Семь главных лиц войны, 1918-1945: Параллельная история
Шрифт:
В преддверии войны дуче, запросив для участия в ней непомерное количество оружия (которое Аттолико преувеличил, надеясь получить отказ), сказал Чиано: «Пока немцам от нас ничего не нужно, будем помалкивать… но мы не можем упустить такую великолепную возможность, если демократии не зашевелятся»{47}.
Когда война, наконец, разразилась, Муссолини осознал, что его силы, за исключением разве что флота, недостаточны для ведения боевых действий где бы то ни было. О «великолепной возможности» речь уже не шла. Дуче сообщил Гитлеру, что «Италия не готова», и объявил о неучастии, которое отнюдь не равносильно нейтралитету. «Не хочу прослыть клятвопреступником», — твердил он.
Гитлер недоволен Мюнхеном
Конференция в Мюнхене казалась
Выйдя из самолета по возвращении из Мюнхена и показывая тексты Мюнхенских соглашений, Невилл Чемберлен заявил, что привез «почетный мир», — хотя в самом ближайшем будущем ему пришлось пожалеть об этом выражении, вырвавшемся «под влиянием эмоций».
Между тем Гитлера, вопреки ожиданиям, совершенно не обрадовали ни результаты, ни сам созыв Мюнхенской конференции. «Наши враги — черви», — заявит он позже своим генералам. На самом-то деле он жаждал осуществить вооруженную интервенцию, а эта конференция, к организации которой приложил руку Муссолини, нарушила его планы. Даже Судетскую область ему не дали взять силой. Фюрер затаил обиду и на Геринга, наслаждавшегося ролью главного переговорщика. С тех пор Гитлер отстранил его от всякой дипломатической деятельности{48}.
Кроме того, немцы, подобно французам и англичанам, считали, что Мюнхен принес им мир, и были этим очень довольны. Следовательно, теперь требовалось больше усилий, чтобы настроить их на войну.
Расценивая Мюнхенскую конференцию как провал, Гитлер отдал вермахту приказ ликвидировать остатки чехословацкого государства. Чемберлен «отнял» у него победоносное вступление в Прагу, зато отказ нового чешского президента, доктора Эмиля Гахи (преемника ушедшего в отставку Бенеша), признать независимость Словакии дал фюреру, наконец, долгожданный повод к вмешательству.
Не выдержав нарастающего давления, Гаха попросил аудиенции у фюрера. Устроив так, чтобы Гахе по секрету сообщили о начале вторжения немецких войск на чешскую территорию, и зная, что тот сердечник, Гитлер заставил его долго ждать приема, а затем принялся поносить чехов и «бенешевский дух». Поскольку Гаха не соглашался приказать своим вооруженным силам не оказывать сопротивления вермахту, Геринг пригрозил, что Прагу будет бомбить люфтваффе (на самом деле 7-я воздушно-десантная дивизия была прикована к земле снегопадом). Тут Гаха потерял сознание. Его смерти не следовало допускать ни в коем случае, ибо после убийства Дольфуса австрийскими нацистами его сочли бы новой жертвой Гитлера. Врач фюрера сделал Гахе инъекцию, и тот очнулся… но в каком состоянии? Гаха отдал приказ не открывать огонь против вермахта и подписал декларацию, передавшую судьбу чешского народа в руки германского рейха. Эти события произошли 14 марта 1939 г. «Сегодня самый счастливый день в моей жизни, — сказал Гитлер своей секретарше Кристе Шредер, — день объединения Чехии и рейха. Я войду в историю как величайший из немцев… Вы и Герда [другая его секретарша], поцелуйте меня!» — добавил он, указав на свою щеку{49}.
С точки зрения Берлина, заключение советско-германского пакта в августе 1939 г. являлось прямым следствием гарантий, данных Польше Великобританией 31 марта 1939 г. Помимо оккупации Праги, Гитлер уже в течение нескольких лет добивался возвращения Германии Данцига и предоставления коридора, который соединил бы Восточную Пруссию с остальным рейхом. Взамен «он, должно быть, признал бы польские границы, хотя это кислое яблоко трудновато проглотить», — опасался Геббельс, прекрасно знавший, что амбиции Гитлера простирались намного дальше Данцига. Но для Варшавы, доверившейся англичанам, подобные требования были уже в принципе неприемлемы.
В Берлине полагали, что Чемберлену
пришлось не по вкусу унижение, каким оказался для него после возвращения из Мюнхена захват Праги — территории, никогда не принадлежавшей Германии и оккупированной вопреки всем обещаниям. Имело ли смысл одураченному и вдребезги разбитому Чемберлену продолжать политику примирения и умиротворения? 31 марта, через две недели после оккупации Праги, он взял да и заявил в палате общин, что «в случае действий, непосредственно угрожающих независимости Польши, правительство Его Величества будет считать себя обязанным незамедлительно помочь польскому правительству всеми средствами, находящимися в его распоряжении».«Я приготовлю им адский напиток», — сказал Гитлер, узнав об этом. Поскольку он имел твердое намерение напасть на Польшу и догадывался, что в результате на западе вспыхнет война с Великобританией и Францией, нейтрализовать на востоке СССР стало для него жизненной необходимостью.
Таким образом, инициатива заключения германо-советского пакта однозначно принадлежала Германии.
Сталин в то время несколько умерил свой антифашизм и задался вопросом: не сдадут ли Великобритания и Франция Польшу точно так же, как сдали Чехословакию? Так, может, под «адским напитком» как раз и имелся в виду пакт со Сталиным? Доказательств этому нет, хотя весной начали нерешительно восстанавливаться экономические связи между СССР и Германией. «Они не смогут развиваться, пока не будут улучшены политические отношения», — откровенно заявил Гитлер в мае. Речь шла о том, чтобы уничтожить Польшу, прежде чем успеет вмешаться Запад.
Риббентроп убедил Гитлера, что возобновление экономических переговоров, прерванных в июне, может привести к кардинальной переоценке отношений с СССР. После Мюнхена злонамеренные попытки англичан и французов вовлечь СССР в свою политику безопасности начали раздражать Сталина, и тот избавился от Литвинова — поборника сближения с Западом {50} .
Литвинов был евреем, и Сталин велел заменившему его Молотову «очистить наркомат от евреев» — последние составляли подавляющее большинство среди руководителей посольств. И хотя, по словам Молотова, Сталин в ту пору не был антисемитом, несмотря на некоторые его высказывания [8] , Гитлер счел подобные меры благоприятным знаком.
8
См. ниже раздел «Сталин, евреи и другие национальные меньшинства». 42
Он предоставил Риббентропу свободу действий и остался очень доволен заключением германо-советского пакта. «Вот это их озадачит!» — воскликнул он, намекая на французов и англичан, и велел подать шампанское: больше «нечего бояться английской блокады», решил фюрер, окончательная победа обеспечена{51}.
Пока между Риббентропом и Молотовым шли переговоры, кстати, весьма гладко, Гитлер, со своей стороны, ограничивался нагнетанием напряженности между Германией и Польшей, встречался с Чиано, заключал Стальной пакт с Муссолини… Так что объявление о соглашениях Молотова-Риббентропа прозвучало словно гром среди ясного неба, хотя информированные круги и чуяли неладное{52}.
Это стало настоящим Ватерлоо для французской дипломатии и означало неизбежную войну, по мнению англичан.
Расчеты Сталина
Политика Сталина во время заключения советско-германского пакта, а затем его поведение вплоть до нападения Гитлера на СССР — вот что всегда вызывало поистине бесконечные вопросы и предположения. Прежде чем анализировать эту ситуацию, заглянем в «Воспоминания» Хрущева, дающие общее представление о ней. Вряд ли стоит напоминать, что при первом издании «Воспоминаний» в 1970–1974 гг. отрывки, которые мы процитируем, были вырезаны цензурой, дабы не компрометировать еще остававшихся в живых, а то и находившихся у власти участников событий. Свидетельство Хрущева, надиктованное на магнитофон, безапелляционно и однозначно. И тем более ценно, что Хрущев в 1956 г. выступил с докладом, обличающим сталинские преступления.