Секретные войны Советского Союза

Во-первых, захват территории КНДР дал бы США непосредственный выход не только к сухопутной границе дружественного СССР Китая, но и непосредственно к советской. Во-вторых, победа Соединенных Штатов, как уже отмечалось, серьезно изменила бы военно-стратегическую обстановку на Дальнем Востоке в пользу США. В-третьих, к этому времени серьезно возросла напряженность в дальневосточном приграничье. Участились случаи нарушения воздушного пространства СССР американскими разведывательными самолетами. А 8 октября 1950 года произошел беспрецедентный случай – два американских штурмовика F-80 "Шутинг стар" нанесли бомбовый удар по базе ВВС Тихоокеанского флота в районе Сухой Речки [1106] . По сведениям же редакции журнала "Посев", таких налетов на аэродромы советского Приморья было совершено до десяти, в результате которых были уничтожены и получили повреждения свыше ста самолетов [1107] .

[1106]

Иванов В.В. Причины и следствия боевых действий // Россия и АТР. Владивосток, 2003 №4. С. 121.

[1107]

Посев. 2000. № 7. С. 42.

Таким образом, роли главных участников корейской войны были определены уже в первые дни конфликта. Развивавшийся первоначально как гражданская война, он вскоре трансформировался в крупную локальную войну, в ареал которой попало более пятидесяти стран.

Существует немало версий о начале войны в Корее. Пхеньян и Сеул всю ответственность за развязывание конфликта неизменно возлагают друг на друга. Северокорейская версия звучит следующим образом. 25 июня 1950 года южнокорейские войска значительными силами совершили внезапное нападение на территорию КНДР. Силы Корейской народной армии, отразив натиск южан, перешли в контрнаступление. Лисынмановские войска вынуждены были отступить. Развивая наступление, части КНА продолжали наступление и за короткое время овладели большей частью территории Южной Кореи [1108] . Причем нападение Южной Кореи северокорейскими властями, очевидно, предвиделось еще за месяц до начала войны. Во всяком случае, по данным американской разведки, уже с середины марта 1950 года из зоны глубиной до 5 км, примыкающей к 38-й параллели, проводилась эвакуация мирного населения.

[1108]

О том, что войска Южной Кореи напали на позиции КНА и спровоцировали переход ее в контрнаступление, официально объявил 26 июня 1950 г. глава правительства КНДР Ким Ир Сен. Однако полевые наблюдатели ООН, находившиеся в районе боевых действий, опровергли это заявление и ответственность за развязывание войны в Корее возложили на КНДР.

Иной версии придерживались представители Юга. 25 июня 1950 года в 4 часа 40 минут войска КНДР внезапно вторглись в Южную Корею. 75-тысячная армия северян пересекла 38-ю параллель и атаковала шесть стратегических пунктов вдоль нее, широко используя авиацию, артиллерию и бронетанковые части. Параллельно с этим КНА высадила на южнокорейское побережье два морских десанта. Таким образом, получается, что КНДР развернула хорошо спланированную широкомасштабную агрессию. За последние десять лет опубликовано немало документов и свидетельств, в той или иной степени подтверждающих южнокорейскую точку зрения. Однако по сей день остается ряд нерешенных вопросов, ответы на которые могли бы изменить общепринятые представления о начале войны в Корее.

Введенные к настоящему времени в научный оборот данные о наращивании вооружения Севера и Юга убедительно свидетельствуют о том, что к войне готовились обе стороны. Причем и Ким Ир Сен и Ли Сын Ман рассматривали силовые методы как единственную возможность создания объединенной Кореи. Однако в отличие от Пхеньяна, скрывавшего свои планы нападения на Юг различного рода инициативами "о мирном объединении" Кореи, сеульские власти выступали с жесткими милитаристическими заявлениями. Да и сам южнокорейский лидер, по словам первого американского посла в РК Джона Муччио, "был чрезвычайно авторитарен, несмотря на постоянные утверждения о стремлении к подлинной демократии в Корее. Идеей фикс Ли Сын Мана являлось объединение Кореи под его руководством. Это стало бы жемчужиной в его долгой политической карьере" [1109] . Ли Сын Ман неоднократно призывал "предпринять наступление на Пхеньян". В 1949 году он прямо заявил, что войска Республики Кореи "готовы вторгнуться в Северную Корею", что "составлен план удара по коммунистам в Пхеньяне". Осенью этого же года южнокорейский министр обороны Син Сен Мо заявил: "Наша армия национальной обороны ждет только приказа Ли Сын Мана. Мы располагаем силами, чтобы, как только будет отдан приказ, в течение одного дня полностью занять Пхеньян и Вонсан" [1110] . 19 июня 1950 года, всего за шесть дней до начала боевых действий, Ли Сын Ман объявил: "Если мы не сможем защитить демократию от "холодной войны", мы добьемся победы в горячей войне" [1111] .

[1109]

Lowe P. The Origins of the Korean War. N.Y., 1986. P.56; Попов И.M., Лавренов С.Я., Богданов В.Н. Корея в огне войны. Москва – Жуковский, 2005. С. 34.

[1110]

Государства НАТО и военные конфликты. М., 1987. С. 94.

[1111]

Государства НАТО и военные конфликты. М., 1987. С. 95.

Все эти высказывания, несмотря на нарочитую агрессивность, граничащую с провокацией, не были пустым звуком, для того чтобы лишь запугать Север. Об этом наглядно свидетельствуют другие документы. Так, 2 мая 1949 года советский посол Т.Ф.Штыков направляет шифрограмму Сталину, в которой говорится, что в связи с "планами вооруженного вторжения на Север" Южная Корея наращивает численность кадровой армии национальной обороны с 56,6 тыс. до 70 тыс. Только в районах, прилегающих к 38-й параллели, размещено около 41 тыс. солдат и офицеров. На линии соприкосновения северян и южан происходили многочисленные вооруженные столкновения с человеческими жертвами.

Войне предшествовали многочисленные приграничные вооруженные конфликты, провоцируемые обеими сторонами [1112] . Так, только в январе-сентябре 1949 года, по сведениям авторов книги "Локальные войны: история и современность", южнокорейские части более 430 раз нарушили демаркационную линию, 71 раз пересекли воздушные границы, 42 раза вторглись в территориальные воды КНДР [1113] . Во второй половине 1949 года конфликты приобрели еще большую интенсивность. Всего же в 1949 году батальоны и полки 1-й, 8-й и Столичной южнокорейских дивизий, специальные отряды "Хорим" и "Пэккор", а также полицейские подразделения совершили 2617 вооруженных вторжений за 38-ю параллель [1114] .

[1112]

Наибольшую интенсивность они приобрели со второй половины 1949 года. (См.: Локальные войны: история и современность / Под общ. ред. И.Е. Шаврова. М., 1981. С. 108).

[1113]

Локальные войны: история и современность/ Под общ. ред. И.Е. Шаврова, М., 1981. С. 108.

[1114]

Попов И.М., Лавренов С.Я., Богданов В.Н. Корея в огне войны. Москва – Жуковский, 2005. С. 28.

Во время одного такого боя 12 июля 1949 года на Ондинском направлении северяне взяли в плен трех военнослужащих 18-го полка. При допросе они показали, что командование проводило с ними секретные беседы, из которых следовало, что "южнокорейская армия должна упредить северян и нанести им внезапный удар", чтобы овладеть всей Северной Кореей [1115] . Представляют несомненный интерес и письма Ли Сын Мана американскому политологу Роберту Т.Оливеру. 30 сентября 1949 года президент РК направил ему приглашение на консультативную работу в Сеуле в своей администрации, в котором отметил, что "сейчас психологически наиболее подходящий момент", чтобы освободить Север Кореи. "Мы оттесним часть людей Ким Ир Сена в горный район и там заморим их голодом… Я полагаю, что Советский Союз не будет настолько глуп, чтобы начать вторжение в настоящее время". В заключение Ли Сын Ман просил Оливера по соответствующим каналам информировать о сложившейся в Корее ситуации президента Трумэна [1116] . Таких высказываний можно привести много. Но ограничимся лишь словами главы американских советников в КР генерала Робертса. В январе 1950 года на одном из совещаний южнокорейского правительства он заявил, что "план похода – дело решенное. Хотя нападение начнем мы, все же надо создать предлог, чтобы иметь справедливую причину" [1117] .

[1115]

Торкунов А.В. Загадочная война: корейский конфликт 1950-1953 годов. М., 200. С. 229.

[1116]

АП РФ. Ф…З. Оп. 65. Д.827. Л.43-48.

[1117]

Berger K. The Korean Knot. A Military, Political History. Philadelphia. University Pensylvania Press, 1957. P.96.

Перечисленные факты говорят об отнюдь не оборонительных настроениях среди южнокорейских руководителей. В то же время Сеул не мог не понимать, что любой малозначительный инцидент на 38-й параллели может привести к большой войне. Кроме того, южнокорейское руководство было, несомненно, извещено о военных приготовлениях Пхеньяна. Не могли не знать южнокорейские руководители и о примерном соотношении сил. Это подтверждается, например, телеграммой Т.Ф. Штыкова в Москву от 20 июня, в которой советский посол сообщает Сталину о том, что южнокорейцам известны планы Пхеньяна. В связи с этим кажутся удивительными дружные заявления как Сеула, так и американских представителей в регионе о "неожиданности" северокорейского вторжения. Введение 8 июня 1950 года на всех железных дорогах КНДР чрезвычайного положения и концентрацию частей КНА вблизи 38-й параллели не заметили военные власти РК, посольство США в Сеуле, а также группа американских советников во главе с генералом Робертсом, сотрудники разведывательных органов в Токио и Сеуле, эксперты соответствующих центральных ведомств США. И это при том, что накануне войны Дональду Николсу – командиру специального подразделения американского корпуса контрразведки, авторитетному и одному из самых влиятельных американцев в Южной Корее, удалось заполучить копии военного плана Ким Ир Сена и целый ряд других свидетельств надвигавшейся войны. Однако его донесения якобы не были приняты к сведению ни Ли Сын Маном, ни руководством ЦРУ.

Но это не единственное противоречие предвоенного периода. Почему, например, к июню 1950 года две трети армии РК были размещены на 38-й параллели или поблизости от нее, а все ее припасы хранились к северу от Сеула и не была создана достаточной глубины система обороны? Почему РК, получив от США необходимое количество мин, не укрепила ими свою оборону вдоль 38-й параллели, особенно на танкоопасных направлениях? И это при том, что 26 июня 1950 года Национальное собрание РК в послании президенту и конгрессу США докладывало: "Наш народ, предвидя такой инцидент (т.е. начало войны. – А.О.), как сегодня, создал крепкие оборонительные силы, чтобы защитить оплот демократии на Востоке и оказать услугу миру во всем мире" [1118] . Кроме того, почему в условиях, когда не сегодня завтра ожидался массированный удар со стороны Севера, южнокорейское руководство внезапно 15 июня 1950 года сняло с оборонительных рубежей в Чхорвоне 3-й полк 7-й дивизии, располагавшийся на центральном направлении, и присоединило его к сеульскому гарнизону? А 25-й полк 2-й дивизии, занимавший оборонительную линию у Оняна и планировавшийся к переброске в Чхорвон, так и не занял своей позиции? В официальных источниках эти действия Ставки сухопутных войск РК объясняются перегруппировкой сил, но ее осуществление в очевидно критический момент выглядит, по крайней мере, странно. И еще один любопытный факт. За несколько дней до начала конфликта военный министр США Джонсон, начальник американского Генерального штаба генерал Брэдли и бывший тогда советником госдепартамента США и возглавлявший Управление стратегических служб (УСС) Джон Ф.Даллес совершили специальную поездку в Японию, где они совещались с генералом Макартуром о возможных военных действиях. Сразу же после этого Даллес выехал в Южную Корею, где ознакомился с состоянием южнокорейских войск в районе 38-й параллели. На заверения сопровождавших его южнокорейских офицеров, что враг будет "наголову разбит еще до того, как перейдет границу", он заявил, что, если им удастся продержаться хотя бы две недели после начала боевых действий, "все пойдет гладко". Выступая 19 июня 1950 года в "национальном собрании" в Сеуле, Даллес одобрил подготовку войск к военным действиям и заявил, что США готовы оказать необходимую моральную и материальную поддержку Южной Корее в ее борьбе против северокорейцев [1119] . "Я придаю большое значение той решающей роли, которую ваша страна может сыграть в великой драме, которая сейчас разыграется", – написал Даллес Ли Сын Ману перед отъездом из Сеула [1120] . В этой связи еще более удивительным представляется приказ командующего сухопутными силами Южной Кореи, отменяющий состояние повышенной боевой готовности, которая сохранялась в течение нескольких недель в ожидании возможной агрессии с Севера. Он был отдан 24 июня 1950 года – за сутки до начала войны [1121] .

[1118]

Korean Unification. Source Materials With Introduction. Researh Center for Peace and Unification. Seoul, 1976. P. 109.

[1119]

Война в Корее. СПб., 2000. С. 57

[1120]

Красная звезда. 1992. 14 августа.

[1121]

Орлов А., Гаврилов В. Долгое эхо Корейской войны // Независимое военное обозрение. 2001. № 38. С. 5.

Эти и многие другие вопросы и противоречия рассматриваемого периода, по мнению многих исследователей, свидетельствуют о преднамеренности действий властей Южной Кореи, "как бы обещающих противнику легкость вторжения", а также об участии в "игре" некой третьей силы.

В это время на мировой арене было два основных игрока – Советский Союз и Соединенные Штаты Америки. Как уже упоминалось выше, СССР в это время относился к объединению Кореи весьма индифферентно, во всяком случае-до конца 1949 года. В корейском Генеральном штабе, при непосредственном участии главного военного советника генерала Васильева, разрабатывались планы на случай войны, отстраивались вооруженные силы КНДР. Поддерживая Корею, советский Союз тем самым старался укрепить свои завоеванные после Второй мировой войны позиции в Восточно-Азиатском регионе. Однако КНДР рассматривалась Кремлем в этот период как буферное государство между СССР и капиталистическим миром. С тем чтобы не спровоцировать потенциального противника и дистанцировать СССР от военных действий в случае их начала, Москва даже приняла решение ликвидировать свои военно-морскую базу и представительство ВВС в КНДР. Как говорилось в этой связи в Рекомендации по Корее, составленной 2 августа 1949 года, политически было бы целесообразно убрать наши военные объекты сейчас, чтобы продемонстрировать миру наши намерения, психологически разоружить противников и не допустить втягивания нас в возможную войну против агрессии южан [1122] . И только в мае 1950 года, после серии встреч и консультаций между советским и северокорейским руководством в Москве, Сталин дал свое согласие на проведение военной акции – фактически превентивного удара по агрессору, но с категорической оговоркой – без участия в войне советских регулярных войск.

[1122]

Торкунов А.В. Загадочная война: корейский конфликт 1950-1953 годов. М., 2000. С. 23.

Исследователи разных стран, занимающиеся историей корейской войны, приводят несколько версий, побудивших Сталина изменить свое решение. Однако, на наш взгляд, одна из главных причин связана с разделом сфер ответственности в международном коммунистическом движении между Советским Союзом и молодой, но быстро набиравшей авторитет в международном коммунистическом движении Китайской Народной Республикой. Отказ Сталина поддержать стремление Ким Ир Сена к объединению страны на фоне только что победившей китайской революции мог быть истолкован как сдерживание Москвой дела революции на Востоке. Это могло пошатнуть авторитет советского руководителя как лидера коммунистического мира, ослабить его влияние на колониальные и полуколониальные страны Востока и еще больше поднять престиж Мао.