Секретные протоколы, или Кто подделал пакт Молотова-Риббентропа

Мемель — город, основанный крестоносцами в 1252 г, всегда был чисто немецким, литовцев в нем проживало к 1923 г. не более 8 %, а в прилегающих районах из 120 тысяч жителей они насчитывали не более 32 тысяч. [160] К тому же местные литовцы, именуемые литовниками, были в значительной степени онемечены и по вероисповеданию являлись лютеранами в отличие от остальных литовцев-католиков. Хотя территориально Мемельский край был небольшим, экономическое его значение было огромно: он дал Литве единственный морской порт, в Мемеле было сосредоточено около 30 % всей литовской промышленности.

160

Тюляков С. Выборочная память // Независимое военное обозрение, 25 июля 2007 г. // http://nvo.ng.ru/history/2003-07-25/5_memory.html

Немцы, ставшие в нищей Литве нацменьшинством, не испытывали восторга от новой «родины», многие даже отказались принимать литовское гражданство. С приходов к власти Гитлера и возрождением Германии в Мемеле, переименованном литовцами в Клайпеду, активизируется движение мемельлендеров за возврат края в лоно фатерланда. Создаются военизированные формирования, в январе объявляется о подготовке референдума по вопросу присоединения к Германии. Воспользовавшись ситуацией, Берлин 21 марта предъявляет Каунусу ультиматум с требованием вернуть Германии Мемель и заключить межгосударственный договор, ставящий Литву в зависимость от рейха. Литва униженно соглашается принять германские требования. 22 марта в Мемель на военном корабле прибывает Гитлер, где его встречает ликующая толпа.

Германия в этом случае брала пример с Польши. 1 марта 1938 года на литовско-польской границе обнаружили труп польского солдата. Варшава тотчас развернула массированную антилитовскую кампанию, готовясь осуществить аншлюс Литвы параллельно с гитлеровским аншлюсом Австрии. 16 марта в Берлине посол Липский осведомился у Геринга о реакции Германии на захват Польшей Литвы. Тот выразил полнейшее согласие с этим шагом, оговорив только, что Мемель не должен быть захвачен поляками. В ночь с 16 на 17 марта Варшава предъявила Литве ультиматум: в течение 48 часов подписать мирный договор (состояние войны между двумя странами не было прекращено с 1920 г.) и отказаться от каких-либо притязаний на Вильно. В противном случае, Польша угрожала применить силу, сосредоточив на литовской границе крупные воинские силы.

Эскалацию конфликта остановило вмешательство Советского Союза и Франции. 16 марта наркоминдел Литвинов заявил польскому послу в Москве Гжибовскому, о том, что СССР не останется безучастным в случае начала агрессии. После того как Франция выступила с аналогичным заявлением, поляки сбавили обороты. Литве же не осталось ничего другого, кроме как удовлетворить польские требования. Но вопрос о Виленской области не был решен в марте 1938-го. Через полтора года Красная Армия, перейдя польскую границу, один из ударов устремит в направлении Вильно. Польский гарнизон окажет сопротивление, советские войска при захвате города 17–18 сентября понесут потери в технике и живой силе. А уже 10 октября 1939 г. Вильно с окрестностями будет передан Литве на основании советско-литовского договора. Литовский диктатор Сметона объявит Вильнюс столицей Литвы, но переехать в этот польский город побоится. Лишь 25 августа 1940 г. Верховный Совет Литовской ССР принял постановление «О переезде государственных и правительственных органов в Вильнюс».

Всплыла Виленская область и в «секретном протоколе» от 23 августа 1939 г. Некоторые комментаторы пытаются представить дело так, будто инициатива признать за Литвой права на Вилен-скую область исходила от Германии: поскольку Литва отходила в ее «огород», то фактически немцы застолбили за собой право и на Вильно с окрестностями. Но в этом случае вопрос о разграничении сфер интересов на северо-востоке Польши не был решен ни 23 августа, ни 28 августа 1939 г. Это уже не такая мелочь, как прокол с рекой Нарев, не впадающей в Вислу. Границы так называемой Виленской области никому не были известны, а сами литовцы, например, считали своими и Сувалки, и Августов и даже Гродно с Лидой, рисуя границу «Великой Литвы» аж по реке Неман. Поэтому элементарный здравый смысл подсказывает, что в «секретном протоколе» не стоило разводить демагогию про права на Виленскую область, а надо было конкретно разграничить сферы интересов двух держав в Виленском воеводстве Польши — северо-запад Германии, юго-восток — СССР.

Мемель, как и Вильно, достался литовцам на халяву. Красная Армия взяла его руины штурмом в конце января 1945 г., понеся немалые потери (всего в Литве погибло около 600 тысяч советских солдат). Город вновь переименовывается в Клайпеду и включается в состав Литовской ССР, которая наконец обретает свои современные границы. Ныне в Литве немцы не проживают, поляки составляют меньшинство — менее 7 % населения, а от евреев, некогда второй по численности группы городского населения, практически не осталось следа. Большинство евреев было уничтожено во время германской оккупации, и в основном этим занимались местные из числа национально озабоченных активистов. Кстати, Литве в деле этнических чисток принадлежит своеобразный мировой рекорд: по числу уничтоженных евреев относительно общей численности населения страна занимает первое место в мире.

В июне 1941 г. немцев многие литовцы встречали с цветами, видимо надеясь по старой памяти, что оккупанты вновь, как и в 1918 г., будут пестовать литовскую независимость. В Каунасе даже было провозглашено коллаборационистское Временное правительство Литвы во главе с Юозасом Амбразявичюсом, которое оккупанты, однако, разогнали, а Литву включили в состав рейхскомиссариата «Остланд». И если латыши и эстонцы, условно говоря, считались людьми второго сорта, то литовцы пользовались правами третьесортной этнической группы, не годной к германизации. Литовцы даже не удостоились сомнительной чести служить в национальных формированиях ваффен-СС. И если в Латвии и Эстонии партизанского движения фактически не было, в Литве оно существовало, правда в основном партизанами были поляки, евреи (известны даже целые еврейские отряды) и русские. Из литовцев оккупанты формировали лишь местную полицию.

Из всех прибалтийских народов у литовцев было самое обостренное чувство национальной неполноценности. С одной стороны, национальная интеллигенция сумела внушить своим соплеменникам миф о древней Великой Литве, простиравшейся от моря до моря (это было достигнуто путем «приватизации» польско-русской истории), а с другой стороны вся современная история Литвы — это длинная цепь поражений и унижений. Литовское государство создано под эгидой оккупационных германских войск и избегло поглощения Польшей только потому, что в Лондоне и Париже это сочли нецелесообразным. Литовские войска не сумели одержать хоть каких-нибудь успехов в войне с поляками и беспомощно сдали свою столицу Вильно повстанцам Желиговского. 20 лет литовцы болезненно переживали «оккупацию» трети «своей» территории Польшей, а сохранили свою «независимость» лишь благодаря заступничеству СССР и Франции. В 1938 г. Литва униженно приняла ультиматум Польши, в 1939 г. испуганно отдала Германии «свою» Клайпеду. При этом Берлин еще и вволю поиздевался над литовцами, заставив официальный Каунас публиковать в газетах приветственные передовицы в честь новой эры германо-литовской дружбы.

Все европейские границы нарисованы кровью и оружием. Что касается соседей Литвы по антисоветскому «санитарному кордону» — Польши, Финляндии, Латвии и Эстонии, то национальное самосознание их народов имело поводы для определённой гордости, потому что собственные границы они чертили своим оружием и оплатили их своей кровью. Поляки превозносили Чудо на Висле и полководческий гений Пилсудского, наголову разгромившего Западный фронт под командованием Тухачевского. Эстонцы чествовали генерала Лайдонера, утвердившего независимость своей маленькой страны победой своего отряда над отрядом фрайкора (немецкого ополчения) в бою под Вынуу. Латыши, хоть их свободу в борьбе с Красной Армией в основном отстояли бойцы немецкого ландвера под командованием генерала фон дер Гольца, считали победу на большевиками своей победой. Независимая Финляндия рождалась в горниле жестокой гражданской войны, и уж чего-чего, а крови финская государственность стоила немалой. Маршал Маннергейм — крестный отец свободной страны Суоми — крестил ее огнем и мечом. Даже крайне слабая в военном отношении Румыния умудрилась под шумок отхватить себе от России Бессарабию, от Венгрии — Трансильванию и тем самым утвердить Великую Румынию (пусть и картонную). Одни лишь литовцы не имели ни великих полководцев, ни громких побед, и границы их государства сложились по милости покровительствующих им великих держав.

В период своей первой независимости Литва была самой нищей из всех стан, образовавшихся на обломках Российской империи. В Латвии литовцев-батраков воспринимали примерно так же, как сегодня в РФ относятся к таджикским гастарбайтерам. С демократическими европейскими традициями у литовцев тоже не задалось — диктатура там была установлена раньше, чем у латышей и эстонцев, в 1926 г. Никаких заметных культурных, экономических и социальных достижений в межвоенный период Литва не достигла. Разве что крестьянская беднота сильно обовшивела (об этом сильно переживала тогдашняя пресса), но гордиться этим вряд ли стоит.

В 1939 г. ветер меняется, и Литва вынуждена заискивать уже не перед англичанами и французами, а перед русскими, которые в отличие от немцев, не отрывали от страны куски, а великодушно подарили ей «историческую столицу» — польский город Вильно. По этому случаю диктатор Сметона вынужден был произносить торжественные славословия в честь товарища Сталина, а в газетах публиковать ещё более восторженные статьи, нежели по поводу германо-литовской дружбы. Наконец, литовская государственность тихо скончалась под восторженные вопли голодных обывателей, которые предпочли сытную пайку опостылевшей независимости.