Семь цветов радуги
Шрифт:
— Погоди, — остановила она возницу и спрыгнула с телеги.
Старик с нескрываемой насмешкой смотрел на чудаковатую бабу.
Присев на берегу, Макаркина быстро скинула башмаки и зашлепала по мокрому песку.
Самым непонятным для нее было то, что это не просто бочонок, случайно выброшенный в реку. А это именно ее бочонок, который она должна была получить у Антошечкиных.
На каком другом бочонке будет написан черной несмываемой краской номер «411», а под номером «Кильки таллинские, высший сорт»?
Макаркина обрадованно схватила мокрый бочонок,
К ее удивлению, верхняя крышка была плотно замазана варом. К тому же в бочонке что-то гудело.
Макаркина осторожно поставила бочонок на песок и нерешительно отошла в сторону. Кто его знает, чего он гудит? Вот так погудит-погудит, а потом как ахнет! Куда рука, куда нога!
Надоело ждать старику. Этак до вечера не доедешь. Он зачмокал губами и тронул вожжи. Макаркина бросилась было на дорогу, но жадность сильнее страха. Она схватила бочонок и на вытянутых руках понесла к телеге.
— Вот дура-баба, — усмехнулся возчик и достал из кармана кисет. — Мечется взад-вперед со своей бочкой. Коль нашла, так бери, пока другой не подобрал.
— Без тебя знаю, — огрызнулась Макаркина. — Советчик какой нашелся. Подберешь на свою голову. — Она боязливо поставила бочонок на передок телеги и отошла в сторону. — Послушай, как в нем гудет, будто в самоваре…
Старик нагнулся и приложил ухо к верхней крышке. Из бочонка доносилось густое равномерное гудение, похожее на жужжание пчелиного роя.
— А ну, забери эту чертовину отсюда! — строго приказал старик.
— Куда я его дену? — злобно закричала Макаркина и, боясь, что тот не возьмет ее с бочонком, бесстрашно села на задок телеги. — Поедем, нечего канителиться. Испугался! А еще мужик, называется.
— Забери его к лешему! В последний раз говорю! — Старик в сердцах бросил кисет на телегу.
— Указчик какой нашелся! Ровно баба, слюни распустил. — Макаркина демонстративно стала подтаскивать к себе сено, устраиваясь поудобнее на долгую поездку.
Старик спрыгнул с передка, схватил бочонок и побежал с ним к канаве. «Знаем мы эти игрушки, — думал он. — Фашисты всякие тут мины пооставляли: и в ящиках, и в бочонках. Видали ихние фокусы. Может, и этот бочонок откуда-нибудь из оврага принесло вешней водой. Не погибать же из-за глупой бабы».
— Ах ты, проклятущий! — визжала Макаркина. — Твой, что ли, этот бочонок? Она соскочила на землю и побежала за стариком.
Возчик возвратился к подводе и начал выставлять на обочину дороги все кринки и горшки Макаркиной. Он делал это сосредоточенно и осторожно, стараясь не расплескать сметану. Уставив посуду, возчик сорвал лопух и вытер им руки.
— Прощевай, коли так, — спокойно сказал он и вскочил на телегу. — Может, кто и подвезет тебя с этим гостинцем!
Макаркина задыхалась от гнева. Она сорвала с головы платок и хватала воздух широко раскрытым ртом. Слова застряли в горле. И лишь после того, как телега скрылась в облаке белесой пыли, она закричала:
— Погоди, чего скажу!
Проклиная на чем свет стоит пугливого, старика, она взяла снова злосчастный бочонок и притащила его к горшкам, выстроившимся
в ряд у дороги.Вдали показалась машина. Макаркина подняла руку.
Старенький грузовичок, покрытый, как мукой, известковой пылью, замедлил ход и словно нехотя остановился. Из кабины выскочил Сергей. Он еле переводил дух, будто не ехал, а бежал от самой деревни.
— Чего задерживаете! — крикнул пастушок, узнав Макаркину. — Мы не в город. Ишь, сколько горшков! На рынок, небось, собрались?..
Тут он увидел бочонок и осекся. Не веря своим глазам, Сергей бросился к нему, схватил и опрометью мотнулся к машине.
— Ты чего это, милок? — ехидно поджимая губы, прошипела Макаркина. — В грабители, что ль, записался? Средь бела дня такое самоуправство?
— А я чего?.. — насупился Сергей. — Я по праву.
— По какому такому праву? — торжествующе усмехалась Макаркина. Уж она сейчас ему покажет права!
— А по такому, — уже более уверенно проговорил пастушок, крепко прижимая к себе мокрый бочонок. Он ждал, что эта злая баба сейчас бросится его отнимать. — Тут внутри самый главный генератор сидит!
Сергей слышал от техников о «главном генераторе», спрятанном сейчас в бочонке, без которого они не могли обойтись.
Макаркина потянула бочонок к себе.
— А ну, молодой человек, вытряхай этого «главного». Нечего гуделки в чужих бочках устраивать. Моду какую завели: у добрых людей то ведра, то бочонки тащат. Этак на ваши игрушки никакой посуды не наготовишься.
Сергей растерялся. Как это москвичи не знали, чей им бочонок попался? Придется отдавать: Макаркина от своего, хоть лопни, не отступится. Он с тревогой вспомнил, что техники говорили, будто еще раз придется повторить опыт. Что-то там они не проверили.
— Возьмите, тетенька, — со вздохом сказал Сергей, обдумывая дипломатический ход, как бы все-таки вернуть бочонок обратно. — Без всякого сознания вы человек. Самокритика до вас не доходит. Науки тоже не понимаете.
— Да куда уж нам? — елейно запела Макаркина, принимая возвращенную собственность. — От этих ученых в колхозе не продохнуть. — Она хотела было открыть крышку, но та не поддавалась. — На, сам выкидывай оттудова чортову гуделку.
— Не смею, тетенька, — снова вздохнул Сергей. — Это москвичи поставили аппарат. Цены ему нет, потому как это… — он многозначительно поднял палец, это специальный научный аг-ре-гат. Поняли?
Недоверчиво смотрела Макаркина на подростка, и в глазах ее метались злобные желтые огоньки.
— Вот вы, тетенька, говорите, — укоризненно продолжал Сергей, — выкини гуделку. А сами того не понимаете, что это все от вашей необразованности. Обидно даже слушать. А гудит там вполне научная вещь. — Он понизил голос до шепота: — Преобразователь. Слыхали? Да не простой, а вибра-цион-ный! Вот что! — Сергей заложил руки в карманы и прошелся важно вразвалочку, совсем как техник Бабкин.
— Недосуг мне с тобой лясы точить, — уж менее уверенно сказала Макаркина. — Плевать мне на ваши «образователи». Образованные какие нашлись! Пусть в свою Москву-реку бочонки кидают…