоха, — с горечью в голосе вспоминает она, единственная, с кем Тэтти поделилась своим горем.
— Как же это все несправедливо, — закипая от гнева, возмущаюсь я. Тэтти пришлось заплатить за одну глупую интрижку очень высокую цену, она стала
— Тогда ей снова довелось пережить страшное потрясение. Все тут же набросились на Тэтти — в таких ситуациях всегда винят женщину.
Я смотрю на фотографию, запечатлевшую смеющихся молодых Тэтти и Бонни, и не вижу ни следа боли на ее лице. Если ей и пришлось хлебнуть горя в юности, то на снимке этого совершенно не заметно — обе женщины выглядят абсолютно счастливыми.
— И что же она сделала? — спрашиваю я.
— Родители ужасно рассердились, узнав о ее беременности. Они тайком отправили ее в дом матери и ребенка в ирландский Мидлендс. Очень боялись, что кто-нибудь узнает о ее позоре.
— Как она, наверное, была напугана!
— Еще бы. С родителями она не помирилась, даже после рождения малыша Дюка. Хоть она и поступила, как они велели, отдав ребенка на усыновление, родители так ее и не простили. Или она их — за все те испытания, через которые ей пришлось пройти по их вине. Поэтому она и уехала в Лондон — чтобы попытаться пережить эту трагедию.
— Несчастная Тэтти…
Бонни закуривает еще одну сигарету, как всегда, глубоко вдыхая ее ароматный дым.
— Да, бедняжка, тяжело ей пришлось. Какая-то часть ее так никогда и не оправилась после всего пережитого. Страдания из-за разлуки с Дюком она пронесла через всю жизнь, хотя и держала его на руках всего восемь часов.
По моим щекам уже струятся слезы. Всего восемь часов?
— А почему она назвала его Дюком?
— В честь Дюка Эллингтона — видите ли, его «In A Sentimental Mood» была их песней, Тэтти и ее любимого человека. Она даже просила монахинь передать его будущим приемным родителям это имя, но, конечно, мы так и не знаем, уважили ли они ее просьбу… Этих монашек едва ли можно назвать белыми и пушистыми. Они ведь даже письмо у Тэтти не взяли.
— Не представляю, как она это пережила.
— Она держалась, как могла, стойкая моя девочка. Она пыталась справиться со своей болью, стараясь вообще не говорить о Дюке. Тэтти упоминала о нем лишь в день его рождения. Но она никогда не позволяла себе пролить ни слезинки в этот день — десятого ноября. В остальные дни она держала все эти муки в себе. Только так она могла продолжать жить дальше.
Стоит полнейшая тишина: мы обе размышляем о том, каким невыносимым было существование Тэтти после столь тяжелой утраты и несчастной любви.
— А как же сумочка? — спрашиваю я.
— Она никогда с ней не расставалась. О потерянном сыне ей напоминала лишь «Шанель» и это письмо — о сыне и, должно быть, о его отце. Думаю, она продолжала любить его, несмотря ни на что. В ее глазах он был самым лучшим. Он был любовью всей ее жизни. Думаю, именно поэтому она так и не вышла
замуж.— Вы с ней были очень близки, да? — Я вижу, с какой любовью Бонни отзывается о Тэтти, ее теплые чувства звучат в каждом слове.
— Очень. Я всем ей обязана. Вот так легко и просто.
— В каком смысле обязаны?
— Тэтти помогла мне, когда я забеременела при ничуть не лучших обстоятельствах. Она поддерживала меня в горе и в радости, помогала всем, чем могла, после того как мой ни на что не годный молодой человек бросил меня в беде. Не будь со мной Тэтти… кто знает, чем бы для меня все закончилось.
— Так она взяла вас под свое крылышко?
— Да. Она не могла допустить, чтобы со мной произошло то же самое, что и с ней, чтобы я тоже потеряла своего малыша.
— А такое могло случиться?
— Я тогда совсем растерялась. Не знала, что делать, куда идти. А Тэтти стала мне опорой. Времена сильно изменились с тех пор, как ее разлучили с Дюком, но матери-одиночки по-прежнему считались вне закона, даже в Лондоне. Если бы она не нашла нас, кто знает, где бы я была сейчас. Она настояла на том, чтобы мы пожили у нее до тех пор, пока не встанем на ноги. У Тэтти у самой не было ни гроша за душой, но она готова была разделить с нами последний кусок хлеба.
Я тут же вспоминаю слова Мэри Мур о Тэтти: о том, как та реагировала на ее заботу. Неудивительно, что она завещала все свои средства благотворительной организации: она просто была из тех, кто готов все отдать на благое дело.
— Похоже, она была вам настоящей подругой.
— Ближе ее у меня никого не было. Мы поддерживали связь годами. Уже незадолго до ее смерти я собиралась приехать к ней в гости, но она запретила. В конце концов я сложила два и два — она просто не хотела меня видеть. Мне пришлось принять ее выбор, хотя это и было очень тяжело, скрывать не буду.
— Ее сиделка сказала, что Тэтти запретила всем приходить на ее похороны.
Бонни кивает:
— О ее кончине я и вовсе узнала спустя несколько недель. Я чувствовала себя ужасно, корила за то, что не была с ней рядом. Но она сама так захотела, я все понимаю. Точно так же я уважаю ее решение выставить все свое имущество на аукцион. Это было разумно с ее стороны. Наследников у нее не было, кому еще ей было все это оставлять?
— Как вы думаете, Бонни, она все же была счастлива? — спрашиваю я. Мне не хочется верить, что Тэтти всю оставшуюся жизнь провела, оплакивая сына, которого ей так и не довелось узнать.
Повисает долгая пауза, но затем Бонни отвечает:
— Она научилась жить с этим. Как я уже сказала, с родителями она так и не помирилась, но ей всегда казалось, что их наследство — это своего рода компенсация. Потому жила она довольно богато. Тэтти умела обращаться с деньгами, а потому вкладывала их очень осторожно. На вырученную сумму она и прожила последние годы своей жизни. Тэтти знала и хорошие времена — она любила музыку. У нее были толпы поклонников. Думаю, она была счастлива по-своему, но ничто не могло заполнить пустоту в ее сердце. Разлука с Дюком оставила неизгладимый след в ее судьбе.