Семь фунтов брамсельного ветра
Шрифт:
С тетушкой получилось очень удачно. Петруша уговорил на эту роль свою начальницу, Варвару Мстиславовну. Видно было, что та в глубине души тоже относится к нашей затее, как к «детским играм», но к роли подошла серьезно. Мы все три эпизода сняли с ней за полдня! Она изобразила этакую железную леди с неколебимыми правилами этикета, которые намерена привить и племяннику Тому. Томчик ее боялся по-настоящему (но от этого играл еще лучше).
Это все я и объяснила Дмитрию Витальевичу.
— И где должно свершаться сие драматическое действо? — спросил он.
— Ой… значит, вы согласны?
— Только
— Известно, — призналась я. — Все из-за дурака Булыскина… Дмитрий Витальевич, но потом ведь все равно могут узнать. После премьеры…
— После — пусть… Куда и когда приходить?
— Во Дворец творчества школьников, в два часа, я вас встречу на крыльце. Знаете, где это?
— Голубушка, я ходил в этот Дворец еще в незабвенные пионерские годы. Занимался в географическом обществе «Меридиан». у Федора Федорыча Истомина. Кажется, он сейчас там директор?
— Да… Спасибо! Ура!
Дмитрий Витальевич сыграл дядю Мунка очень даже похоже. Снимали в парке Дворца, среди старых берез и груд желтой листвы (хорошо, что ее некому было убирать). Том, гуляя по аллеям и лужайкам, постреливал из рогатки, пальнул наугад, услышал звон разбитого стекла и драпанул куда подальше. И головой врезался в дядюшку. Дмитрий Витальевич был в своем длинном пальто — вполне как у доктора Ватсона, моды повторяются — и в черном котелке, который разыскала для него старательная Маргарита. И даже с тростью. Она отлетела, когда Том врезался головой дядюшке в живот.
— Куда ты мчишься, дорогой мой Том Беринг? И не связана ли твоя поспешность с хрустальным звоном, который я только что слышал в отдалении?
Дядю Мунка можно было не бояться. Том признался, что поспешность связана. Потому что не хочется, чтобы тетушка застала его на месте преступления и опять грозила каким-то гневом, который должен приехать с отцом.
— Кстати, дядя, вы не знаете, кто он такой, этот гнев?
Ну и далее — по плану. Дмитрий Витальевич вполне справился с ролью. Его поздравляли и благодарили. И сразу дали посмотреть запись — на экранчике видеокамеры.
Он посмеялся:
— Не знал за собой таких талантов. Теперь, если уволят из школы, пойду во МХАТ. Или в крайнем случае в местный ТЮЗ…
С Томчиком они распрощались с особенным дружелюбием, пожали друг другу руки…
Снимали, снимали, и вдруг оказалось, что сделано очень много. Осталось два-три последних эпизода. Тут работа застряла. Ребята из кружка «Умелые руки» все никак не могли переделать сухой разлапистый пень в туземное божество — то, что привез домой на память о дальних берегах капитан Беринг. Именно в это страшилище должен был стрелять Том и «убить на веки веков» страшного Гнева, мысли о котором угнетали его душу. Уже и каникулы прошли, а чудище все не было готово. Петруша взывал к совести «умелоручного» руководителя, но тот ссылался на какие-то причины…
Томчик однажды во Дворце отвел меня в сторонку.
— Женя, можно я спрошу про одно… про свое сомнение?
Он чаще общался с Люкой — она его приводила во Дворец и провожала домой, заботилась о костюме и все такое прочее, — но я видела,
что мне он доверяет все же больше, чем ей. Вот и сейчас…— Спрашивай, конечно, Томчик… — Я чуть не добавила «про свое сомнение», но он тут же учуял бы шутку, пусть самую безобидную. — Что случилось?
— Вот я должен буду стрелять… в этот страшный пень… а он на самом деле кто? Какой-то африканский бог?
— Видимо, индейский…
— Все равно… он же бог. Пусть не самый главный, а все равно… Женя, в бога ведь стрелять, наверно, нельзя?
Вот ведь как!
Осторожно-осторожно, чтобы сомнение Томчика не стало еще больше, не смешалось со страхом, я сказала:
— Вообще-то ты прав… Но дело в том, что это не настоящий бог, а идол. Идолы — никакие не боги. Туземцы с ними не церемонятся. Если видят, что идолы не откликаются на их заклинания, они лупят их палками и даже сжигают в кострах. А если идол изображает злого духа, то тем более, так ему и надо. Поэтому стреляй смело…
Он чуть улыбнулся:
— Тогда ладно… Только смело не надо. Я ведь должен стрелять в Гнева с перепугу. Увижу и сразу — бах!.. Женя, а стрелять придется из рогатки?
— Что ты! Из револьвера! Петруша обещал принести очень похожий на настоящий, грохает специальными патронами.
Мне кажется, Томчика это не обрадовало. Он потоптался на паркете своими ботинками с пуговками, подергал галстук матроски.
— Томчик, что случилось? — опять сказала я.
— Нет, ничего… так. Это потом…
Иногда к нам на съемки заглядывал сам директор Дворца Федор Федорович Истомин. Был он пожилой, с седоватыми усами, худой и со спортивной выправкой. Еще бы, мастер спорта по туризму. Правда, сейчас он в походы ребят не водил, хватало забот с дворцовыми делами… Оказался он и на съемке в парке, когда Дмитрий Витальевич изображал дядю Мунка. Они узнали друг друга, поговорили, посмеялись даже о чем-то. После этого Федор Федорович стал приглядываться к нашей «творческой группе» внимательнее.
Петруша однажды шепнул нам, что хочет уговорить директора сняться в роли капитана Беринга.
— Думаю, не откажется. Там дела-то на пятнадцать минут!
В самом деле! Том палит в идола, тот рассыпается, на выстрелы вбегает отец, мальчик бросается к нему:
— Папа я убил этого Гнева!
Отец подхватывает его на руки…
Вот и все.
Мне тоже казалось, что директор согласится. Ведь согласились же Варвара Мстиславовна и Дмитрий Витальевич! А у Федора Федоровича роль всего в несколько слов, никакого труда. К тому же поглядывал на нас директор с симпатией.
Только плохо, что съемки застряли из-за идола.
А в середине ноября мы увидели, что директор ходит насупленный и молчаливый. И скоро стало понятно — почему. Опять пошли слухи: Дворец отберут…
Дворцовые тайны
Впрочем, на этот раз были не слухи уже, а конкретная информация. Взрослые работники Дворца теперь не скрывали от ребят, что скорее всего придется переселяться «кому куда». В районные детские клубы…
Об этом писали и газеты. Об этом говорил в «Новостях» и мэр города, разводил перед телезрителями руками: