Секретная зона: Исповедь генерального конструктора

Выйдя из здания станции, офицеры увидели словно бы обезлюдевший поселок. Все живое спряталось от жары. На площади перед зданием станции шуршали, вяло перекатываясь от порывов ветра, бесформенные клочья старых газет. В поселковом Совете тоже не оказалось ни души, хотя все двери были открыты.

Заметив сразу много военных, к Совету начала собираться смуглая босоногая ребятня. Вскоре появился и председатель поселкового Совета. По-русски он говорил и понимал плохо.

– Салам. Здравствуйте. Мы офицеры-строители. Прибыли сюда работать, - начал Губенко.

– Че работать. Где работать?

– Потом увидишь, а пока помоги нам, пожалуйста, разместиться на квартиры и подскажи, где тут можно пообедать.

– Обедать? Асхана. Станция.

– Председатель пока зал рукой в сторону станции.

– А где переночевать? Ночевка, - добавил Губенко, чтобы было понятней.

– Ночка? Ночка асхана йок.

Один мальчик что-то сказал председателю по-казахски, тот заулыбался:

– Понимал, якши!
– И тут же быстро начал говорить мальчикам, тыча в каждого пальцем.

Мальчики вихрем сорвались с места и куда-то убежали. Потом начали появляться взрослые, и с ними офицеры разошлись по домам. Губенко распорядился всем офицерам оставить свои вещи на квартирах и собраться в здании станции, где, как он понял, должна быть столовая - асхана. Но асхана оказалась закрытой. От дежурного по станции узнали, что она отпускает обеды только для поездных бригад. Значит, ни обеда, ни ужина, ни завтрака не будет.

Пока соображали, как быть с питанием, начало твориться что-то очень странное. Ослепительно яркий солнечный день как-то быстро сменился густыми сумерками, засвистел ветер, здание станции заполнилось сероватой мутью, из-за которой в нескольких шагах ничего нельзя разглядеть. На лицах, на обмундировании появился пепельно-серый налет. Губенко сказал:

– Пыльная буря. Старая знакомая. Помню еще по двадцать девятому году, когда гонялся за басмачами в Туркмении. Привыкайте, хлопцы.

По железнодорожной связи с трудом удалось выяснить, что следующий в Сары-Шаган эшелон с имуществом войсковой части 19313 прибудет через два дня. Тем временем пыльная буря начала стихать, снова открылось безоблачное белесо-голубоватое небо и на нем - повернувшееся к западу жаркое небо. В здании станции появился председатель поселкового Совета.

– Асхана йок. Бесбармак бар, - сказал он. Учтиво, с поклоном сложил ладони перед собой, обратился к Губенко: - Мыхман - госьт будешь. Все вы будешь госьт - мыхман у председателя.
– Последние слова он сказал, обращаясь ко всем офицерам.

– Рахмет, спасибо, - ответил с поклоном Губенко.
– Пошли, хлопцы, здесь такой обычай, что отказываться нельзя. Обидятся. Жаль, что никакого подарка у нас нет.

– Товарищ полковник, - тихо сказал один офицер.
– Разрешите, я сбегаю, у меня есть кое-что такое, что не стыдно подарить.

Председатель жил в мазанке, но у него «во дворе» была еще и юрта. Тут же из небольшого стожка щипал сено верблюжонок.

– Таке малэ, а вже згорбылось, - пошутил Губенко, поглаживая верблюжонка.
– Но все равно он очень симпатичный. Малыши у всех животных симпатичные.

Председатель познакомил гостей со своей «маржой» - женой и сыном-восьмиклассником, который свободно говорил по-русски и с этого момента стал выполнять роль переводчика. Пока шли разговоры о том, о сем, пришел офицер с подарком. Передавая сверток полковнику Губенко, он шепнул:

– Здесь самовар. Они ведь очень любят чай.

Губенко развернул сверток и обомлел: самовар оказался электрическим. Передавая подарок хозяину, он сказал:

– Уважаемый Нариман! В честь нашего знакомства мы дарим тебе и твоей семье этот электрический самовар в знак того, что скоро в ваш поселок придет электричество, много электричества, и у вас вместо керосиновых ламп везде будут лампочки Ильича, и вы будете пить чай из электрического самовара.

Хозяин поблагодарил, передал самовар просиявшей хозяйке и пригласил всех в юрту.

В юрте на большом ковре была разостлана белая скатерть, вокруг нее разложены подушки. Офицеры, следуя примеру Губенко, сели по-восточному. Хозяин тем временем выложил на скатерть граненые стаканы и полдюжины бутылок с зелеными наклейками, на которых русскими буквами было напечатано слово «АРАКЫ», и занял свое место напротив Губенко. Хозяйка с сыном начали подносить свежевымытую ярко-красную редиску, - не круглую, похожую на клубни крохотной свеклы, а продолговатую, похожую на длинные огурцы. Потом пошли пучки зеленого лука и пиалы с шурпой. Хозяин принимал пиалы и передавал их гостям. Разливая «аракы» в стаканы, спросил у Губенко:

– Че работать здесь будем?

– Про целину читал?

– Целина? Знаю, знаю, - закивал Нариман.

– Вот мы и есть целинники.

Нариман хитро сощурился, поднял указательный палец:

– Шутишь? Знаю, кем работаешь! Бальшим чылавекам работаешь! За твое здоровье, начальник!

– Ты здесь самый большой начальник от советской власти. За твое здоровье, председатель, - ответил Губенко.

После шурпы был бешбармак, который проголодавшиеся офицеры уплетали, засучив рукава гимнастерок по примеру Губенко. При этом один за другим следовали новые тосты. А Губенко как самому почетному гостю довелось с шутками-прибаутками разделить баранью голову между всеми присутствующими…

В назначенный день на станцию Сары-Шаган прибыл эшелон с имуществом, сопровождаемый командой из 19 солдат и старшин, затем - эшелон комбата Балашова. За «сквером» у станции вырос палаточный городок, куда переселился и Губенко с офицерами. Договорились с управлением дороги об использовании имеющихся на станции запасных рельсов и шпал для сооружения отводной ветки. Через три недели ветка была готова к приему эшелонов. Войсковая часть 19313 открыла себе окно в пустыню, к месту своей адски трудной работы, изготовилась к прокладке первой борозды на противоракетной целине, там, где раскинулась «людьми и Богом позабытая Сары-Шаганская земля»…

В конце июля, в самую жару, к Губенко нагрянули гости. Со стороны ближайшего гражданского аэродрома в воздухе застрекотал Ан-2 с военными опознавательными знаками, на малой высоте пролетел вокруг станции, высматривая место для посадки, приземлился и подрулил поближе к палаточному городку. Из самолета вышел подтянутый сухопарый генерал и, щурясь от обилия солнечного света, легким неторопливым шагом направился в сторону штабной палатки, откуда за прибытием самолета наблюдали Губенко и комбат Балашов. Вслед за генералом семенил, тяжело отдуваясь, тучный пожилой полковник с пухлым портфелем.

– Вот это номер. Сам начальник главка, генерал Григоренко. И с ним начальник проектного института, Иван Иванович, - сказал Губенко Балашову.
– Пойдем предстанем.

На положенном расстоянии Губенко остановился, приложил руку к фуражке, доложил:

– Товарищ генерал, войсковая часть девятнадцать тысяч триста тринадцать ведет работы согласно плану. Командир части полковник Губенко.

Генерал поздоровался с Губенко, и Балашовым, а они оба поздоровались с Иваном Ивановичем. Григоренко не без удовольствия разглядывал подтянутую фигуру Губенко, будто влитую в молодцевато заправленную гимнастерку под ремнем и портупеей, густо загоревшее, облуженное горячими степными ветрами лицо, нос с чуть заметной зашелушившейся горбинкой, густой чуб, подстриженный под короткий бокс, какой умеют делать только войсковые парикмахеры. Во всех внешне видимых чертах полковника и в каких-то неуловимых мелочах угадывались неуемная внутренняя энергия и стремительность этого давно знакомого генералу бывалого воина, наторевшего в делах военного умельца - строителя. Тонкие черты слегка скуластого лица генерала Григоренко и пристальный взгляд по-восточному чуточку скошенных глаз, устремленных на Губенко, излучали заряд добродушного юмора, как будто генерал прилетел сюда не по делам службы, а просто завернул в гости к старым друзьям.