Секс-трафик

— Так куда тебя переводят? В Тибет? Монголию?

— В Лондон.

— Что? Зачем?

— Надо помочь с расследованием.

— Обалдеть. А можно мы все поедем? — Лицо Креветки просияло. — Говорят, Лондон как раз то место, где можно разжиться винтажной одежонкой. Там есть Карнаби-стрит, Петтикоут-лейн, даже Брик-лейн… [1]

Мэнн поднял руку, чтобы остановить его, поскольку он никак не унимался.

— Хорошая идея, Креветка, но, боюсь, ничего не выйдет.

1

Карнаби-стрит известна модными магазинами; на Петтикоут-лейн находится знаменитый рынок; Брик-лейн — главная улица, населенная эмигрантами из Азии. — Здесь и далее примеч. пер.

— Почему Лондон? — поинтересовался Энджи.

— Ты знал, что у Луна не один ребенок?

Энджи отрицательно покачал головой.

— Так вот, у него еще есть двенадцатилетняя дочь в школе в Англии. Именно ее и похитили.

— А при чем здесь ты?

— Поступил специальный запрос.

Это не произвело на Энджи впечатления.

— Будь осторожен, Мэнн. Не забывай: «Глубокие сомнения — глубокая мудрость, маленькие сомнения — маленькая мудрость». У Луна наверняка есть план, и ты в нем фигурируешь. Если эту маленькую девочку убьют, то поможет этим людям Господь. Если он обвинит тебя — да поможет Господь тебе.

— Знаю. Но овчинка стоит выделки, — конечно, если все пойдет как надо. Вон меня заверил… — Он полез в карман, вытащил телефон и нажал на кнопку «Воспроизведение». Они услышали голос Вона, слегка приглушенный, но определенно его. — Он говорит, что я смогу остаться в отделе.

Энджи закатил глаза и, вздыхая, полез в карман, вытащил стодолларовую купюру и неохотно протянул ее Креветке.

Креветка взял деньги и ухмыльнулся:

— Вот так и бывает — мордой об стол. Ничего личного, старик. — Он повернулся к Мэнну и помахал купюрой в воздухе. — Я поставил на то, что ты останешься; он же утверждал, что тебе дадут пинка под зад. А как насчет расследования новой цепочки торговли живым товаром, босс? Что с ним будет?

— Не думаю, что все эти события случайны. Все больше похищений из богатых семей — кто-то делает большие деньги, и не просто кто-то, а группа с надежной поддержкой. Мы знаем, что Лун контролирует самую крупную цепь поставщиков живого товара. Мы знаем, что в городе появился новый парень. Других детей похищали только ради денег. Но похищение дочери Луна имеет и другую цель: кто-то пытается заставить его открыть свои карты. Продолжайте вести расследование с этого конца, выходите на улицы, прислушивайтесь к разговорам. Следите за Стиви Хо. Нам необходимо выяснить, на кого он работает — все ли он еще на стороне Луна или переметнулся к новым ребятам. Если верить списку, который ты мне дал, Энджи, Стиви до появления на Филиппинах побывал в Лондоне. Наверное, у него там нашлись дела. Если он все еще работает на Луна, то должен заниматься выкупом девочки. Почему выбрали именно этого ребенка? Ясно, это не случайно. Скорее всего они не добились от Луна того, чего хотели. Я предполагаю, что это похищение имеет отношение к планам Стиви расширить каналы торговли людьми. Это означает, что — спасибо старшему инспектору Вону — мое расследование теперь приобретает международное значение. — Мэнн помахал Вону и улыбнулся сквозь стекло. Старший инспектор нахмурился. Мэнн рассмеялся. — Полагаю, мне такие масштабы придутся по душе.

Глава 6

Анджелес-Сити, Филиппины

Филдс-авеню, Френдшип-роуд, Блоу-роу… На первый взгляд Анджелес-Сити — захолустный городок в нескольких километрах от Сан-Фернандо и в часе езды от Манилы, с грязными улицами, несколькими захудалыми ресторанами и шумными барами для туристов. Особенно делать там нечего — есть вулкан, на который можно забраться, но хорошими пляжами город похвастаться не может. Нет никаких причин, чтобы ехать в Анджелес-Сити, кроме секса. Город и был создан с этой целью.

Его построили, чтобы появилась возможность удовлетворять потребности солдат ближайшей американской морской базы в Кларке. Когда американцев прогнали доброжелатели, священники и националисты, которым уже не требовалась американская помощь и военная мощь, оказалось, что шлюхам и потаскунам некуда деваться. Полковник и еще несколько человек вмешались, решив спасти город и его население, и превратили «катастрофу» в «перспективу». Так возник новый Анджелес, Диснейленд только для секса, город павших ангелов. Теперь он был притягательным местом для каждого потаскуна и педофила в западном мире.

Полковник сидел с тремя другими мужчинами за одним из четырех столиков у «Борделло», что на Филдс-авеню. Он поднес бутылку пива ко рту, наблюдая за Джедом, большим черным парнем, который вальяжно приближался к нему. На шее у Джеда среди золотых цепей болтались всякие украшения, включая распятие в бриллиантах. С ним под руку шла маленькая филиппинка по прозвищу Орешек. Темнокожий взглянул на Полковника, уважительно наклонил голову, улыбнулся другим мужчинам и прошествовал дальше в «Борделло».

«Борделло», как и все другие бары и гостиницы на этой улице, был только прикрытием. Его оформление походило с фасада на западный салун, но если взглянуть на боковую стену, он казался карточным домиком, поддерживаемым лесами и прилепленным к бетонному блоку без окон. Он располагался в третьей четверти Филдс-авеню, дальше улица расширялась, появлялись гостиницы, ответвлялись другие улочки. Это не были гостиницы в привычном понимании слова. Никаких пятизвездочных отелей на Филдс-авеню! Большинство заведений предлагали комнаты на несколько часов.

Полковник назначил встречу на восемь часов на вокзале Текила. До этого оставалась уйма времени. Он пил пиво и обозревал свое королевство. Все тридцать лет на Филиппинах он постоянно жил в Анджелес-Сити. Сначала служил младшим офицером на расположенной поблизости, в Кларке, американской морской базе, затем возложил на свои плечи миссию спасителя этого города павших ангелов.

Непосредственно справа от Полковника сидел Брэндон, англичанин. Этот бывший морской пехотинец с бритой головой говорил с таким сильным портсмутским акцентом, что смахивал на кокни. Его руки украшали татуировки, а на плечах раскинул крылья орел. Брэндон был не из тех, кто спешит. Жизнь научила его выжидать и наблюдать. Это позволило ему выжить в морской пехоте, это позволяло ему выживать и сейчас. Брэндон уже полтора года работал на Полковника. В его обязанности входило командовать женщинами, держать тех, кто помоложе, в постоянном страхе и послушании, и большинство не раз почувствовало тяжесть его руки. Сначала Брэндону было нелегко. Ему не нравилось избивать женщин, но он постепенно привык, стараясь поменьше думать о своей работе. Ведь это всего-навсего способ заработать деньги. Женщины были товаром. Полковнику Брэндон нравился и он знал это. Когда-нибудь он займет место шефа. Разумеется, тут имелись препятствия, и именно по этой причине Брэндону приходилось ждать и наблюдать.

Рядом с ним сидел Риз, австралиец, застрявший в семидесятых, — нитка бус вокруг шеи и цветастые шорты на костлявых ногах. Кудри серфера были когда-то предметом его гордости, но теперь напоминали солому, а когда-то красивое лицо стало излишне худым, его изрезали глубокие морщины. Он сидел, положив ногу на ногу, нервно крутя в пальцах пачку сигарет.

Четвертый мужчина называл себя Учителем.

В баре «Борделло» сидели еще несколько белых, заглянувших выпить пива на исходе дня. Это было для них временем отдыха. Вечер шел обычным порядком. Потребности потаскунов были всегда одинаковыми — поесть, поспать и потрахаться, но они действовали по собственному распорядку в зависимости от возраста. После ленча те, кто помоложе, появлялись группами, усталые и с перепоя. Им требовалась еда, несколько бутылок пива и общение друг с другом. Они освобождались от последней девицы, трезвели и снова заправлялись для нового вечера пыла и жара и обмена ДНК. Потаскуны постарше были одиночками, и даже если они появлялись в компании другого мужчины, не считали обязательным проводить с ним весь день или вечер. Они сидели в барах сами по себе и рано выбирали себе девушку. Им требовалась спутница, с кем можно было поужинать и прохрапеть ночь. Они предпочитали спокойную обстановку и меланхоличную музыку в стиле кантри, которая звучала в «Борделло». У них был свой собственный жизненный темп.

Барменша, которую звали Комфорт, поддерживала наэлектризованную атмосферу в баре с помощью широкой улыбки и основательной высокой груди. Ее смех эхом отталкивался от стен, когда она весело болтала с тремя мужчинами, которые были заняты только тем, что сидели и наблюдали за ней.

Комфорт подняла глаза, когда в бар вошли Джед и Орешек, и переместилась к концу стойки, где лежала регистрационная книга. Она наклонилась над ней, держа ручку наготове.

Джед не обратил внимания на других посетителей. Он шел так, как будто был один на сцене. Громко разговаривал, громко смеялся. Он словно показывал старшим по возрасту, что он молодой жеребец.