Семь этажей
Шрифт:
– Стало быть, - проговорил Джузеппе Корте дрожащим голосом, - вы мне советуете...
– Учтите при этом еще одно...
– решительно продолжал доктор.
– Учтите, что у вас появилось нежелательное осложнение - экзема.
Сама по себе она совершенно безопасна, но, если ею пренебрегать, это может отразиться на вашем моральном состоянии, а вы сами знаете, насколько важно для выздоровления сохранять присутствие духа. Облучение, которое я вам прописал, оказалось плодотворным лишь до определенного предела. Почему? Возможно, это чистая случайность, но не исключено, что установка недостаточно мощная.
Так
на пятый, шестой, а то, глядишь, и на седьмой этаж.
– Так вы полагаете, что перевод на третий ускорит лечение?
– Вне всяких сомнений! Я бы на вашем месте не раздумывал.
Разговоры такого рода доктор вел с Джузеппе Корте ежедневно.
Наконец наступил момент, когда больной, которому надоело мучиться от экземы, несмотря на инстинктивное нежелание спускаться вниз, решил все же последовать совету доктора и переселился этажом ниже.
На третьем этаже он тотчас заметил, что в отделении среди врачей и сестер царит какая-то непонятная веселость. С чего бы это - ведь в отделении больные, внушавшие серьезное беспокойство. Более того веселость эта с каждым днем как будто нарастала; Джузеппе терялся в догадках, пока не разговорился с одной из сестер, спросив, чему это они все здесь так радуются.
– Как, разве вы не знаете? Через три дня мы все уходим в отпуск.
– В отпуск?
– Ну да. На две недели третий этаж закрывается, и весь персонал идет отдыхать... Все у нас уходят в отпуск поэтажно.
– А больные как же? Что будет с ними?
– Поскольку их не так уж много, мы объединяем два этажа в один.
– Какие? Третий и четвертый?
– Нет, третий и второй. Отсюда все спустятся на этаж ниже.
– На второй этаж?
– переспросил Джузеппе Корте, побледнев как мертвец.
– Значит, я тоже должен буду...
– Ну конечно. Что тут особенного? Когда мы через две недели вернемся, возвратитесь в эту палату. Чего вы так испугались?
Джузеппе охватил дикий страх; таинственный внутренний голос нашептывал ему об опасности. Однако не мог же он помешать персоналу уйти в отпуск, кроме того, как ему показалось, гаммаоблучение наконец подействовало экзема почти прошла. Итак, Корте не решился открыто протестовать против нового перемещения, единственное, чего он потребовал, не обращая внимания на насмешки сестер, - это чтобы к двери его новой палаты прикрепили табличку с надписью: "Джузеппе Корте, с третьего этажа, временно". Подобная вещь была совершенно беспрецедентной в истории клиники, но врачи не стали возражать, опасаясь спровоцировать сильное потрясение у этого нервного, темпераментного больного.
Ему надо только переждать две недели - не более того. И Джузеппе Корте с какой-то одержимостью принялся считать дни.
Почти все время он проводил в постели, вперив неподвижный взгляд в угол; мебель здесь, на втором этаже, была уже не такая современная и не радовала глаз, как в отделениях наверху, но отличалась строгостью
и внушительностью форм. То и дело он напрягал слух: ему казалось, что с нижнего этажа, из отделения "приговоренных", до него доносятся какие-то приглушенные звуки - должно быть, предсмертные стоны и хрипы.В такой обстановке Джузеппе, разумеется, все больше падал духом. А потеря душевного спокойствия не могла не отразиться на его состоянии: температура ползла вверх, с каждым днем увеличивалась общая слабость. Из окна, почти все время распахнутого настежь, ведь лето было в самом разгаре, теперь уже не открывался вид на городские крыши и соседние дома; перед глазами вставала только окружающая клинику зеленая стена деревьев.
Через неделю, часа в два пополудни, неожиданно вошли в палату фельдшер и три санитара с каталкой.
– Ну как, мы готовы к переезду?
– бодрым голосом спросил фельдшер.
– К какому переезду?
– У Джузеппе перехватило горло.
– Что опять за новости? Ведь персонал третьего этажа только через неделю возвращается из отпуска.
– При чем тут третий этаж?
– удивился фельдшер.
– Приказано перевести вас на первый. Вот посмотрите.
– И показал на напечатанное на бланке распоряжение о переводе на самый нижний этаж с подписью самого профессора Дати.
Ужас и ярость Джузеппе Корте прорвались наружу такими оглушительными криками, что задрожали стены в отделении.
– Успокойтесь, ради бога, тише, - умоляли его санитары, - ведь здесь тяжелобольные!
Но ему ни до кого уже не было дела.
Прибежал заведующий отделением, человек очень воспитанный и любезный. Он спросил, в чем дело, прочитал бумагу, выслушал объяснения Корте. Затем раздраженно повернулся к фельдшеру, сказав, что это ошибка, он не давал подобных распоряжений, что с некоторых пор здесь царит полная неразбериха, так больше продолжаться не может, ему ни о чем не докладывают, и он обо всем узнает последним... Наконец, разнеся в пух и прах своего подчиненного, он сменил тон и обратился к больному с глубочайшими извинениями.
– Но, увы, - добавил врач, - увы, профессор Дати час назад уехал за город отдохнуть и вернется только через два дня. А я при всем желании не могу отменить его приказ. Поверьте, он первый будет глубоко сожалеть... Немыслимое недоразумение, просто в голове не укладывается, как такое могло произойти!
Джузеппе Корте никак не мог совладать с собой: его била нервная дрожь и весь он был во власти дикого, панического страха. В палате еще долго не смолкали его по-детски отчаянные всхлипывания.
И вот из-за дурацкой ошибки он прибыл на последнюю станцию - в отделение для умирающих! Это он-то, чье место, по мнению самых строгих врачей, было на шестом, если не на седьмом этаже!
Ситуация настолько нелепая, что Джузеппе так и подмывало разразиться истерическим хохотом.
Полуденный зной лениво парил над городом. Джузеппе, прикованный к постели, неотрывно глядел на зелень деревьев и ощущал себя в каком-то нереальном мире: пугающе белые, выложенные кафелем стены, холодные, плотно закрытые двери, словно ведущие в покойницкую, такие же белоснежные призрачные фигуры в халатах. Даже деревья за окном кажутся какими-то ненастоящими: вон уж сколько он на них смотрит, а ни один листочек их не шелохнулся.