Сексуальная жизнь в древнем Китае

Считаю своим приятным долгом выразить благодарность Британскому музею в Лондоне, галерее Фрир и Библиотеке Конгресса в Вашингтоне, музею Гиме в Париже и Национальному этнографическому музею в Лейдене. Как и всегда ранее, эти учреждения любезно предоставили мне иллюстрации и тексты из своих великолепных коллекций.

Куала Лумпур, лето 1960 г.

P. X. ван Гулик

ЧАСТЬ 1 Эпоха феодализма Периоды Инь и Чжоу (ок. 7500–222 г. до н. э.) Основополагающие китайские представления о сексе и обществе

Глава 1 Древнейшая история u династия ранняя Чжоу Со середины второго тысячелетия по 721 г. до н. э.

Всегда имеет смысл начать с истоков, даже если они, как в случае с китайской культурой, окутаны пеленой таинственности.

Согласно позднейшей китайской традиции, в третьем тысячелетии до н. э. на севере Китая существовало царство Ся, столица которого находилась в южной части современной провинции Шаньси. Около 1660 г. до н. э. это царство прекратило свое существование, и на смену ему пришла династия, получившая название Инь или Шан. При династии Инь столицу перенесли в Аньян, расположенный на севере современной провинции Хэнань. Династия Инь просуществовала примерно до 1100 г. до н. э., после чего ее сменила династия Чжоу. Если о династии Ся нам известно исключительно из позднейшей китайской традиции, то о династии Чжоу благодаря археологическим находкам мы располагаем более достоверными, хотя и ограниченными, сведениями.

Царство Инь было хорошо организованным феодальным государством, где получила значительное развитие культура эпохи бронзы. Население его преуспело в изготовлении великолепных бронзовых орудий и изделий из камня. Существовавшая там система письма впоследствии легла в основу китайской письменности, сочетающей в себе пиктограммы, идеограммы и фонетические знаки. В повседневной жизни важнейшую роль играли культ предков и гадательные практики.

Благодаря широкому распространению практики гадания мы и располагаем надежной информацией по крайней мере о некоторых аспектах жизни и представлениях жителей царства Инь. Одним из способов гадания было нагревание на огне оленьей лопатки или панциря черепахи, после чего по образовавшимся трещинам предсказатели давали ответ. Вопрос и ответ вырезали на костях, которые после использования зарывали в землю. За последние десятилетия удалось обнаружить огромное количество гадальных костей с надписями, которые, наряду с бронзовыми жертвенными сосудами и прочей утварью эпохи Инь, позволяют проверить и дополнить информацию, сохранившуюся об этой династии в позднейших сочинениях.

Сравнительное изучение археологических находок и данных позднейших литературных источников началось только в начале нашего века, но уже принесло поразительные результаты. Выяснилось, что списки правителей династии Инь, которые известны лишь по более поздним источникам и к которым до недавнего времени историки относились весьма скептически, вполне соответствуют действительности. Впрочем, и ныне исследования в области религии и социальной структуры династии Инь находятся в зачаточной стадии. Хотя общий смысл большинства надписей на костях понятен, соответствие современным иероглифам и определение точного смысла многих знаков нередко остаются спорными. Большая трудность состоит в том, что надписи как на костях, так и на ритуальных бронзовых сосудах уже в силу своего специфического характера дают нам одностороннюю характеристику культуры Инь. Мы находимся примерно в той же ситуации, что и наш потенциальный потомок из пятого тысячелетия, в распоряжении которого для изучения нынешней западной цивилизации имелись бы в изобилии только надгробные плиты с различных европейских кладбищ.

Более того, польза от материалов, относящихся к династии Инь и пришедшему ей на смену в 1100 г. до н. э. царству Чжоу, весьма ограничена. Правители Чжоу были уроженцами западной части тогдашнего Китая. На полях сражений они брали верх над жителями Инь, но уступали им в сфере культуры. Восприняв культуру, в том числе и письменность, покоренной династии, они постарались приспособить ее к собственному образу жизни и мировоззрению и, вне всяких сомнений, по-своему проинтерпретировали различные иньские представления. Поэтому будет неправомерным отождествлять конкретную иньскую графему с соответствующим чжоуским иероглифом, поскольку нет окончательной уверенности, что чжоусцы использовали данный иероглиф в его первоначальном значении. Более того, следует помнить, что сама чжоуская традиция известна нам в сильно измененной форме, которая была зафиксирована письменно лишь к началу нашей эры. Это касается не только письменности, но распространяется также на истолкование орнаментальных мотивов, украшающих ритуальные сосуды и прочие археологические находки.

На Востоке, как и на Западе, обработкой имеющихся данных занимались компетентные специалисты, и число публикаций по данному вопросу непрестанно возрастает. [5] .

Однако мы до сих пор еще не располагаем достаточным количеством информации, которая позволила бы сделать окончательные выводы о социальной структуре, а также о сексуальной жизни иньского общества.

В качестве примера обратимся к графеме, которая в настоящее время произносится как цюй и означает «мужчину, который берет себе женщину». Иньская графема, какой она известна по надписям на гадательных костях (рис. 1, а), состоит из двух частей: слева изображена женщина (рис. 1, г), а справа — графема, означающая глагол «брать». Этот глагол, который сейчас произносится как цюй, представлен в форме руки, держащейся за ухо. Поэтому и иньскую графему пытались истолковывать соответствующим образом: мужчина берет женщину в жены, ухватив ее за ухо. Отсюда делались и социологические выводы о доминирующей роли мужчины. В то же время глагол «брать» мог в данном случае использоваться исключительно как фонетик — цюй, что позволяет истолковывать значение пиктограммы как «женитьба на женщине», что произносилось как цюй. Чтобы продемонстрировать процесс эволюции китайской письменности, на рисунке воспроизведены и более поздние варианты этого же иероглифа; форма б использовалась на протяжении всего периода существования династии Чжоу вплоть до первых веков нашей эры; форма в встречается на ксилографах XIV в. и отражает стиль письма, сложившийся с появлением более усовершенствованной кисти, которая находится в употреблении и поныне [6] .

5

Из общих работ по древнейшей истории Китая отметим: Anderson J. G.Children of the Yellow Earth. London, 1934; Creel H. G.The Birth of China. 2nd ed. London, 1958. О многих открытиях, сделанных после выхода этих книг, можно получить представление только из специальных синологических публикаций.

Довольно узконаправленными, но представляющими интерес не для одних синологов являются работы: Maspero Н.La Chine antique. Paris, 1929; Granet M.La civilisation chinoise. Paris, 1929 (англ. пер. см.: Chinese Civilisation. London, 1930.) В последней рассматриваются преимущественно социологические проблемы. Следует отметить, что многие вопросы древнекитайской истории и общества остаются спорными, и поэтому вышеупомянутые книги по ряду вопросов носят дискуссионный характер. Удачный сводный обзор всей китайской истории представляет книга: Goodrich L. Carrington.A Short History of the Chinese People. London, 1957, где прослеживается также развитие и материальной культуры. Также см.: Latourette К. S.The Chinese, their History and Culture. N. Y., 1946; new ed. N. Y., 1958, краткий, но основательный очерк с обильными библиографическими отсылками.

6

Читателей, желающих получить более подробное представление о китайской; письменности, ее истории и связанных с этим проблемами, отсылаем к работе: iKartgren В. Sound and Symbol in Chinese. Stockholm, 1930.

Древние и более поздние китаиские иероглифы со значением «жениться» (а — в), «женщина» (г — ж) и «мужчина» (з — л)

При всей ограниченности и ненадежности сведений, которыми мы располагаем о династии Инь, все же имеется достаточно информации, позволяющей пролить свет по меньшей мере на один аспект сексуальной жизни в древнейшем Китае. В самом деле, некоторые материалы эпохи Инь настолько совпадают со свидетельствами позднейших времен, что могут считаться убедительными доказательствами, позволяющими высказать следующее предположение: хотя с эпохи Чжоу китайское общество было преимущественно патриархальным, до и/или при династии Инь в нем доминировало женское начало.

Прежде всего, иньская графема, изображающая женщину (нюй), представляет собой коленопреклоненную человеческую фигуру, у которой отличительной чертой являются диспропорционально огромные груди (рис. 1, г); подтверждением того, что изображены именно груди, а не, скажем, руки в широких рукавах или опущенные на бедра сжатые кулаки, является рисунок, обозначающий «мать» (му), в котором прорисованы соски (рис. 1, д). Пиктограмма же, изображающая мужчину (нанъ), состоит из элемента в виде участка возделанной земли и знака, обозначающего «труд» (рис. з, ср. и — один из вариантов). Исходя из этого, можно предположить, что если иньцы воспринимали женщину прежде всего как кормящую мать, то мужчину они ассоциировали с его деятельностью по возделыванию земли и заботами по поддержанию семьи, — подобное разделение функций является указанием на существование матриархата.

Для полноты картины приводим также позднейшие формы: еи ждля иероглифа «женщина» и формы ки лдля иероглифа «мужчина».

Во-вторых, с древнейших времен и до наших дней красный цвет обозначает в Китае созидательное начало, сексуальную силу, жизнь, свет и счастье. В качестве примера отмечу обычай династий Инь и Чжоу выкрашивать предметы погребальных жертвоприношений в красный цвет, чтобы тем самым предохранить их от разрушения [7] а также более поздний обычай преимущественно выбирать этот цвет для подарков и украшений по особо благоприятным поводам, а также во время брачных церемоний, которые даже обозначали термином «красное дело» (хунши). Для обозначения красного цвета в его животворящей функции использовалось слово чи, которое в иньской графеме передается через изображение пылающего огня. Иероглиф чи применялся также для обозначения розового тела новорожденного, но одновременно имел и значение «голый». Белый цвет, напротив, всегда ассоциировался с отрицательными влияниями, слабой сексуальной энергией, смертью и трауром. Церемония захоронения обозначалась термином бай ши («белое дело»). Иньская графема с обозначением «белого» (бай) была также связана с графемой «земля» (ту), и вне всяких сомнений, один из современных исследователей был прав, усмотрев в этой графеме фаллос. [8] В китайской алхимической и эротической литературе мужчина постоянно называется «белым», а женщина «красной» (нань бай нюй чи), а голые тела на эротических картинках часто выкрашивались в соответствующие цвета. Подобная цветовая символика позволяет предположить, что в давние времена женщину в сексуальном отношении ставили выше мужчины.

7

Однако, по-видимому, в эпоху Хань считалось, что белый цвет являлся более предпочтительным при династии Инь, а красный — у правителей Чжоу. Ср. «Ли цзи», гл. Тань-гун, I, 13: «Иньские жители почитали белое… Жители Чжоу почитали красное» («Инь жэнь шан бо, Чжоу жэнь шан чи»), Ханьский философ Ван Чун (27–97) приводит в своем трактате «Лунь хэн» (СБЦК, т. 6, гл. 19, с. 7а) легенду, согласно которой Тай-гун (Цзян Цзы-я, советник царя Вэня династии Чжоу) при сражении с иньцами избрал следующую тактику: он кормил мальчика киноварью, пока тот не подрос и тело его не стало совершенно красным, после чего велел ему провозглашать на улицах, что династия Инь скоро погибнет; иньцы сильно перепугались, решив, что «красная» Чжоу, являющаяся воплощением силы и света, собирается нанести поражение «белой» Инь, слабой и пребывающей в упадке. Но не исключено, что этот мотив был привнесен ханьскими конфуцианцами с целью восславить правителей Чжоу, которые являлись для них признанным образцом; см. ниже наши соображения в начале гл. 3.

8

См.: Karlgren В. Some Fecundity Symbols in Ancient China // Bulletin of the Museum of Far Eastern Antiquities. N 2. Stockholm, 1930; только некоторые из выдвинутых им теорий получили широкое признание.

В-третьих, мне хотелось бы обратить внимание на иероглиф, обозначающий «родовое имя» (син). Начиная со второй половины периода Чжоу этот иероглиф состоял из двух элементов: слева в качестве классификационного ключа использовался элемент «женщина», а справа графема со значением «рожать». Этот иероглиф часто приводят в подтверждение существования в архаичном китайском обществе матриархата, поскольку он отчетливо указывает на то, что дети наследовали родовое материнское имя. К сожалению, насколько я знаю, до сих пор не удалось обнаружить этот иероглиф среди иньских надписей на костях, а на всех мне известных чжоуских графемах вместо радикала «женщина» стоит радикал со значением «человек» (жэнь). Но в любом случае, даже оставив в стороне вопрос о том, действительно ли иероглиф син с радикалом «женщина» восходит к эпохе Инь, бесспорным остается следующее: на протяжении более двух тысячелетий этот иероглиф неизменно использовался в значении «родовое имя», что является красноречивым свидетельством живучести матриархальных воспоминаний в китайском сознании.

В-четвертых, в древних династийных легендах сообщается, что некогда наследование власти правителями (или, возможно, главами кланов) переходило от деда к внуку, таким образом пропускалось целое поколение родственников по мужской линии. Вне всяких сомнений, у социологов есть все основания истолковывать эту традицию как пережиток стадии перехода от матрилинейного к патрилинейному.

И наконец, в древних мифах и легендах женщины наделяются особой магической силой. Еще более важно, что в «пособиях по сексу» — известные образцы которых относятся к началу нашей эры, но которые несомненно восходят к более глубокой древности — женщина предстает как хранительница тайн секса, владеющая всей совокупностью сексуальных знаний. Во всех текстах, где говорится о сексуальных отношениях, женщина выступает в роли искусной наставницы, а мужчина — в роли невежественного ученика [9] ….

9

Я не вполне уверен, стоит ли включать сюда встречающееся в некоторых Китайских источниках, например в сочинениях Шан-цзюня, замечание о том, что в Глубокой древности дети знали только своих матерей, но не отцов (Duyvendank J. J. L. The Book of Lord Shang // Probhstain's Oriental Series. Vol. 17. London, 1928. P. 225). По-видимому, мы скорее имеем дело с искусственной картиной, предлагаемой позднейшими китайскими авторами, чем с реальными отголосками матриархата.