Секреты Штази. История знаменитой спецслужбы ГДР

«Мы должны взять дело в свои руки. Нужно стиснуть зубы и терпеть», — сказал Виганд Штухли, который согласился с ним. Малейший промах означал бы незамедлительный арест обоих контрразведчиков. На тот случай, если произойдет что-нибудь, они договорились, что будут молчать и отрицать не только свои планы, но даже саму мысль о каких-либо действиях, несовместимых со своим служебным положением.

Вечером 25 марта оба полковника заняли место в переулке возле дома, в котором обитал Али Кешлаф. Когда ливиец вышел из дома, они приблизились к нему и втолкнули в дверной проем. Виганд показал ему свое служебное удостоверение: «Мы из органов государственной безопасности».

Штухли грубо схватил Кешлафа за руку. Ливиец злобно прошипел, что арестовать его нельзя.

«А мы и не собираемся, — сказал ему Виганд. — Мы кое-что хотим сказать тебе. Мы знаем все о том, что вы планируете совершить в Западном Берлине… на дискотеках. Мы знаем все. Мы сообщим об этом в полицию западного Берлина. Если вы сделаете это, ГДР с тобой и твоими друзьями расправится без всякой пощады. Вы серьезно ухудшите отношения между ГДР и Ливией — вся ответственность за это полностью ляжет на вас. Считай это предупреждением от товарищей и коллег».

Штухли отпустил араба, и оба офицера вернулись к себе на службу.

Весь следующий день и ночь они находились в нервном возбуждении, вслушиваясь в радиоволну западногерманской полиции. Спали они урывками, не иыходя из служебного кабинета Виганда. Но ничего не происходило.

Все следующее утро агенты Штази следили за женой Ясера Храиди, проживавшей в ГДР под именем Суад Мансур и обладавшей дипломатическим пропуском, в котором она именовалась служащей ЛНБ.

Она села в электропоезд надземки, направлявшийся в Западный Берлин, и поехала прямо на квартиру Имада Салим Махмуда, куда два дня тому назад было привезено оружие. Пробыв в квартире совсем недолго, женщина вскоре вышла на улицу, держа в руках чемоданчик с оружием, вернулась обратно в Восточный Берлин.

Два дня спустя ее мужа, в котором агенты Виганда опознали киллера и специалиста по взрывным устройствам из ливийской секретной службы, засекли за передачей чемоданчика с оружием в ЛНБ.

Генерал Кратч вскоре вызвал Виганда и Штухли в свой кабинет, расположенный в штаб-квартире Штази, и разразился тирадой, вызванной тем, что предсказанный обоими полковниками террористический акт не состоялся. Виганд парировал все упреки начальника, объяснив, что, по словам нескольких его информаторов, от намерения обстрелять дискотеку «Стардаст» из автоматов и забросать танцзал гранатами террористы отказались в самую последнюю минуту — они заметили, что поблизости находилось слишком много немецких полицейских. Более того, ливийцы решили, что дискотека находится слишком далеко от пограничного контрольно-пропускного пункта, через который можно было бы быстро скрыться с места происшествия. Начальник контрразведки Кратч обвинил обоих полковников в том, что они придумывают неубедительные оправдания за неправильное истолкование донесений своих двойных агентов. Виганда Кратч обвинил в обмане: «Вы сделали это, чтобы подчеркнуть собственную значимость». Он также высказал полковнику свое недовольство тем, что он, Виганд, ввел в заблуждение высшее партийное руководство ГДР. Из этого стало ясно, что Кратч получил серьезный нагоняй от начальства — от разгневанного Мильке, который, скорее всего, получил подобную взбучку от Хонеккера.

О предпринятых ими превентивных мерах Виганд и Штухли не сказали Кратчу ни слова. Уставшие и неуверенные в своем будущем, они вернулись в кабинет Виганда. Невзирая на неприятности, Виганд откупорил бутылку советского шампанского, и мужчины выпили за то, что их совесть остается чиста.

Они были убеждены в том, что смогли предотвратить кровавую бойню и сумели избежать международного скандала, который мог запятнать и без того не слишком безупречную репутацию их родной страны.

Кроме того, Виганд был убежден в том, что новая группа ЦРУ в Западном Берлине занялась сбором информации о деятельности ливийских террористов. Чтобы еще более удостовериться в этом, он при помощи своих шестерых двойных агентов, работавших также и на ЦРУ, решил подбросить американцам имевшуюся у него информацию о дате предполагаемого нападения ливийцев. Возможности, которыми ЦРУ располагала в Западном Берлине, намного превышали его собственные, и поэтому Виганд надеялся, что американцам удастся обезвредить ливийцев. Или же, по крайней мере, они смогут установить более надежную охрану на местах предполагаемых террористических актов. Кроме того, Виганд был уверен, что американцы перехватывают шифровки, которыми обмениваются Триполи и Восточный Берлин — на горе Тойфсльсбсрг находился пункт радиоперехвата Агентства Национальной Безопасности США.

Агенты Штази по-прежнему вели плотное наблюдение за ливийцами, но выяснить что-либо о конкретных планах террористических актов им так и не удавалось. А тем временем постоянно велось прослушивание радио- и телефонных переговоров между Восточным Берлином и Триполи. На магнитофонную пленку записывались все телефонные звонки ливийцев, проживавших в Берлине. Потайные видеокамеры были спрятаны и квартирах главных подозреваемых.

Виганд, проанализировавший записи телефонных звонков, пришел к выводу, что ливийцы стали более осторожными и понимали, что за ними ведется наблюдение. Они, очевидно, стали искать места утечки информации и, видимо, пришли к выводу, что появление полиции как раз перед началом запланированных силовых акций было не случайностью, а результатом сотрудничества между «этими немцами».

Виганд снова внимательно перечитал донесение своих филеров. Хотя Мусбаха, ливийского курьера, видели неподалеку от дискотек «Стардаст», «Ла Белль» и «Нэшвил» каждый день с 1-го по 4-е апреля в дневные часы, у Виганда все еще не было конкретных свидетельств того, что акция состоится совсем скоро. 4 апреля в 11.45 вечера границу пересек возвратившийся электричкой из Западного Берлина Эль Албани.

Взрыв в дискотеке «Ла Белль»

5 апреля с 12.30 до 2 часов утра Храиди находился в своей квартире на Ганс Лох-штрассе, располагавшейся примерно в трех километрах от штаб-квартиры Штази. Он слушал выпуски радионовостей из Западного Берлина и ответил на несколько телефонных звонков от неустановленных арабов из Западного Берлина. В 1.15 утра некто сообщил ему: «Это пока не удалось». После этого киллер-ливиец вышел из дома и поехал на Карл-Маркс-аллее в отель «Беролина» в Восточном Берлине, где к нему присоединился Мусбах.

В гостиничном номере на третьем этаже, напичканном прослушивающей аппаратурой специалистами Штази, они слушали специальную сводку новостей, транслируемую РИАС — радиостанцией американского сектора Берлина, в которой прозвучало сообщение о взрыве в дискотеке «Ла Белль».

Услышав это известие, Виганд пришел в ярость. «Эти свиньи перехитрили нас! Они забрали оружие и взрывчатку через переднюю дверь и вывели террористов наружу через заднюю». Полковник сильно разозлился на свою собственную беспечность.

«Мы слишком зациклились на том, что совершили добрый поступок, и начисто забыли об арабском коварстве», — сказал он Штухли.

Из «Беролины» Храиди позвонил Кешлафу, после связался с Эламином Эламином, получившим дипломатическую аккредитацию всего лишь месяц назад и засланным, по мнению сотрудников Штази, в Восточный Берлин специально для организации взрыва. Оба террориста уже знали о взрыве и поздравили друг друга с успехом акции.

Вернувшись в номер к Храиди, Эль Албани и Храиди составили текст записки, в которой брали на себя ответственность за взрыв: «Мы, арабские силы, действующие на территории Германии и Европы, берем на себя ответственность за взрыв в американской дискотеке в ответ на американскую афессию в заливе Сидра».

После этого ливийцы отправились в «Паласт-Отель», чтобы сделать звонок в какую-нибудь западногерманскую газету, но дозвониться им не удалось, и, таким образом, записка не была обнародована.

Все телефонные звонки из Восточной Германии находились под контролем сотрудников Штази. Некий сотрудник этой службы, зная, что прослушивание ведется и с западной стороны, желая оградить правительство ГДР от скандала, действовал, скорее всего, по собственной инициативе, отказавшись соединить террористов с Западным Берлином.

Незамедлительная реакция США

Устная реакция правительства США на кровавую Гюйню в Западном Берлине последовала незамедлительно: президент Рональд Рейган назвал Каддафи «обезумевшим варваром». Государственный департамент обвинил правительство ГДР в том, что оно могло предотвратить трагедию. Посол США в Западной Германии Ричард Бёрт заявил, что радиоперехваты разведки докапывают, что террористы прибыли из Восточного Берлина.

Для правительства ГДР это происшествие стало делом первостепенной важности. 9 апреля Виганд получил от Кратча неподписанный документ с грифом «совершенно секретно». Полковник предположил, что он, скорее всего, исходил от Хонеккера, главы государства и СЕПГ. В нем говорилось следующее: