Семь корон зверя

А надо сказать, что к тому времени Аполлинарий Игнатьевич уже установил некоторые факты из прошлого адвоката Яновского, и впечатление те факты на Курятникова произвели благоприятное. Временами он «поповича» и жалел. Надо же было бедолаге тогда попасть, как куренку в ощип. Кем являлся покойный Карен Налбандян, Курятников приблизительно себе представлял и полагал, что не в меру ретивого мальчишку уберегли Бог и случай от зверской над ним расправы. Знал он и о трагической смерти матери «поповича». Но хорошо то, что хорошо кончается. Парень, конечно, расстался с некоторыми жизненными иллюзиями, зато теперь попал в хорошие руки и стал понимать, что к чему. И если может он, старый, тертый опер, помочь правильному человечку, то отчего бы этого и не сделать. Вроде как добровольное шефство взять. Опять же и Иришке приятно. И совесть спокойна и чиста – за деньги ведь нипочем помогать бы не стал, но парнишка уважительный, понимает, «спасибо вам, Аполлинарий Игнатьевич», и бутылку хорошую дарит, но не в смысле взятки, а от верности исконно русским традициям.

Впрочем, последние несколько лет о финансовых проблемах Курятникову всерьез задумываться не приходилось. Решались они как-то сами собой, помимо его усилий. Ирочка усиленно опекала своего великовозрастного щенка, баловала разнообразием кухни, после трудов позволяла и рюмашку опрокинуть, да не какую-нибудь, а настоящего «Хеннесси ХО», другого не признавала, считала вредным для щенячьего желудка. Сама и одевала. Поначалу Курятников пробовал сопротивляться и даже ерепенился, но Ирочка ударялась в слезы, а расстраивать женщину в пылу любовных забот никак не годилось. Курятникову только и оставалось смириться да по мере возможности удерживать подругу от чрезмерных трат на шикарные предметы туалета, несовместимые с его служебным положением. Возникали и иные подарки. То Ирише казалось, что любимый ее должен страшно скучать, когда оперативные обстоятельства вынуждают его проводить ночи на собственной жилплощади, и в скромной его квартире возникали дорогие телевизоры и видео и прочие технические совершенства. То богине никак не нравился грязно-серый цвет облезлых его обоев, и на Часовой, 6-21, поселялась бригада молдаван-ремонтников. О возвращении «сюрпризов» не могло быть и речи – Ирочка обижалась всерьез, и Курятникову приходилось ради собственного спокойствия уступать. Но все же не мог Аполлинарий Игнатьевич игнорировать и тот факт, что впервые за все его самостоятельные годы скромной милицейской зарплаты стало хватать Курятникову с излишком. Когда же РУБОП одарил старательного опера полковничьими погонами, то и приобретение собственного автомобиля было уже не за горами. Хотя благодаря Ирише и в личном транспортном средстве у Аполлинария Игнатьевича не было особенной нужды.

В то утро, снежное и мутное, мадам предстояло исполнить одно немаловажное дело, о котором, само собой, сердечный ее друг Курятников не имел ни малейшего представления. Дело это никак не вязалось с устоявшимся имиджем заботливой подруги, чуть легкомысленной, но безобидной, как зелененький кузнечик, и оттого Аполлинарий Игнатьевич об этом деле, как, впрочем, и обо всех почти что семейных и личных делах, осведомлен Иреной не был.

К девяти утра мадам прибыла на Плющиху, в маленький, но жутко охраняемый особнячок, где и квартировал последние годы фонд. Шиковать с отделкой мадам благоразумно не стала, и двухэтажное подновленное здание вряд ли ослепило бы кого-то своим внешним видом. Однако и домик, и прилегающий к нему дворик были чистыми, ухоженными и радовали глаз. Хотя и не имели фонтанов и колонн, орнаментальной лепнины и позолоты входных вывесок. Внутренний мирок особнячка во всем соответствовал его внешнему облику. Та же свежесть и чистота плюс уют, какой может быть только уместен в офисном помещении, и вышколенный, но и не без самоуважения персонал и наемные сотрудники фонда, общим числом двадцать семь человек.

Был день дани. То есть день обязательной ежемесячной выплаты высокосидящим священнослужителям-кураторам их законной десятины. Шахтерское место, прочно занятое конторой после насильственной смерти израильского гражданина, несомненно, оказалось удачным вложением, но, как и всякое другое доходное место, хоть и на Лужниковском рынке, требовало от арендаторов аккуратных взносов квартирной платы. Которая в данном случае являла собой число шестизначное. Разумеется, дань была «черная» и наличная, в американской валюте новенькими, клейкими еще купюрами. Сумма, обналиченная через «Молодые таланты», привозилась из банка в домик на Плющиху, куда и отзванивался представитель дань взимающих жрецов, сообщая место встречи с курьером, каждый раз иное, из конспирации или по въевшейся с годами привычке не доверять надзираемым.

Курьером, как повелось в недавние времена, выступал охотник Стас. И не без успеха. Должность свою он почитал весомой и, по общинной иерархии, ответственной, к тому же сохранял независимость и индивидуальный подход в исполнении. То есть, попросту говоря, охотник напарников в работе не имел и начальственности над собой не ощущал, за исключением хозяйской, какую готов был терпеть и чью необходимость признавал. Оставался же, по существу, свободным художником в рамках. Курьерская должность его была необременительна и требовала именно присущих охотнику навыков – острого зрения и слуха да звериного чутья на неприятности. Ведь в курьерской работе главное что? Вовремя и в целости доставить груз получателю. Помешать же чистому исполнению миссии при добросовестности и честности светлой курьерской личности могут лишь несколько обстоятельств. Во-первых, так называемый форс-мажор в виде землетрясений, каверзных чеченских взрывов, нашествия инопланетян, переворотов и внезапных инфарктов на почве постоянного стресса, явлений фантастических на первый взгляд и мало учитываемых, но далеко не редких. Во-вторых, конечно, нечистоплотность самих получателей, захотевших и рыбку съесть, и добавку получить. Но подобный фортель уместен мог быть в отношении только тех опекаемых, чья слава далека от худой, а благополучие лишь приближается к стабильному. И в-третьих, случайная утечка информации, когда сторонние лихие молодцы-затейники выходят по наводке на большую дорогу и, ежели повезет, оседают с экспроприированным капиталом где-нибудь в районе пляжей Ботани-Бея, на другой стороне матушки земли.

Ровно в половине десятого охотник уже раскинулся на диване в приемной мадам, попивал свежезаваренный чаек и дразнил секретаршу Галочку намеками на звездных поклонников из числа опекаемых фондом талантов. Деньги подвезли к одиннадцати, а на половину первого была уже назначена встреча. Курьера получателей охотник знал в лицо, оттого как обычно деньгами и подтверждением в получении предполагалось обменяться из машины в машину.

Стас резину тянуть не стал, как обязательный и ответственный порученец, выехал сразу же, хотя путь его лежал относительно недалеко. К смотровой площадке Воробьевых гор. Там под сенью трамплина и придворной студенческой церквухи и должен был состояться обмен любезностями. Пробки по зимнему времени для столицы куда как обычное дело, но охотнику в этот день на дорогах везло. Добрался с ветерком, до полудня, и добрых полчаса имел в запасе. По сторонам особенно зыркать не стал – встречный курьер, парень бывалый, охотничий японский джип-вездеход видел не раз. Узнает – так подъедет или подойдет, тоже не мастак опаздывать. И Стас, приоткрыв окошко, с удовольствием закурил. Чего ж здоровье беречь, коли оно казенное. Пускал на волю дым, вдыхая взамен острый морозный воздух, пахнувший мокрыми валенками и дизельным выхлопом.

Встречный порученец, пунктуальный, как атомные часы, прибыл тютелька в тютельку, словно рассчитал путь по секундомеру. Авто свое, тоже джип, но менее габаритный, поставил впритык, вышел, водительскую же дверь предусмотрительно оставил чуть приоткрытой. Стас легким движением выпорхнул навстречу собрату-курьеру, поручкался, протянул черный матерчатый чемоданчик, на манер тех, в коих транспортируют по надобности портативные ноут-буки. И сразу же узрел поганку. Партнер его, стоявший к дороге спиной, то ли чутье на неприятности имел совсем никакое, то ли сказался охотничий вамповский инстинкт, каким чужой порученец, вестимо, обладать не мог. А только на лихую беду, ту самую, одну из трех, среагировал один лишь Стас и то с сомнительным успехом.

Из проезжавшей мимо на умеренной, ничем не примечательной, обыденной скорости рвотного цвета «девятки» полыхнуло грохотом и огнем по Стасу – уже в полете к спасительной матушке-земле. Кураторский порученец упал, как сносимый бульдозером памятник, убитый на месте, скорее всего даже не осознав, что его жизни, курьерской и мирской, положен ныне предел. Стас достиг грязного снежного асфальта дороги живым, но далеко не невредимым. Две свинцовые маслины все же достали охотничье тело, удачливо и невезуче одновременно. Потому как если первая засела в животе и никакого вреда, кроме временного неудобства, охотнику доставить не могла, то со второй дело обстояло иначе. Повезло неслыханно охотнику оттого, что автоматный снаряд прошил драгоценное его сердце, средоточие жизни и бессмертия насквозь, навылет, не разорвав и не остановив навеки, а только повредив. Что было, безусловно, удачей. Оборотная сторона медали явила же себя в том, что ближайшие пять-шесть часов требовали от охотника полной неподвижности и снижения сердечных ритмов до самого минимума, дабы дать важному органу восстановиться и вернуть тело к нормальной жизни.

Грязно-бежевая передвижная огневая точка тем временем делала резкий, с визгом шин, разворот, и из задней открытой дверцы уже торчала хмурая рожа в зеленых очках. Одну руку обладатель рожи держал наготове подцепить чемоданчик, в другой был зажат, что уместно и неудивительно, изрядный ствол. Подельники его на передних местах тоже отсвечивали совсем не водяными пистолетами. И Стас счел за благо притвориться мертвым. Слава Богу, лихие люди спешили и контрольных выстрелов производить по безусловно неподвижным телам не стали. Все ограбление с двумя убийствами заняло не более тридцати секунд. После чего беспредельщики, с, естественно, не читаемыми от грязи номерами, убыли с добычей. Охотник и незадачливый напарник-курьер остались лежать в соленой снежно-красной жиже у бровки.

К окровавленным телам уже бежал суелюбопытный и охающий народ, числом небольшой. Обмен между курьерами происходил за церковью, вдали от лотков с сувенирами и немногочисленных туристов, однако перестрелка средь бела дня никак не могла не привлечь внимания. Стас же счел за лучшее из роли покойника не выходить, лежать совершенно натурально мертвым, благо упал он лицом вверх, а не физиономией в раскатанную снежную грязь. И были у охотника к вынужденному лицедейству веские обстоятельства. Сигнал тревоги, нажав кнопку на мобильном телефоне, он передать все же смог, следовательно, Миша о ЧП уже осведомлен и передаст хозяину. А вот «скорые помощи» и реанимационные отделения больниц в планы охотника никак не входили. Сердобольные зеваки, однако, уже отзванивались по «03», и невдалеке тормозила подлетевшая милицейская машина с мигалкой.

Прекрасно представляя себе, какой фурор произведут его медицинские показатели на много чего повидавших на своем веку медиков, Стас решил, что мертвым телом ему пребывать выгоднее, а там как повезет. Повезло же, вернее будет сказать – повезли циники-медбратья, врач и фельдшер, ушлые мужики, незадачливого охотника прямехонько в морг, дожидаться вскрытия и судмедэкспертизы. Предварительно накрыв с головой вонючей от хлорки простыней и незаметно отстегнув с покойницкой руки баснословной цены «брегет» – хозяйский новогодний подарок за беспорочную службу.