Секундо. Книга 2

С самого раннего утра пришлось писать столько извещений о смерти Холлта-старшего самым разным людям, что под конец рука у него даже не устала, а попросту отваливалась. Ему еще повезло, что часть писем близким родственникам любезно взяла на себя графиня, иначе он ничего бы не успел.

Оповещения по мере написания отправляли верховыми, с ними же получали соболезнования и заверения о прибытии завтра для отдания последних почестей старому графу. Закончив свою часть и спросив Фелиса, нужно ли ему помогать еще, графиня, с облегчением получив отрицательный ответ, увела всех детей, кроме младшей дочери, прощаться с дядей.

Секретарь был ей искренне благодарен за помощь. Грамотных в замке было мало, и все они были заняты подготовкой к печальной церемонии. Весь немаленький штат прислуги носился по замку, готовя покои для родственников из отдаленных поместий, что останутся на ночь, и тех гостей, кто захочет передохнуть с дороги в общих комнатах.

Повара сбились с ног, стараясь приготовить как можно больше различных яств, ведь завтра в замок хлынут не только дворяне, но и окрестные простолюдины, да и из Холлтбурга прибудет немало горожан. Это тот редкий случай, когда в графское поместье можно будет войти всем желающим, даже последнему нищему. Кто же упустит такую чудную возможность полюбопытствовать, как живет владетель здешних земель? А угостить во славу покойного графа полагалось всех пришедших с ним проститься.

Наконец написано было все, что нужно, и Фелис по привычке похвалил сам себя, как делал всегда после должным образом выполненной работы. Можно было отойти ко сну. Его покои находились неподалеку, рядом с кабинетом, чтоб не тратить зря драгоценное время на переходы по нескончаемым коридорам замка.

Он разделся и лег в свою по-холостяцки узкую и жесткую кровать. В соседнем зале большие напольные часы гулко отбили три часа пополуночи, но ему все не спалось, видимо, сказывалось напряжение суетного дня.

Чтоб не тратить время попусту в напрасных усилиях призвать непослушный сон, он решил заняться приятным делом. Не одеваясь, накинул теплый халат, крепко затянул пояс на чуть заметном животике и направился по пустынным коридорам в южную башню. Здесь была установлена прельстившая его раз и навсегда оптическая труба, позволявшая наблюдать за таинственно мерцающими звездами. Труба принадлежала графу, но тот не возражал, если его помощник время от времени пялился в ночное небо.

В этот раз небо было затянуто темными тучами, не пропускающими свет звезд, и Фелис, сидя возле узкой бойницы, сосредоточено разглядывал в трубу темный горизонт, усыпанный едва видимыми светлыми пятнами, похожими на огни Холлтбурга.

Краем глаза заметил внизу в свете горевшего фонаря мелькнувшую странную длинную тень. Он не сразу понял, что случилось, и некоторое время продолжал по инерции рассматривать город. Но потом спохватился, заинтересовавшись, кто это бродит по парку в такое позднее время, опустил трубу пониже и подкрутил окуляр, делая изображение четче. Маленькое пятно, привлекшее его внимание, превратилось в графа Холлта в одной черной шелковой рубашке, поблескивавшей в тусклом свете пробившейся сквозь облака луны.

Заинтригованный секретарь перевел прибор на того, кто шагал рядом с ним. И выругался сквозь зубы. Это была незнакомая женщина! Женщина, на плечи которой был накинут графский дублет!

Лицо незнакомки скрывалось под сенью накидки, его он разглядеть не смог, но по легкой походке было ясно, что она молода. Фелис был уверен, что она к тому же и красива. А иначе с чего бы графу бродить с ней ночью по парку? И это в то время, как в склепе лежит его якобы любимый брат?!

Секретарь возмутился до гневных красных искорок в глазах. Не иначе как граф от вожделения весь разум растерял! И это в его весьма почтенном возрасте, имея красавицу-жену!

Фелис понял, почему на этот раз его оставили в замке. С собой в дальнюю деревню, где обнаружился старший Холлт, граф его не взял, хотя прежде он сопровождал его во всех поездках. Это потому, что граф заранее планировал привезти оттуда разрушительницу семьи, амару, рассчитывая поселить ее где-то на территории имения, и лишние свидетели ему были не нужны.

Почему граф не устроил любовницу сразу в замке? Он достаточно большой, чтоб не встречаться с тем, с кем не желаешь. Так было бы гораздо удобнее — от жены можно было бы сразу перейти к амаре. И тут же решил — нет, граф такого бы себе не позволил, он предусмотрительный. Ушлые слуги быстро бы все выяснили и доложили графине. И что бы тогда было? Ведь графиня уверена, что супруг ее любит и уж, конечно, ей верен.

Влюбленная парочка скрылась с глаз, и Фелис, рискуя упасть, высунулся в окно почти по пояс, пытаясь выяснить, в какую сторону они направились. Но не смог, их скрыли высокие деревья.

Но, в принципе, узнать, где граф скрывает свою подружку, не так и сложно. Пусть парк и большой, но не настолько, чтоб его нельзя было обследовать за пару дней. А именно этим он и займется в первое же свободное время. К тому же домов, пригодных для жилья, там не так и много, что упрощает дело.

Тщательно протерев линзы предназначенной для этого бархоткой, секретарь отправился спать с твердым намерением вывести графа на чистую воду. Он чувствовал себя защитником невинной графини, ревнителем чистоты супружеского ложа, да и просто опасался за свое будущее, если граф решит вдруг приблизить к себе недостойную амару. Тогда уж точно такой приятной и необременительной жизни у него больше не будет, ведь между супругами непременно разразится война.

На следующий день в поместье для прощания со старшим графом Холлтом прибыло неимоверное количество народа. Тело перенесли в родовой храм, и прощаться с ним потянулись и те, кто его помнил, и те, кто не помнил, но хотел бы посмотреть на мумию, ведь весть о том, что тело не разложилось и покойник похож на просто спящего человека, хотя умер уже давно, разлетелась по окрестностям очень быстро.

Любопытничающих было так много, что граф, в парадном траурном одеянии стоявший в голове покойного, с негодованием поглядывал на горящие недоброй пытливостью глазки проходящих мимо.

Когда одна из купеческих семеек раз в пятый, якобы прощаясь, прошла мимо мертвого тела, едва не тыча в него пальцами, граф угрожающе нахмурил брови, глядя им в глаза. Намек они поняли и больше не появлялись, чему он был только рад. Ему хотелось собственноручно высечь плетьми этих нечестивцев, устроивших из самого скорбного события в его жизни низкий балаган.

После бессонной ночи, проведенной у тела покойного, его клонило ко сну, от долгого стояния на ногах у него сводило икры и горели ступни, но он упрямо нес караул подле гроба, отдавая последний долг любимому брату.

Наконец поток прощающихся иссяк. Люди то ли утолили праздное любопытство, то ли решили больше не рисковать, испытывая терпение графа, но к покойному никто больше не подходил. По знаку графа дроттин их семейного храма провел последний обряд, тело положили в гроб красного дерева и понесли в родовой склеп. Стоявшие вдоль дороги люди бросали под ноги идущих черные агавии — цветы скорби.

Идущий за гробом во главе траурной процессии граф не смотрел по сторонам, не желая встречаться взглядом с любопытствующими. Он чувствовал, что по его брату истинно скорбят только двое — он сам и стоящая у окна маленького домика в парке девочка с королевской кровью.