Семь корон зверя

– Да, рискованно. Но не так, чтобы очень. Зато после можно с этим бизнесом окончательно завязать. Свернуть и сочинский, и трабзонский каналы, а лучше – перепродать. Желающие найдутся.

– Ну, риск так себе. Подумаешь, героин. Не атомные же боеголовки, – отозвался Сашок. – Кто надо, давно подмазан. А кто не надо, так и не узнает, дай Бог.

Впрочем, риск операции по оказанию скорой финансовой помощи и в самом деле был невелик. Челночные дружественно-турецкие каналы исправно функционировали не первый год, бесперебойный поток тек через Адлер на Москву, оттуда уходил к надежным партнерам. Кто надо, был в курсе и не обижен, а кто не надо, без следа смывался тем же потоком. Риск был лишь в сроках и в количестве. Товара требовалось сразу много, и нужен он был слишком быстро – компаньоны ждали всего каких-то пару месяцев. Дело выходило столь важным, что от обычного способа отправки решили отказаться совсем. Не дай-то Боже, позарится на крупный куш вольнонаемный ставленник-управляющий. Хоть и привязан крепкой веревочкой, но и искушение велико. Да и дурак курьер тоже ведь человек, и кто его знает. А свой глазок, как известно, смотрок. И Миша, с хозяйского благословения, отбыл на юг и далее в басурманские просторы – обеспечить и подготовить.

В марте «архангел» счастливо донес из Сочи в столицу первую часть груза и с ним благую весть о прибытии через неделю следующей партии «веселого» товара. И дело завертелось. Ирена оформляла и списывала спонсорскую помощь, обольстительно раздавала борзых щенков, отдавала пас; Миша принимал, играя примерно в те же игрушки, но на ином уже поприще; компаньоны были, по обычаю, довольны надежным и обязательным, как смерть, Яном Владиславовичем. А вскоре, ровно через семь дней, Сашок удачно переправил еще десять полиэтиленовых сыпучих брикетов. Прогулялся к родным подзабытым берегам, подышал оздоровительным морским воздухом. Последние килограммы ожидались не ранее чем к концу этого удачного первого весеннего месяца.

Первого апреля, шутливым и легким солнечным днем, молодой, изящно-кожаный человек, такой же легкий и шутливый, проходил регистрацию в «зале делегаций» адлерского аэропорта. Пока шла обыденная канцелярская возня с билетами, пассажир этот, пребывавший в превосходнейшем настроении, не скучал. Подурачился с девушками, оформлявшими посадку и талон, посмеялся над их по-детски примитивным: «Ох, а у вас рукав весь в краске!» Бежевый короткий кожаный плащ был чист как стеклышко, но первое апреля есть первое апреля. В ответ стильно одетый молодой господин, сделав страшные глаза, зашептал одной из девочек: «Вы ужас как испачкали чернилами носик, на вас оглядываются!» Девушка пусть и не поверила, но на всякий случай выхватила из кармашка униформы зеркальце. Посмотрела, облегченно заулыбалась – не сердиться же на такого симпатичного и, судя по костюму, состоятельного клиента «Аэрофлота».

Из багажа при бежевом пассажире были лишь перекинутый через плечо новенький портплед да небольшого формата черный портфельчик с матовой стальной застежкой. Выходило – только ручная кладь. Что девушки и зафиксировали в билете. Пассажир проследовал в комнату отдыха, заказав подать себе кофе и, за дополнительную плату, хорошего коньяку.

– Ну почему как милый парень, так непременно голубой? – вздохнула одна из девушек-регистраторш.

– И с чего ты взяла? По-моему, так обычный натурал и даже бабник. Вон какой накачанный и здоровяк, – ответила ей другая, та, что переживала по поводу испачканного носа.

– Подумаешь! Это ничего не значит. У меня на «них» нюх. Несколько раз уже так обломалась, – вздохнула всезнающая товарка, – что можешь мне поверить. Да ты вспомни, как он разговаривал: душевно, будто мы ему подружки. Не-ет, настоящие мужики, те бы рисоваться стали, пусть и просто так. Жаль, по всему видать, классный парнишка и невредный.

Невредный пассажир на этот момент сидел уже в отдельной комнате отдыха, в гордом одиночестве пил кофе с армянским, терпимого качества, коньяком и смотрел по старомодному телевизору местный кабельный канал, передававший рекламную чушь о свежеизобретенной супердиете. Другого ничего более из ящика выкрутить не представлялось возможным из-за отсутствия дистанционного пульта управления и неисправности стационарного. Но Макс Бусыгин, опознанный ушлой регистраторшей, имевшей глаз-алмаз, как голубой клиент, по этому поводу не переживал. Миссия, с которой два дня назад он отправился к берегам Черного моря, успешно была им завершена, и оставалась только легкая самолетная прогулка обратно в столицу, со всеми удобствами, какие только мог предоставить ему первый класс на российских внутренних авиалиниях. Товар, ради которого, собственно, и было предпринято путешествие, уютно лежал, упакованный равномерно внутри портпледа, и о своем присутствии молчал по-партизански, не выдавая его и намеком. Да и кто бы заподозрил в таком неблаговидном и уголовно наказуемом проступке, каким является контрабанда наркотиков в особо крупных размерах, молодого лощеного денди со спортивной фигурой и стильной стрижкой, благоухающего изысканными туалетными водами. Зачем симпатичному и успешному на вид бизнесмену, какого старательно изображал Макс, одетому от Бриони и Армани, путешествующему по бумажно-портфельным делам, связанным наверняка с высокоумными инвестициями и кредитами, марать руки о грязное правонарушение последнего разбора? Правильно, незачем. И потому такая дикая мысль никому из должностных лиц, обслуживавших адлерский аэропорт, не приблудилась, даже и случайно, в их ответственные головы. Конечно, были в Большом Сочи люди, которые отлично знали, как и с чем летит модный столичный человек, чей тягчайший порок, по мнению наблюдательной регистраторши, состоял всего-навсего в нетрадиционной половой ориентации. Знали, как не знать. И приложили руку к его успешному путешествию. Но скорее откусили бы себе язык, чем выдали стражам порядка заезжего эмиссара. Кто такой Ян Владиславович Балашинский, в Сочи помнили крепко, так же как и достаточную длину его безжалостных рук.

Как и положено было расписанием, старенький, видавший виды лайнер ровно через два часа зашел на посадку в аэропорту Внуково. В Москве сияло солнце ничуть не менее яркое, чем то, что вставало над южными морскими берегами, разве что воздух все же был прохладнее. По возвращении никаких проволочек не ожидалось. Макс прошел бы через обычные ворота прилета в общей массе пассажиров, не привлекая внимания, к стоянке автомобилей, где его в «навигаторе» поджидал бы Сашок. И оба отбыли бы в большой дом без шума, пыли и ненужной суеты. Охрана Максу, смешно говорить, не требовалась вовсе никакая, а повторение истории с перестрелкой невозможно было бы в людном аэропорту... Если бы да кабы.

Рейс из Махачкалы, задержанный на родине по неизвестным и несущественным причинам на три часа, сел за сорок минут до прибытия Максова самолета. Но этих минут таможенно-милицейскому патрулю, действовавшему по разработанной наводке, вполне хватило, чтобы задержать и арестовать двух весьма агрессивных аварцев с грузом нелегального опия. Акт изъятия составили на месте, патрульных с собаками, натасканными на обнаружение наркотиков, отпустили, и те, дожидаясь команды занятого начальства, толклись у выхода, курили, травили байки, пугая приезжий люд угрюмо рычащими псами.

Внуковский аэровокзал, на беду Максима Бусыгина, находился в стадии долгосрочной перестройки, отчего несколько выходов были перекрыты и оставлен лишь один узкий проход, петлявший между временными щитами изоляции малярных работ. У стеклянных дверей, ведших наружу, Макс, конечно, заметил патруль в форме и с собаками, но не придал этому обстоятельству ровно никакого значения. С какой бы целью ни были приведены в здание служебные псы, бояться их было бы ребячеством. Макс знал по собственному опыту, что даже самые свирепые ротвейлеры и доберманы вблизи вампов в лучшем случае поджимали уши и хвосты, а в худшем – забивались в ближайший угол и тихонько подвывали. Здесь же были налицо лишь два сопящих и слюнявых бассет-хаунда.

Но удача, до сих пор сопутствовавшая деловым начинаниям Балашинского и компании, решительно и бесповоротно развернулась в этот день во Внуковском аэропорту на сто восемьдесят градусов. Длинноухие друзья таможенников, мгновенно и безусловно, как и положено мудрым безъязыким тварям, разгадали сущность бежевого господина с портфелем и сумкой на плече, и при иных обстоятельствах трусливо-благоразумно остались бы сидеть подле своих хозяев от греха подальше. Однако содержимое сумки нелюдя-пассажира взяло верх над страхами. Бедные бассеты, так и не получившие еще после успешных розысков положенной им порции «дури», испытывали жестокие мучения и ломки и в порыве отчаяния, желая то ли добыть исцеления самостоятельно, то ли еще раз выслужиться перед проводниками и заставить их выдать немедленно малую толику спасительного наркотика в счет заслуг, рванулись вперед, наплевав на свой страх.

Как бы то ни было, но Бусыгин оказался совершенно не готов к происходящему, хотя неожиданностей в своей жизни повидал немало и с честью выходил из многих неприятных ситуаций. И, как любой шпион или удачливый грабитель, утративший бдительность, попался на пустом месте. Это была та самая глупая и непредсказуемая случайность, которая вторгается в налаженный механизм отработанного порядка, ничем не извещая о себе. Ее появление невозможно предсказать даже по теории вероятности, потому что ни одна точная или не очень точная наука не может предсказывать немыслимую дурость. Как если бы человек, переживший авиакатастрофу и отделавшийся всем на зависть и удивление легкими ушибами и ссадинами, взял бы на земле из рук заботливого врача «скорой помощи» пластиковый стаканчик с валерьянкой, выпил бы ее, подавился и умер. Невероятно, глупо и смешно. Но очень даже может быть.

Бассеты с лаем и визгом драли на части несчастный портплед, Макс мог сбить их насмерть одним ударом руки, но не предпринимал ничего. Только неловко пытался выдрать сумку из собачьих зубов. Тут же прозвучало и неизбежное: «Гражданин, пройдемте с нами». Конечно, ничего не стоило сбежать, захватив с собой товар, но тогда Максу наверняка пришлось бы убить как минимум двоих патрульных, уже передернувших перед ним автоматы с обоих боков, и, возможно, покалечить еще и проводников собак. Тогда на нем оказалось бы несколько милицейских трупов и куча другого рода дерьма. Вычислить его по описанию не составило бы труда, и к хозяину тотчас бы явились с неприятными вопросами и подозрениями. Чем кончилось бы такое дело, трудно и вообразить. Проект скорее всего пришлось бы похоронить – вряд ли кураторы захотели б иметь общий бизнес после такого вопиющего скандала. А самого Макса наверняка бы ждала участь мнимого покойника Стаса, и то если не пришлось бы попросту удариться в бега. Лучше уж потерять в малом – всего лишь некоторую, восполнимую, сумму денег – и пережить временную несвободу. Оттого, после секундного, в бешеном темпе, мыслительного процесса, вихрем отметавшего и выбиравшего варианты, Макс Бусыгин решил сдаться и взять все на себя. Главное – перенести события в спокойное и дальнее место, наделав при этом как можно меньше шума. Что хозяин вытащит его из кутузки и сделает это шито-крыто, Макс не усомнился ни на миг. Лишь бы выиграть время. Он растерянно и добродушно улыбнулся подлетевшим патрульным, слабо ойкнул на легкий тычок автоматом в спину и безропотно дал застегнуть на запястьях наручники. Портплед и черный портфельчик у него, разумеется, тут же отобрали.