Семь колодцев

Ветеран уже рядом. Он стар, но довольно крепок. У него руки в выцветших наколках. Он розовощек, потому что слегка пьян, но взгляд у него острый — щиплет мне подбородок, щеки, глаза.

Со всех сторон нас окружают люди — пожилые женщины и мужчины в обносках. Они смотрят не только с любопытством, но и с холодной решимостью. Похоже, стоит их вожаку сказать только одно слово и вся эта жалкая свора набросится на меня и разорвет на клочки.

Ветеран недоволен:

— Неля! Это что за фраер? Тебе сколько раз говорили, чтобы ты не водила в «Китай» чужих!

48

Через месяц после того, как Вера сделала феноменальное признание о своем соучастии в аферах великого комбинатора Мозгоправа и мы навсегда с ней расстались, я получил переводом из лихтенштейнского банка тридцать тысяч долларов. Эти деньги для меня мало что значили, однако, не скрою, мне было очень приятно, что моя милая шлюшка, моя неутомимая соска, моя сладенькая куночка, моя чудесная попочка, которой я так и не сумел ничем помочь, сдержала слово и компенсировала мои убытки.

Я часто ее вспоминал, дрочил по ночам, вместо того чтобы завести себе новую способную подружку, и, когда это делал, представлял ее и себя на необитаемом острове и был счастлив довольствоваться лишь этими бесплодными видениями. Мысленно я перепробовал все, на что были способны мои фонтанирующие грезы, все возможные ситуации, все доступные человеку способы соития, все излишества, удовлетворил все капризы воображения. Редкие интимные встречи с другими женщинами почти всегда казались мне скучными, пресными, как говорится, слабое подобие левой руки; наскоро покончив с делом, я мечтал только об одном: как бы поскорее спровадить девушку домой, не вдаваясь в дебри намечающихся взаимоотношений. Захлопнув за очередной соискательницей моего сердца дверь, я частенько принимался за старое, благо мои сумасшедшие фантазии всегда были под рукой.

Это анекдот.

Нудистский пляж. Тут и там неприкрытые женские формы. За забором на ветвистом дереве сидят два закоренелых онаниста и отчаянно дрочат. Один другого спрашивает:

— Слушай, а ты когда-нибудь женщину по-настоящему трахал?

— Конечно!

— Ну и как?

— Да так, слабое подобие левой руки!..

Мужчина и женщина. Я собирался писать о многом, но все как-то само собой свелось к проблеме сексуального влечения. Как я ни старался, я не мог обойти эту тему, и дело здесь, может быть, не только во мне, но и в самой моей природе, в природе человека, в природе мужчины как такового. Что же я могу поделать, если так устроен мир? Что я могу поделать с тем огнем, который ни на секунду не затухает в моем сердце? Что я могу поделать с тем, что я совсем не высшее существо из космоса, а всего лишь животное, наделенное дикими инстинктами праот-цев? Ведь вся жизнь мужчины заключена лишь в одном: в стремлении обладать женщиной, как бы ханжески не были замаскированы телесные желания культурой и высокой эстетической мыслью. На этом строится весь его образ жизни, все его помыслы, все поступки, в какой бы благообразной личине они не скрывались бы. По крайне мере, до тех пор, пока он на что-то способен, пока безжалостная природа не лишит его главной из всех человеческих радостей.

Да простит меня тезка:

Пока желанием горим,Пока сердца для страсти живы,Мой друг, вагине посвятимДуши прекрасные порывы!

Страсть плоти — вот что движет человечеством!

Однажды я сидел в небольшом кафе на Цветном бульваре и пил черный-черный кофе. Это заведение вряд ли чем-то отличалось от двух десятков таких же уютных местечек, которые я знал в центре Москвы, но для меня оно было примечательно тем, что здесь я неоднократно встречался с Верой, и эти воспоминания неизменно приводили меня именно сюда, пусть бы я и был с другой женщиной.

Итак, я пил черный-черный кофе и вполуха слушал болтовню одного своего зама, который в очередной раз решил меня предостеречь от проведения нескольких опасных сделок. Вскоре он ушел, поскольку я вежливо послал его куда подальше.

Я уже было собрался рассчитаться и поехать домой, как вдруг заметил одинокую фигуру молодой женщины за вешалкой у окна. Ее затылок показался мне знакомым.

Я заинтересовался и попросил официантку принести еще кофе. Пока она выполняла мою просьбу, я переместился на соседний стул, откуда было значительно легче следить за незнакомкой, не привлекая к себе внимания. Со своего нового места я по-прежнему не видел лица женщины, но мог наблюдать ее затылок, который, повторяю, я уже где-то видел, прямую спину с красивыми лопатками, и две рельефных ножки под столиком, обтянутые сексуальными колготками.

Я почему-то не на секунду не усомнился, что посетительница у окна и в целом весьма привлекательная особа, а ее странное сиротливое одиночество и напряженная неподвижность возбудили во мне крайнее любопытство. К тому же она была одета во все черное, и это придавало ей особую и неповторимую таинственность.

На нее поглядывал не я один.

Что ж, я был совершенно свободен, планов на вечер и на сто ближайших вечеров никаких не было. Почему бы мне не попробовать с ней познакомиться?

Я знал, что комплексую перед незнакомыми женщинами, знал, что буду битый час высиживать, настраиваться, подбирать слова, материть себя за трусость. Но все же я твердо решил к ней подойти, и сделать это как можно скорее.

Пока я собирался с духом, я вдруг, к своему глубокому удивлению заметил, что и она за мной наблюдает. И не просто коситься или бросает якобы случайные взгляды, а неотрывно смотрит на меня с помощью косметического зеркальца, которое скрывает в ладони.

Первое, что я подумал, это слежка конкурентов. Но зачем им меня пасти? Или они готовят покушение?

Я испугался и решил немедленно уйти, но здесь к мой тайной поклоннице подкатил кавказец в остроносых лакированных ботинках, и та вынуждена была незаметно сунуть зеркальце в рукав и обернуться к нему частью лица. И я узнал ее. Это была Вера!

Я подошел, грубо отогнал назойливого горца и присел напротив.

— Не пойму, мерещится ли мне? — прошептал я. — Ты ли это или лишь твой фантом?

— Я, как видишь, — ответила Вера, поскольку это была, конечно, она, собственной незабываемой персоной.

Я с трудом удержался от того, чтобы не заплакать от счастья.

— Какими судьбами? И что ты делала с тем зеркальцем, которое у тебя в рукаве?

У нее было похудевшее лицо с бледной кожей, чуть подкрашенной румянами, большие блестящие глаза и нервные губы.

— Зеркальце? Какое зеркальце? Ах это? — Она немного смутилась, вытащила стекляшку и бросила ее в сумочку. — За тобой наблюдала.

— Зачем? Почему бы тебе сразу ко мне не подойти? Вера сделала глоток чая, который стоял перед ней.

— Я ждала, пока ты поговоришь с тем мужчиной, — отвечала она. — На самом деле я еще окончательно ничего не решила… Я просто хотела на тебя посмотреть…

Я показал официантке, что пересел за другой столик, она понимающе кивнула и принесла мне мой кофе.

— Ты здесь случайно или… или…? — спросил я.

— Или, — отвечала она. — Я уже третий день здесь сижу, тебя дожидаюсь.

— Но почему ты сразу не приехала ко мне домой или не позвонила в офис или на сотку? — удивился я.

— Я тебе говорю: я не планировала с тобой встречаться. — От волнения она иногда запиналась. — Я просто хотела на тебя посмотреть. Вообще-то я здесь проездом. Я еду домой!

Вера была потерянная, вспыльчивая, что ранее я за ней не замечал. То и дело ее лицо искажалось какой-то внутренней болью, а в каждом ее ответе сквозило раздражение, будто я был перед ней в чем-то сильно виноват. Ее взгляд был замутнен поволокой дурмана, и я даже решил, что она пьяна, но ее твердый голос — грудной, с легкой хрипотцой, с едва различимым провинциальным акцентом, к знакомой прелести которого я с удовольствием прислушивался, разубедил меня.