Секс с чужаками

— Так вот, моя селлицианка. Моя первая селлицианка.

На самом-то деле они не больно хорошо сложены. Про талию говорить не стоит, ноги короткие. Но ходят зато они так, словно текут.

Она вышла этой своей текучей походкой в круг света, закутанная в шелковый фиолетовый плащ до самых пят. Виден был только водопад черных волос с кисточками над узким, словно у землеройки, лицом. Она была серенькая, как крот. Они бывают самого разного цвета, сплошь покрытые мехом, будто тонким бархатом; только этот цвет поразительно изменяется вокруг глаз и губ, и еще в некоторых местах. Эрогенные зоны? Э, парень, да у них это не зоны.

Она начала выделывать то, что мы называем танцем, но это не танец, это для них естественные телодвижения. Как, скажем, для нас улыбка. Заиграла музыка, ее руки текли по воздуху ко мне, и плащ мало-помалу раздвигался. Под плащом она была голой. Цветные отметины на ее движущемся теле мелькали в щели между полами плаща. Ее руки постепенно раздвигались и я видел все больше и больше.

Форма пятен была фантастической и эти пятна все время изгибались. Не просто краска на теле — они были живыми. Улыбка — это хорошее сравнение. Все ее тело улыбалось мне — сексуально, призывно, звало, подмигивало, заигрывало, говорило на понятном мне языке. Видел классический египетский танец живота? Ну так забудь об этом — он просто жалок по сравнению с тем, что может выделывать любая селлицианка. Та была вполне зрелой, почти на грани заката.

Руки ее вздымались и эти лимонные полумесяцы взблескивали, пульсировали, изгибались, сокращались, изворачивались, претерпевая немыслимые, влекущие изменения. «Приди, сделай это со мной, сделай, сделай это здесь, здесь, здесь и сейчас». Все остальное просто нельзя было рассмотреть, разве что злой блеск рта. Каждому человеку мужского пола в той комнате до боли хотелось вонзиться в это невероятное тело. Я хочу сказать, это было на самом деле БОЛЬНО. Даже остальные инопланетяне примолкли, кроме одного из сирианцев, который отчитывал официанта.

Она еще и до середины не дошла, а я уже был без сил… Не стану тебя утомлять подробностями того, что было дальше; прежде, чем все кончилось, случилось несколько драк и я совсем сдал. Деньги у меня кончились на третью ночь, а на следующий день она ушла.

На мое счастье, у меня тогда не хватило времени узнать про селлицианский цикл. Это произошло потом, когда я вернулся в кампус и обнаружил, что нужно иметь степень по электронике твердых тел, чтобы получить назначение на работу вне планеты. У меня была предварительная специализация по медицине, но я эту степень все-таки получил. Тогда мне это позволило попасть всего лишь на Первую Узловую.

О боже — Первая Узловая… Мне казалось, я очутился в раю — инопланетные корабли приходили, а наши грузовики уходили. Я повидал там всех, всех, кроме по-настоящему экзотических, «танкеток». Этих даже здесь можно увидеть всего по нескольку за цикл. И еще йиейры. Ты ничего подобного сроду не видел.

Ступай домой, парень. Ступай домой, в свой собственный вариант Горелого Амбара…

Когда я увидел первого йиейра, то все бросил и пошел следом за ним, как голодный пес. Только дышал, и все. Ты, конечно, видел таких сдвинутых — ходят, словно во сне. «Человек, влюбленный в то, что исчезло…» Не догадаешься — тут все дело в запахе. Я так и шел за ним, пока не налетел на закрытый люк. И потратил кредиты за полцикла, посылая этому созданию вино, которое они называют «слезами звезд». Потом я узнал, что это был самец. Но разницы никакой.

Сексом — то с ними, видишь ли, нельзя заниматься. Вообще. Они размножаются через посредство света или еще чего-то такого, никто точно не знает. Есть еще байка про человека, который схватил женщину — йиейра и попытался. С него живьем содрали кожу. Эти байки…

Рыжеволосый терял нить рассказа.

— А как насчет той девушки в баре, вы с ней еще увиделись?

Он вернулся откуда-то издалека.

— О да, я ее увидел. Она, знаешь ли, занималась любовью с двумя сирианцами. Их самцы делают это парами. Говорят, для женщины это вершина сеска, если она только может вынести боль от этих клювов. Не знаю. Мы с ней говорили пару раз, после того, как они с ней закончили. Людям там ловить нечего. Она совсем съехала с моста… А мужик, бедолага, пытался сладить с этой сирианской шлюшкой в одиночку. Деньги помогают — на какое-то время. Не знаю, чем он кончил.

Рыжий снова посмотрел на свое запястье. Я увидел бледный голый участок кожи на месте часов и сказал ему время.

— Это и есть весть, которую вы хотите передать Земле? Никогда не любить инопланетянина?

— Не любить инопланетянина… — он пожал плечами. — Да. Нет. Э, господи, что ж ты не поймешь никак? Все уходит и ничего не приходит. Как с бедными треклятыми полинезийцами. С самого начала мы выпускаем из Земли все потроха. Меняем сырье на хлам. Инопланетные символы престижа. Кока-кола, магнитофоны и часы с Микки-Маусами.

— Ну, равновесием в торговле многие серьезно сейчас озабочены. Это хотели вы передать?

— Равновесие в торговле, — сардонически повторил он. — Интересно, у полинезийцев тоже для этого было какое-то слово? Опять ты не понял? Ну ладно, скажи, почему ты здесь? Вот лично ты. Через сколько голов тебе пришлось перешагнуть…

Он вдруг напрягся, заслышав шаги снаружи. Из-за угла появилось исполненное надежды лицо проциа. Рыжеволосый зарычал на него и проциа убрался. Я начал было протестовать.

— Э, да бедному придурку это нравится. Единственное удовольствие, которое нам осталось… Не понял еще, парень? Это же МЫ. Вот так же точно мы на них смотрим — на настоящих.

— Но…

— А теперь, когда мы получили дешевый космодвигатель, мы будем повсюду — в точности, как проциа. Ради всех прелестей работы грузчиками и обслугой на узловых. О, этот прекрасный звездный народ благосклонно относится к нашим хитроумным станциям обслуживания. По-настоящему, видишь ли, он в них не нуждается. Просто забавное удобство. Знаешь, чем я здесь занят со своими двумя образованиями? Тем же, что делал еще на Первой Узловой. Подметаю коридоры. Щеткой. Иногда приходится лампочку сменить.

Я что-то пробормотал; его жалость к самому себе начинала утомлять.

— Горечь? Парень, да это ХОРОШАЯ работа. Иногда мне удается поговорить с кем-нибудь из них, — его лицо искривилось. — Моя жена вот работает… э, черт, я тебе не скажу. Я бы отдал… поправочка, уже отдал все, что может предложить мне Земля, всего лишь за один шанс. Видеть их. Говорить с ними. Изредка коснуться. Очень-очень изредка найти среди них достаточно низкопробного, достаточно извращенного, чтобы он захотел сам коснуться меня…

Голос рыжеволосого увял, но затем вдруг снова окреп.

— И тебя ждет то же самое! — он сверкнул на меня глазами.

— Ступай домой! Ступай домой и скажи им всем, чтобы прекратили. Закрыть порты. Сжечь все треклятые инопланетные вещи до единой, пока еще не поздно! Вот чего в свое время не сделали полинезийцы.

— Но ведь, конечно…

— К черту твое «конечно»! «Равновесие в торговле»… Это равновесие жизни, парень. Не знаю, сокращается ли у нас уровень рождаемости, не в том дело. Это утечка души. Мы истекаем кровью!