Секретная просьба (Повести и рассказы)
Шрифт:
— Ваше превосходительство, всё готово, — доложил офицер генералу.
Подвели обречённых к столбам. Генерал поднял руку, скомандовал:
— Пли!
Взвился дымок из солдатских ружей. Рухнули вниз казнённые.
Декабрист поручик Иван Сухинов был схвачен позднее других.
Невзлюбило тюремное начальство Сухинова. Погнало в Сибирь пешком. Семь тысяч вёрст прошагал в кандалах Сухинов. Шёл год, шесть месяцев и одиннадцать дней.
Попал он на ту же нерчинскую каторгу, правда отдельно от всех других — на Зерентуйский рудник.
Пробыл Сухинов здесь месяц, второй. Присмотрелся. Освоился. Появился
Заключённые в Зерентуйске поддержали Сухинова. Стали сообща готовиться.
— Пули нужны, пули, — говорил Сухинов.
Стали заговорщики в лесу тайно лить пули и делать патроны.
— Первым делом бери цейхгауз [5] , - наставлял Сухинов.
Ходили каторжники вокруг цейхгауза, смотрели, с какой стороны лучше на склад напасть.
Восстание назначили на май, на весну. Всё выше и выше над лесом солнце. Всё ближе и ближе момент восстания.
И вдруг заговор Сухинова был раскрыт. Страшная участь постигла его участников. Шесть человек, в том числе и Сухинов, были приговорены к смертной казни. Остальных нещадно били плетьми и кнутами.
5
Цейхгауз — помещение, где хранилось оружие.
Сухинова перед казнью хотели клеймить — поставить на лице раскалённым железом тюремные знаки. Для офицера такое наказание было страшнее смерти.
Узнал Сухинов:
— Не радоваться палачам!
Когда тюремщики пришли за ним в камеру, Сухинова не было уже в живых. Он сам распрощался с жизнью.
Александр Бестужев, Александр Муравьёв, Александр Якубович, Александр Одоевский, Александр Поджио, брат Иосифа Поджио, моряк Александр Беляев и десять ещё Александров. Всего шестнадцать. Вот их сколько среди декабристов.
Каждый год в конце лета тюремное начальство разрешало для всех Александров устраивать общие именины. Торжественно, весело проходил этот день.
Макар Макаров — солдат из новеньких — нёс охрану, ходил вдоль тюремной стены. Знает он, что веселятся сейчас заключённые. Сквозь окна дружный несётся смех.
Ходит солдат, рассуждает: «Ишь смеются! Каторжные, а веселятся, ишь!»
Потом кто-то запел. Басом таким, что Макаров вздрогнул. «Не хуже, чем наш Гаврила», — прикинул солдат. Был у них на деревне певец Гаврила. Голос имел такой, что минуту его послушаешь — неделю в ушах звенит.
Затем кто-то читал стихи. Кто-то играл на скрипке. Снова пели. На этот раз хором:
Эй, вы, сени, мои сени,Сени новые мои…«Ишь веселятся…» — опять о своём Макаров.
И вдруг сквозь песню солдату послышался звон цепей.
Замер Макаров.
«Никак,
кандалы сбивают, — пронеслось в голове у солдата. Прислушался. — Так и есть — сбивают! Вона железа стук».Представил себе Макаров — вырвутся каторжане сейчас наружу. Их много. А он один. И ружьё одно!
Сильнее, сильнее кандальный стук.
Бросился Макаров к унтер-офицеру Кукушкину. Вышел Кукушкин из караульного помещения. Прислушался. Верно. Так и есть — кандалы сбивают.
— За мной! — закричал Кукушкин. Бросился к камере.
Однако за дверь не рванул. Приложился вначале к замочной скважине. Глянул, расправился. Повернулся затем к Макарову и съездил солдата по шее.
— Дубина, — сказал и ушёл.
Постоял в изумлении новичок. А потом и сам приложился к двери. Глянул, не верит своим глазам — в танце, в мазурке кружатся узники. Мазурка — азартный танец. Нелегко в кандалах танцевать мазурку. Бьют по дощатому полу кандальные цепи. Дребезжат и трясутся рамы.
Глазеет обалдело на декабристов Макар Макаров: «Ишь напридумали! Каторжные, а веселятся. Ишь!»
Разрешили декабристам получать книги. Выделил комендант тюрьмы молодого офицера. Поручил ему следить за тем, какие книги будут присылать заключённым. Нет ли среди них недозволенных.
— Читай, да внимательно, — наставлял комендант.
Обрадовался молодой офицер: «Повезло. Буду себе полёживать, буду себе почитывать».
И вот стали поступать к декабристам книги.
Полёживает офицер, почитывает. Прочитает, пишет на первом листе «Читал», расписывается и отдает декабристам.
За первой партией книг поступила в Сибирь вторая, затем третья, четвёртая, пятая. Всё больше и больше приходит книг. Привозят десятками, сотнями. Тащат их в комнату к офицеру. Завалили книги углы, поднялись от пола до самого потолка. С ужасом смотрит молодой офицер на эти печатные горы. А книги идут и идут.
Присылают их в пачках, в мешках, в деревянных ящиках. Разные книги сюда приходят: по астрономии, по геологии, по географии, по биологии, по философии, по математике…
А тут пришёл обоз из пяти саней.
— Что такое? — кричит офицер.
— Книги.
— Какие книги?!
Отвечают:
— Медицинская библиотека.
А в этой библиотеке четыре тысячи разных книг.
— Боже! — вырвалось у офицера.
Где же книги ему читать! Листать едва успевает. Сидит за столом от зари до зари. Уже не пишет на книгах «Читал», помечает «Свидетельствовал».
А тут повалили иностранные книги. На французском, английском, турецком, испанском, арабском — на пятнадцати языках.
Совсем ошалел бедняга. Уже и не может понять, какую книгу с какого конца листать. Словарями обложился со всех сторон. Словарей не хватает. Сторон не хватает.
А главное, как разобраться, как уследить, какая книга из них запретная.
— По названиям определяй, по названиям, — советует комендант.
Взял комендант рядом лежащую книгу, прочитал: «Опыт археологических исследований».
— Вот видишь, — сказал офицеру. — Археология. Тут ничего нет запретного. Значит, давай.
Потянулся за другой книгой. Попалась иностранная, с картинками. На картинках жуки и бабочки. «История насекомых», — перевёл комендант название книги.