Секреты

Роуз вернулась минут через десять с чайным сервизом на подносе. Она причесала волосы, чуть подкрасила губы и выглядела успокоившейся. Увидев чайный сервиз, Хонор слегка дернулась, потому что он был из изящного фарфора цвета слоновой кости с темно-красной полоской вокруг чашек, расписанных золотом, очень похож на тот, который был у нее.

— Как давно у тебя собака? — спросила Роуз, ставя поднос с чаем на деревянный ящик между ними. Она потянулась погладить пса, и Хонор стало понятно, что она очень не уверена в себе и пытается спрятаться за общими разговорами.

Хонор объяснила, как у нее появился Великан и почему она взяла его сегодня с собой.

За чаем они разговаривали о Битве за Англию. Роуз, похоже, совершенно ничего не слышала, но это было вполне понятно, потому что большинство сражений происходило над Эссексом, Кентом и Сассексом. Она жаловалась на продовольственные карточки, на затемнение и на постоянные ложные тревоги, когда сирены, оповещавшие о воздушных налетах, путали так, что душа уходила в пятки.

— Но мы сейчас на них уже не обращаем внимания, — сказала она, пожав плечами. — Лондон не будут бомбить. Некоторые люди просто любят паниковать. Как бы я хотела, чтобы это закончилось, мне и без того трудно заполучить хороших жильцов. Если все будут уезжать, Лондон очень быстро опустеет.

Судя по тому, что Хонор сегодня видела в Лондоне, причин для беспокойства, безусловно, не было. Транспорт ходил хорошо, магазины были открыты, как обычно, и у людей, гулявших на солнышке, был беззаботный вид.

В метро она разговорилась с одной женщиной, и та сказала, что людям уже до смерти надоело бегать в бомбоубежище при каждом звуке сирены, а потом обнаруживать, что они впустую потеряли несколько часов, потому что это была ложная тревога. Она сказала, что ничто на свете больше не заставит ее спускаться в какое-нибудь мерзкое и грязное укрытие. Так что Роуз, возможно, была права. В конце концов, она здесь жила.

— Это твой дом? — спросила Хонор после того, как выслушала тираду в адрес некоторых из ее жильцов.

— Да. Я долгое время откладывала деньги, и потом у меня появился один случайный доход. Один друг посоветовал мне вложить деньги в недвижимость. — Она говорила оправдывающимся тоном, будто выучила это объяснение наизусть.

— Очень разумно! — похвалила Хонор. Ей хотелось прекратить пустую болтовню и добраться до вопроса, почему Роуз написала ей. Чайный сервиз, так похожий на тот, который был у нее дома, дал ей возможность перевести разговор на более личные темы.

— Твой сервиз почти такой же, как мой, — сказала она веселым тоном, поднимая чашку, чтобы рассмотреть ее.

— Я его поэтому и купила, — сказала Роуз с некоторой робостью. — Я его увидела в магазине подержанных вещей, и он напомнил мне о доме.

— Я думала, ты уже не хотела вспоминать о доме, — сказала Хонор, очень постаравшись придать своему тону непринужденность.

— Ты удивишься, если узнаешь, как часто я думаю о прошлом, — возразила Роуз и опустила голову, понимая, что за таким заявлением должны последовать какие-то объяснения. — Ну хорошо, мама, — сказала она, глядя прямо на Хонор. — Я действительно сожалею о многом. Если бы я могла снова начать сначала, я бы все сделала по-другому.

Хонор кивнула.

— Ты писала мне об этом и о том, что надеешься получить прощение и шанс начать все сначала. Почему ты вдруг захотела этого?

— Не вдруг, — сказала Роуз, пожав плечами. — Я очень давно этого хотела, но с тех пор как началась война, это стало самым важным.

— Я и сама это чувствовала, — осторожно сказала Хонор. — Но как бы мне ни было приятно и какое бы я ни почувствовала облегчение, узнав, где ты находишься, я не могу обещать тебе прощение. Его нужно заслужить.

— Как? — нахмурилась Роуз.

— Ну, об этом думать тебе, — сказала Хонор. — Ты должна быть честной сама с собой, отдавая себе отчет, почему именно ты хочешь прощения. Это потому, что тебе сейчас одиноко, или потому, что у тебя проблемы?

— Нет, у меня все отлично, — вспыхнула Роуз. — У меня есть этот дом и доход с жильцов. Я могу тебе все показать, чтобы ты сама убедилась.

— На меня не производит впечатления материальное, — напомнила ей Хонор. — Никогда не производило и никогда не будет. Ты и твой отец, вы когда-то были точкой опоры в моем мире, а сейчас такая точка опоры для меня — Адель. И точно так же, как я сделала бы все, чтобы обеспечить тебе и Фрэнку безопасность и благосостояние, точно так же я делаю все для моей внучки. Поэтому тебе придется убедить меня, что твои мотивы чисты, прежде чем я подпущу тебя близко к ней.

— Не знаю, хочу ли я подходить близко к ней, — угрюмо сказала Роуз. — Мы не ладили, когда она была ребенком. Сомневаюсь, что сейчас что-то изменится.

— Если ты так к этому относишься, то я могу сразу уходить, — отрезала в ответ Хонор. — Мы с Адель неразделимы. Если ты хочешь, чтобы я вернулась в твою жизнь, тебе придется загладить вину перед ней.

Роуз какое-то время не отвечала и выкручивала руки, лежавшие на коленях.

— Я на самом деле хочу загладить вину, — сказала она в конце концов. — Я просто не верю, что она когда-либо пойдет мне навстречу. Я знаю, что все сделала не так в тот день, когда пришла повидать тебя. Я так много хотела сказать, но я не должна была просто так объявляться и быть такой… — Она запнулась, явно не подобрав слов, чтобы описать, какой она была в тот день.

— Наглой? — подсказала Хонор. — Именно такой ты была. Невежественной, неблагодарной, бесчувственной. Я не увидела ни следа от своей дочери, которую с такой любовью воспитывала. Наверное, ты жила с какими-то последними людьми, если докатилась до этого.

Роуз напряглась.

— Последние люди были единственными, кто приютил меня, — сказала она с вызовом. — Я не вышла бы замуж за Джима Талбота, если бы не находилась в отчаянном положении.

Хонор сурово посмотрела на дочь. Она действительно выглядела намного лучше, чем во время их предыдущей встречи. Ее светлые волосы сияли и были причесаны по последней моде, собраны тугим витком на затылке каким-то непонятным для Хонор способом. Она была загоревшей и все еще стройной, и ее сарафан в бело-розовую полоску явно был дорогой вещью. Но на ее лице были морщины, и не такие, которые появляются от смеха. Она безусловно была привлекательной женщиной, но выглядела суровой.

— Джим Талбот уже в далеком прошлом, — наконец сказала Хонор. — Но неужели ты притащила с собой в настоящее свое прошлое?

— Что ты хочешь этим сказать? — вспылила Роуз. — По-моему, это ты хочешь разворошить прошлое.

Хонор почувствовала, что ей нужно быть твердой.

— Только не начинай, Роуз. Просто послушай меня минуту. Твой уход и потом смерть твоего отца, все это ожесточило меня и заставило уйти в себя. И я оставалась такой до того самого дня, когда появилась Адель. Поэтому я хорошо знаю, почему люди тащат за собой свое прошлое и упиваются своим несчастьем. А ты, когда выбралась из больницы, ты попыталась целенаправленно изменить свой образ жизни?

— Разумеется, попыталась, — огрызнулась Роуз. — Посмотри на меня, разве я живу в трущобах? Я что, неряшливая, грязная или, может быть, полоумная?

— Ни то, ни другое, ни третье, — согласилась Хонор. — Но ты достигла того, что имеешь, собственными усилиями и тяжелым трудом?

— Я предполагаю, ты думаешь, что я получила это от мужчины. — Роуз поднялась с шезлонга и сердито зыркнула на мать. — Кем ты меня считаешь? Уличной девкой?

Хонор открыла было рот, чтобы ответить, но ее прервал шум самолета, пролетавшего вдалеке. Монотонный гул. Она по опыту знала, что это летит не маленький боевой самолет.