Секстет

– Боже, ты видела шубу Эмили Ланкастер? – спросила, понизив голос, Жюльетт Маккехни и взяла Наташу за руку. Они стояли на площадке второго этажа.

– Тише! – Наташа засмеялась. – Говори тише. Мы не должны этого делать, Жюль.

– Она была в ней похожа на медведя гризли, тебе не кажется? – Жюльетт тоже засмеялась. – Хотя в своем роде она хороша. Она меня не выносит, и очень жаль. Конечно, она старая карга, но я всегда испытывала к ней слабость.

– Почему она тебя не выносит? – Наташа достала ключи и открыла маленькую неприметную дверь в том же коридоре, где была и квартира Эмили, только в другом отсеке. Она приложила палец к губам. – И говори тише.

– Моя бабка увела у нее из-под носа Генри Фокса. – Жюльетт улыбнулась. – Это было лет пятьсот тому назад, я думаю. С тех пор она с предубеждением относится ко всем женщинам из семьи Маккехни.

Обе женщины ступили в узкий проход, потом спустились на несколько ступенек. Оказавшись в длинном коридоре со сводчатым потолком и стенами, увешанными акварелями, они остановились и посмотрели друг на друга. Жюльетт взглянула на дверь слева, которая вела в нижний этаж Наташиной квартиры. Она была заперта.

– Томас не…

– Нет, нет. – Наташа помотала головой. – Конечно, он хотел сюда подняться. Он хотел посмотреть все, настаивал, но я не поддалась.

– Вот видишь? Я же говорила, что ты можешь.

– Теперь уже все закончено. – Щеки Наташи окрасились легким румянцем. – Последние картины я повесила вчера утром. Мне помогали Джонатан и Анжелика. Хочешь посмотреть?

– У нас есть время?

– А мы быстро. Он внизу в гостиной с Джонатаном. Анжелика на страже. Она не уйдет, пока я не приду.

Взяв Жюльетт за руку, она повела ее за собой по коридору. Жюльетт увидела комнату Джонатана, комнату с телевизором, маленькую гостиную, ванные и наконец спальню Наташи. Она была тронута простотой и очарованием комнат и особенно застенчивостью, с которой Наташа показывала свое творение, ее очевидным восхищением, смешанным с беспокойством. Она вела себя так, будто боялась, что Жюльетт в любой момент начнет критиковать ее за отсутствие вкуса.

Жюльетт оглядела спальню, прохладную и тихую, с огромной кроватью под балдахином. Она взяла Наташу за руку.

– Кровать выглядит грандиозно, – сказала она. – Я знала, что так и будет.

– Я никогда бы не решилась ее купить, если бы не ты. – Наташа опустила глаза. – Я бы себе запретила.

– Ты должна научиться доверять себе. И ты уже учишься. Но ты слишком долго была в тюрьме, так что на это потребуется время.

– Жюльетт, не надо. Это нечестно по отношению к нему.

– Хорошо, не буду. – Жюльетт пожала плечами. – Но, Наташа, получилось очень красиво. – Она запнулась. – И ты очень красива, дорогая. Никогда не видела тебя такой красивой, как сегодня. – Она сжала ладонями лицо Наташи и повернула к себе. Она убрала с чистого лба густые темные волосы, взглядом ласкала тонкие брови, серые широко расставленные тревожные глаза. Притянув Наташу к себе, она поцеловала ее в губы.

Поцелуй – продолжительный, исполненный сладости для обеих, становился все более страстным.

Наташа, издав низкий стон, отпрянула первой.

– Дорогая, мы не должны, мы не должны, – повторяла она. – Я не могу слишком задерживаться – он узнает. Один взгляд на меня, и он обо всем догадается.

– Рано или поздно он все равно узнает. – Жюльетт снова притянула ее к себе. Наклонившись, она поцеловала ее в шею, расстегнула ее платье и поцеловала каждую грудь. Потом с насмешливой улыбкой она застегнула платье и отстранила от себя Наташу на расстояние вытянутой руки.

– Ну вот, смотри. Образец скромности. Причешись, завяжи волосы сзади, и он ни за что не догадается. Наташа, он все равно тебя не видит. Он видит свою идею, а не тебя. А эта идея не включает меня, я уверена. Я весь вечер простояла рядом с тобой, желая тебя, вспоминая прошлую ночь, и он ничегошеньки не заметил. – Она улыбнулась. – Он был слишком занят. Следил ревнивым взором за твоим красавцем-телохранителем, я думаю.

– Возможно. – Наташа нахмурилась. – Однако ты не должна его недооценивать. Томас видит, правда, он всегда смотрит с какой-то странной точки зрения. – Она умолкла. – Жюльетт, он такой прекрасный режиссер…

– Он великий режиссер. Никогда этого не отрицала. Я не имею против него ничего, когда он стоит за камерой. Но я против того, чтобы он режиссировал твою жизнь.

– Я знаю, знаю, но… Ах, Жюльетт, я когда-то его любила. Я так его любила…

Когда она произносила эти слова, ее бледное лицо порозовело. Вздохнув, она отвернулась. Жюльетт смотрела, как она двигается по комнате – с обычной грацией, но возбужденно. Она подошла к кровати, потом к окну, посмотрела на падающий снег. Жюльетт ждала.

– Я скажу ему, Жюльетт, – воскликнула она. – Я пытаюсь сказать ему уже давно, пытаюсь его подготовить, заставить понять, что он мне здесь не нужен, что я не позволю ему вернуться. Но он меня даже не слушает. Я говорю, но все мои слова как будто тонут в нем. – Она печально взглянула на Жюльетт. – Он такой человек, ничего не поделаешь. Он всегда слушает какую-то другую музыку, другой оркестр…

– Которым он сам дирижирует.

– Наверное. – Она чуть заметно улыбнулась. – Но надо отдать ему должное – его музыка волнует. Все эти инструменты – флейты, виолончели, трубы, скрипки, – они надрывают сердце. А я хочу чего-нибудь более тихого и спокойного. Просто секстет. Или квартет, трио… – Она мельком взглянула на Жюльетт. – Кто знает? Может быть, я соглашусь на дуэт.

После долгого молчания первой заговорила Жюльетт.

– Ты тоже художник, – твердо заявила она. – Он не обладает монополией на искусство.

– Нет, нет, я хорошая актриса, я знаю. Но я играю гораздо лучше, когда он мной руководит, и еще лучше, если играю по его сценарию.

– Не хочу этого слышать. – Жюльетт подошла к туалетному столику и посмотрела на себя в зеркало. Она одернула роскошный темный пиджак, пригладила короткие, блестящие черные волосы и наложила на губы новый слой агрессивно-красной губной помады.

– Я люблю тебя, – сказала она, глядя в глаза Наташиному отражению.

– Я начинаю любить тебя. Ты даешь мне силу.

– Я могу дать больше, если ты мне позволишь. – Жюльетт обернулась, нежно поцеловала Наташу. – А теперь я собираюсь улизнуть. Оставляю тебя с твоим священным чудовищем. Позвони мне завтра утром. Он надолго?

– Не знаю. Он опять хочет поговорить о Джозефе Кинге. – Наташа устало повела плечами. – Он думает, что знает, кто это. Вчера он так много говорил об этом, что я опять стала бояться. Жюльетт, можно я тебе скажу одну вещь?