Секретик

– Бесят меня эти секретики! – крикнул Егор.

Вздрогнув, Тёма неохотно отвел глаза.

– Меня тоже, – осторожно сказал он. – А тебя почему?

– Таньке кошмары снятся, – объяснил Егор, – каждую ночь ноет, спать не дает.

– Про секретики ноет? – удивленно спросил Тёма. Егор кивнул. Лицо у него было несчастное и отчаянное.

– Не нравится мне это. Ревут, как дуры… – он зло пнул землю, и подброшенный осколок стекла со звоном ударился об ограду. Тёма шарахнулся, уворачиваясь от комьев земли, поспешно поднялся.

– Зря, – сказал он. – Красивый был… Как окошко.

– Вот именно! – Егор резко повернулся к нему и осекся, глядя через Тёмино плечо.

– Конечно, зря, – раздался сзади старческий голос.

Тёма судорожно спрятал сигарету за спиной и пихнул локтем Егора – тот и не думал скрывать, что курит.

Мальчишки и дед разглядывали друг друга, набычившись. От старика исходила слабая вонь – не понятный запашок больного тела, а искусственная свежесть химической лаборатории, от которой подташнивало и резало глаза. Темное пальто вблизи оказалось каким-то сизым, покрытым белесым налетом – и таким же налетом был покрыт шарф. Синевато-бледное лицо выглядело влажным и скользким. Выцветшие глаза с отвращением уставились на дымящую сигарету Егора. «Настучит же!» – мысленно крикнул Тёмка и снова пихнул приятеля локтем.

– Вы чего сюда лезете? – вдруг грубо спросил Егор, не обращая внимания на отчаянные сигналы друга. Старик молчал. Егор демонстративно затянулся табачным дымом, тяжело закашлялся.

– Да хоть укуритесь, мне все равно, – ухмыльнувшись, проскрипел дед. – Только вот секретики ломать не надо! Твоя сестренка старалась, а ты ломаешь. Нехорошо.

– А вам какое дело? – просипел Егор, все еще кашляя.

– Это же произведение искусства, целая вселенная под осколком бутылочного стекла! Настоящее окошко в другой мир. Правда, мальчик? – повернулся он к Теме. Тот на всякий случай кивнул. – А ты разрушил ее одним пинком, – снова обратился старик к Егору. – Надо исправить.

– Не буду я ничего исправлять, – буркнул Егор, и Тёма снова пихнул его локтем. Он почувствовал озноб – на пяточке резко похолодало, хотя солнце светило по-прежнему. Тёма вдруг понял: ему почти хочется, чтобы старик пригрозил наябедничать. Это было бы понятно и, оказывается, совсем не страшно. Но дед молчал, выжидающе глядя на мальчишек, и было видно: секретики волнуют его гораздо больше, чем сигареты.

– Я заново сделаю, – сказал наконец Тёма.

– Не смей, – прошептал Егор, но Тёма покачал головой. Зачем упираться? Сделай, что говорят, – и от тебя отвяжутся. Он был готов на любую чепуху – лишь бы старик ушел.

Присев на корточки, Тёма медленно собрал остатки Таниного секретика – блестящий фантик, кусочек проволоки, белый камешек. Дотянулся до стеклышка, мимоходом удивившись его чистоте и прозрачности – слюнями она его, что ли, оттирала? Прикрыл им разноцветный сор, присыпал землей, пальцем провертел окошко. Невольно залюбовался – под толстым бутылочным стеклом мусор снова зажил своей жизнью, прекрасной и загадочной. Взглянул на Егора – тот стоял, сунув руки в карманы и глядя в землю. Его губы зло подергивались.

Тёма встал, отряхивая руки, вызывающе взглянул на старика.

– Хороший мальчик, – похвалил дед. Нагнулся, рассматривая секретик. – Знаешь толк в красоте, а? Хочешь сделать еще один?

– Больно надо, – буркнул Тёма.

– Надо, надо, – заворковал старик. – Своими руками – такое красивое! Такое таинственное, а? – дед хитро улыбнулся. – Такое… глубокое!

Он вдруг разволновался. Морщинистое лицо осветилось напряженной радостью, под мохеровым шарфом нервно заходил кадык. Тёма неуверенно оглянулся на Егора – тот подался вперед, мучительно сдвинув брови. Тёма показал глазами на старика – мол, когда только отвяжется? Егор не ответил, и Тёма с унылой готовностью повернулся к деду.

– Фольга из сигаретной пачки? Нет, мальчик, самый лучший, самый светящийся межзвездный газ! Ольховая сережка – спираль созвездия. Песчинки – отборные астероиды! Теперь вот это, – старик с кряхтением нагнулся, содрал со стрелки подорожника горсть багровых семян. – Красные карлики! И желтые звезды, совсем как солнце.

Тёма уложил в ямку несколько цветков пижмы, задумчиво взъерошил волосы.

– Чего-то не хватает? А как же. Атмосферы! Прозрачной, хрустальной, прохладной! – он подал Теме стеклышко. Костлявые пальцы дрожали. Тёма протянул руку, и на ладонь упала капля пота. Мальчик отшатнулся, тряхнул головой, очнувшись. Увидел искаженное лицо, обнажившиеся от напряжения желтые зубы, влажно блестящий, восковый лоб. Почувствовал отвратительно-холодный, неживой запах. В отчаянии оглянулся на Егора.

– Ну же! – настаивал старик. – Положи стеклышко!

– Да отстаньте вы от нас! Придурок! – вдруг визгливо крикнул Егор.

– Ты чего, – зашептал Тёма, – нельзя же так!

– Нельзя, – согласился старик. – Вы не понимаете, мальчики, – в его голосе появилась угроза. – Нужно много, много окошек!

– Мы как раз понимаем, – Егор трясся, сжимая кулаки. Старик внимательно посмотрел на него и заулыбался. От этой улыбки Теме стало совсем не по себе.

– Умный мальчик, – одобрительно сказал дед. – Хороший мальчик… Нужно последнее окошко.

– Щас! – яростно крикнул Егор и пихнул старика в грудь. Тот пошатнулся, отступая к ограде.

– Положи стеклышко, хороший мальчик, – обернулся он к совсем обалдевшему Теме. Тот потянулся к почти законченному секретику. В глазах старика загорелось сумасшедшее, злобное веселье, но тут Егор толкнул его снова – бешено, изо всех сил, с ужасающей расчетливостью. Тёма услышал тихий и страшный хруст и закрыл глаза.

Казалось, старик просто лежит, упираясь головой в бетонный забор. Его глаза закатились, уставившись в небо с безумной радостью; клетчатый шарф выбился из-под воротника и пропитался белесой жидкостью, вытекающей из открытого рта.

– Ты… ты зачем?! – крикнул Тёма.

– Дурак, если не понял, – Егор еле шевелил побелевшими губами.

Тёма зачарованно смотрел на труп.

– Интересно, это мозги или у них кровь такая?

Егор бешено взглянул на него, и Тёма замолчал. Отворачиваясь и стараясь не задеть намокшие куски ткани, он натянул шарф на лицо старика.

– Сорвался… У разведчиков это бывает, – с жалостью сказал Тёма. – Надо его зарыть, наверное…

Он повертел в руках забытый Таней совок и, вздохнув, воткнул его в землю.

– Найда разрыть может, – сказал Егор, тревожно поглядывая на часы. – Успеем яму поглубже сделать?

Они уныло смотрели на мелкую канаву, выкопанную рядом с забором. Тёма подозревал, что на такой глубине тело учуют не только собаки, но и люди. Снова мелькнула мысль пойти и рассказать все родителям. Он покосился на Егора, – тот стоял, сложив руки на груди и решительно выпятив челюсть, и по его виду было ясно: сдаваться нельзя. Тёма сурово сдвинул брови, укоризненно глядя на жалкую яму, но скоро его лоб разгладился.