Семь главных лиц войны, 1918-1945: Параллельная история
Шрифт:
ГИТЛЕР: АНГЛИЯ ИГРАЕТ НЕ ПО ПРАВИЛАМ!
Черчилль был для Гитлера бельмом на глазу задолго до начала войны. Чтобы избавиться от него, он рассчитывал на старого Ллойд Джорджа даже больше, чем на Чемберлена или лорда Галифакса.
В октябре 1939 г. фюрера сильно насмешила статья Бернарда Шоу. «Прежде чем избавиться от гитлеризма, — писал юморист, — давайте избавимся от черчиллизма». Эта публикация вторила статье Ллойд Джорджа в «Санди экспресс», предупреждавшей об опасности отказа признать новый статус Польши, отныне разделенной. Такой отказ превратил бы Англию, если бы та встала на сторону Черчилля (к тому времени всего лишь лорда адмиралтейства, но уже вездесущего в британской политической жизни), в непримиримого врага Германии.
Устранение
После отречения Чемберлена от собственных взглядов, уступок Даладье и радушного приема Сталина Гитлера очень удивило твердое обязательство Лондона поддержать поляков: объявление войны Великобританией, а затем и Францией его сильно дезориентировало.
Впрочем, его быстро взбодрил запах пороха, молниеносная победа люфтваффе Геринга, затем первые расправы над захваченными в плен поляками.
Вступление в войну Великобритании и Франции, однако, означало, что война может затянуться, тогда как программа развития люфтваффе была рассчитана на срок до 1942 г., а военно-морского флота — до 1943 г. «Для военных армия никогда не готова достаточно, но нам важно быть более готовыми, чем другие», — сказал Гитлер Геббельсу в конце октября. Он не понимал инертности французов: «Артиллерийские дуэли смехотворны… и ничем не помогают полякам. Если они ничего не сделали по сей день [13 октября], то что смогут сделать дальше?» «Это поистине непостижимо», — добавил он.
«Наш настоящий враг — Великобритания, — твердил он, кивая на Черчилля (и только на него). — Мощь Великобритании — миф, он больше не соответствует действительности, надо отправить ее в нокаут, иначе миру не видать покоя».
Подобные мысли фюрер высказывал приватно. Также в частном разговоре он упрекнул шведа Свена Гедина, с которым встречался несколькими днями ранее и который в «Ньюс кроникл» написал, что, по сути, истинным врагом Германии является Советский Союз. Не сговорился ли Гедин с английскими пацифистами вроде лорда Галифакса, как раз передавшего И. М. Майскому, послу Сталина, что англичане могут заключить с Германией мир путем уступки некоторых колоний? «Нечего больше говорить об английских пацифистах», — внушал Гитлер Геббельсу. Столкнувшись с пассивностью французов, фюрер стал заглядывать гораздо дальше.
Что означало его поведение? Может быть, заступничество пацифистов его более не интересовало, поскольку он решил, что после победы над Францией (в которой он не сомневался) прекращение войны помешает ему воспользоваться своим преимуществом и поставить Англию на колени? А может быть, чувствуя себя не в силах поставить ее на колени из-за нехватки флота, Гитлер опасался прослыть «блефующим», если проявит желание, чтобы в Англии восторжествовали «мягкотелые». Больше всего на свете его раздражала перспектива услышать подобное от англичан или хотя бы допустить, что они так думают. Поэтому приоритетной задачей для него стало «вышибить Англию из седла», прежде чем покончить с большевизмом и славянской массой — это-то он сделает «без труда»…
22 января 1940 г. Гитлер представил семье Геббельсов свой план: «У него на уме война с Великобританией. Как только позволят метеорологические условия, Англию надо изгнать из Европы, а Францию уничтожить как великую державу. Затем Германия добьется гегемонии в Европе, и воцарится мир. Такова наша цель, наша вечная цель. После этого он еще останется у дел, чтобы завершить некоторые социальные реформы, а через несколько лет уйдет в отставку, передаст власть другим и сядет писать нечто вроде библии национал-социализма»{96}.
При встрече с Муссолини на перевале Бреннер 18 марта 1940 г. Гитлер поделился с дуче похожими замыслами, утверждая, что альянс с СССР чисто «тактический», а единственный его настоящий друг — Италия. Он, безусловно,
сожалеет, сказал Гитлер, что в сентябре 1939 г. Муссолини не пригрозил принять участие в конфликте, ведь это могло бы воспрепятствовать войне. Он понимает, что Италии нужно подготовиться, однако, по его мнению, подобный жест был бы желателен, хотя в настоящий момент он не так нуждается в ее помощи, как в случае с Польшей… Но если дуче хочет стать хозяином Средиземноморья, ему не мешало бы поучаствовать в уничтожении Великобритании{97}.Боясь, что французы и англичане, как в 1914–1918 гг., прибегнут к старой идее периферической войны и вторгнутся в Норвегию, «чтобы помочь Финляндии», Гитлер согласился с флотским командованием, рекомендовавшим опередить их. Англичане собирались «перерезать немцам железную дорогу», заминировав побережье Норвегии. Это дало немцам повод для действий, причем очень быстрых, и замысла создать «скандинавский блок», откуда можно бомбить Великобританию.
Операция «Везерюбунг» («Везерские учения») дала грандиозные результаты — союзники были захвачены врасплох и в Норвегии сумели удержать только Нарвик; король Дании капитулировал, а королю Норвегии пришлось укрыться в Великобритании. Тем не менее явный провал союзников не мог считаться для Гитлера настоящим успехом, поскольку, хотя люфтваффе и показала свое превосходство над английским флотом, последний вывел из строя немалую часть немецкого надводного военно-морского флота.
В Польше Гитлер предоставил армейскому командованию вести войну по собственному усмотрению. Наибольших успехов там достигла люфтваффе под командованием Геринга, которая подавила в зародыше любые попытки организованного сопротивления со стороны поляков. Гитлер упрекал Браухича и его генштаб разве что в «непонимании наших расистских позиций», из-за которого Браухич противился проводившимся СС массовым расстрелам пленных.
В Скандинавии люфтваффе снова отлично себя проявила, да и флот, несмотря на потери, внес свою лепту в триумф, возвеличивающий фюрера.
Гитлер опять возложил всю ответственность за боевые действия на военачальников: сам он, по словам генерала Варлимонта, был нервозен, не слишком уверен в себе, взвинчен, неуравновешен — в общем, не внушал большого доверия. Но после того как этот успех добавился к предыдущим, никто уже не осмелился бы поставить под сомнение авторитет фюрера{98}.
Лукач отмечает, что впервые Гитлер непосредственно участвовал в разработке стратегии при подготовке французской кампании. Фюpep не сомневался в оперативной компетентности генералов вермахта, но считал, что им не хватает дерзости, творческого подхода. Ему пришлась по душе идея генерала фон Манштейна: совершить массовый бросок танков через Арденны, слывшие непроходимыми, пока союзнические силы спешат на помощь уже захваченным немцами голландцам и бельгийцам. Такой удар «серпом» был рассчитан на то, чтобы загнать союзников в ловушку, которая захлопнется благодаря походу на Дюнкерк. Успех этой операции еще больше увеличил бы влияние Гитлера в вооруженных силах.
Ошибочно считалось, будто немецкие войска приостановили наступление на несколько дней, что дало время французам и англичанам покинуть Дюнкерк (потеряв при эвакуации несколько сотен тысяч солдат, попавших в плен), поскольку Гитлер щадил Англию, дожидаясь просьбы о переговорах. Отнюдь нет: он просто согласился со своими генералами, решившими сгруппировать войска перед броском на Париж{99}.
Судя по разговорам Гитлера с Геббельсом, Муссолини, Гальдером и другими после победы над Францией, он всегда рассматривал Великобританию как своего главного врага. Со стороны СССР он пока опасности не видел: тот соблюдал все условия советско-германского пакта и не имел достаточно сил, чтобы представлять собой угрозу. Однако 25 июня Гитлер сказал Геббельсу, что «еще не знает, будет ли действовать против Великобритании, потому что хотел бы сохранить ее империю (“нельзя, чтобы на немецкой крови наживались американцы и японцы”), и желает всеобщего мира, как только это станет возможным». Вместе с тем, когда Германия заключила перемирие с Францией, со стороны Великобритании никаких предложений не поступило. События в Мерс-эль-Кебире продемонстрировали решимость Черчилля, и, по мнению нацистского руководства, «англичане понятия не имели, что их ждет».