Сексуальная жизнь Катрин М. (сборник романов)

Он прошел мимо, даже мимолетной улыбкой не дав понять, что узнал ее, и вышел из кафе.

Жанну эта встреча немного встревожила: она вновь ощутила странное притяжение, как тогда, в галерее, и почему-то почувствовала себя униженной. Она вошла в кабинку, опустила жетон и набрала номер, не озаботившись закрыть дверцу.

— Мамуля, — сказала она, — это я… Тут, в Пасси, сдается квартира, хочу посмотреть… Конечно, потом пойду на вокзал встречать Тома… Я еще позвоню… Ну, целую, пока.

Повесив трубку, она поднялась наверх. Улица выглядела совсем не по-зимнему, а словно выпавшей из времени года. Тихо проплыл глянцевитый черный «ситроен», но общего впечатления не нарушил. Безлюдные леса, казалось, поддерживают, как костыли, изящное старинное здание в середине квартала. Она с минуту помедлила перед дверями кафе, втягивая ноздрями аромат живых цветов, пришпиленных к тулье шляпы; с удовольствием отметив, что мужчины в кафе пожирают ее глазами, она повернулась и не спеша направилась к дому, где сдавалась квартира.

Нажав на звонок, Жанна открыла створку тяжелых железных дверей. За матовым желтым стеклом открылся большой полутемный вестибюль, пропитанный запахом «Галуаз»

[2]

и какого-то довольно противного блюда, которое доходило на плите в одной из квартир верхнего этажа. Свет, с трудом пробивавшийся из высоких, давно не мытых окон, выхватывал из темноты контуры старого, в железных завитках, лифта; перегородка из того же матового стекла отделяла холл от комнаты консьержки. Жанна подошла к узкому отворенному оконцу.

Тучная негритянка сидела спиной к окошку и читала газету. Жанна кашлянула, чтобы привлечь ее внимание, но та не пошевелилась и не выказала ни малейшего интереса.

— Я насчет квартиры, — подала голос Жанна. — По объявлению.

Консьержка обернулась, и Жанна увидела, что у нее бельма на обоих глазах.

— По объявлению? — переспросила та, злобно уставившись в угол своей комнатенки. — Мне об ем никто ничего не говорил.

И, отвернувшись, принялась напевать под нос что-то монотонное, похожее на плач по покойнику.

— Я бы хотела поглядеть, — заявила Жанна.

— Снять хотите?

— Там видно будет.

Консьержка, судя по всему, с превеликим трудом поднялась и принялась причитать:

— Снимают. Пускают жильцов. Что хотят, то и воротят. А я, как дура, узнаю самой последней. Сигаретки не найдется?

Жанна вздернула сумочку, извлекла пачку «Житан» и протянула в оконце. Консьержка выудила сигарету, и Жанна поспешно убрала руку — не хотела, чтобы та до нее дотронулась. Консьержка не торопясь прикурила, наклонив огромную голову, чтобы попасть концом сигареты в огонек зажигалки, и глубоко затянулась. Пачку она и не подумала возвращать — сунула в карман латаной шерстяной кофты.

— Когда-то тут по-другому было, — заявила она. — Поднимись, если хочешь. Но я с тобой не пойду, я боюсь крыс.

Голос у нее был древний-предревний. Словно Жанна пыталась пробиться в некий враждебный потусторонний мир, населенный тенями, а страж у входа отчаянно ее не пускал. Эта старуха, подобно Харону у врат Гадеса, требовала с нее плату за перевоз. Не дай бог, еще пропаду в глубинах этого дома, подумала Жанна.

Консьержка порылась в груде больших ключей на полке над креслом.

— Нету ключа, — проворчала она. — Чудные дела тут у нас творятся.

Дверь квартиры рядом с клеткой лифта со скрипом приоткрылась. Жанна увидела, как в щель просунулась высохшая рука с пустой бутылкой, неловко поставила бутылку на кафельный пол, исчезла и дверь с шорохом закрылась.

— По шесть бутылок в день высасывают, — рассеянно заметила консьержка, словно говорила не о людях, а о животных.

Жанна повернулась, собираясь уйти. Обшарпанный вестибюль действовал ей на нервы, но еще больше ее пугало чувство потерянности — будто она попала в такое место, где время остановилось и не было обычных людей, занятых обычными житейскими заботами, а остались только увечные и полумертвые.

— Погоди, — окликнула консьержка, — не уходи. Где-то должен быть запасной.

Она порылась в ящике и выудила старый медный ключ.

— Вот, — сказала она и сунула ключ в руку Жанне, которая передернулась от прикосновения мягкой рыхлой плоти. Но она не успела отдернуть руку — консьержка вцепилась в нее пальцами и ощерилась в идиотской улыбке, обнажившей темные гнилые зубы.

— Ты молоденькая, — хихикнула она, погладив запястье девушки.

Жанна вырвалась и пошла к лифту. Консьержка все еще хихикала, когда Жанна с грохотом захлопнула дверцу; древний подъемник со вздохом пополз вверх. Дом показался ей мавзолеем, построенным с роскошью и размахом, чьи обитатели, не в силах соответствовать величию здания, позволили ему обветшать. Ничто не нарушало тишину, только шум старого лифта да грохот дверцы, когда Жанна вышла на пятом этаже.

Дверь квартиры, тяжелая и широкая, была из полированного дерева, казавшегося почти черным в тени шахты лифта. Шарообразная медная ручка с пазами сияла потертостью — на своем веку она повидала множество рук. Жанна отперла дверь и позволила ей самой открыться в прихожую. От размеров квартиры и ее красоты у Жанны захватило дух. Пол в прихожей был выложен черно-белой плиткой; панели были того же темного дорогого дерева, что и дверь. Жанна почтительно, чуть ли не с опаской вошла в коридор. В гостиной ее взгляд остановился на изысканном узоре паркета и мягко-желтых стенах, как бы обтянутых старым пергаментом. Из давно не мытых высоких гнутых стекол в окнах эркеров лился рассеянный солнечный свет, наполняя комнату янтарным сиянием. Комната была идеально круглой формы. Лепнина с узором в виде овалов и стрелок пропадала у верхнего края окон, где на узкой полосе шириной не более метра уже много лет как отвалилась штукатурка.

Пятна потеков уродовали мягкое золото стен, а там, где некогда висели картины в тяжелых прямоугольных и овальных рамах, остались темные пятна, словно запечатленные тени съехавших жильцов. Здесь царила атмосфера изысканного упадка и роскоши с привкусом декаданса. В самой причудливости квартиры было нечто чувственное, и это привлекало Жанну, но ее отталкивали дух разложения и едва ощутимый запах плесени, который связывался в ее представлении со смертью.

Она вошла в круглую гостиную и раскланялась, широким жестом сняв шляпу. Тряхнув головой, она разметала густые золотисто-каштановые волосы, которые были собраны под шляпой, вышла на середину комнаты и сделала пируэт — медленно-медленно, воздев в восхищении руки и пожирая комнату взглядом. Ее ослепил свет, лившийся из наполовину прикрытых решетчатыми ставнями окон; тени, казалось, подобрались поближе.

И тут она заметила его. Он сидел, привалившись к батарее, уткнувшись лицом в колени. Она вскрикнула и, непроизвольно вскинув руку ко рту, прикусила пальцы. Он не пошевелился.

— Кто вы? — выдохнула она, медленно отступая к двери и стараясь взять себя в руки. — Вы меня напугали, — продолжала она, пытаясь унять дрожь в голосе. В этот миг она узнала его: мужчина на мосту. — Как вы сюда попали?

— Через дверь.

Голос у него был низкий и звучный. Он говорил по-французски с иностранным акцентом, отрывисто и с очевидным презрением к этому языку.

Жанна остановилась в дверях. Пол не двинулся с места; ей оставалось только повернуться и уйти, но она почему-то медлила.

— Дура я, дура, — сказала она. — Оставила дверь открытой. Но я не слышала, как вы вошли.

— Я вошел раньше. — В его голосе проскользнула зловещая нотка.

Жанна повернулась и снова поглядела на его профиль. В ней пробудилось любопытство.

— Как это? — спросила она, но неуместный ее вопрос остался без ответа.

Пол поднялся во весь рост и расправил крупные плечи, которые хорошо вписывались в эту огромную комнату. Он скользнул по паркету с тяжеловесной грацией. В глазах его светился ум, взгляд был очень сосредоточенным; он насмешливо посмотрел на Жанну и, подняв руку, продемонстрировал второй ключ, зажатый в толстых пальцах.