Семь коротких встреч
Шрифт:
После восьмого класса я поступил в Луганске в вечерний радиотехнический техникум. Но, проучившись там год, пришел в полное недоумение. В таком месте, полагал я, должен быть очень интересный народ. Ведь сюда могут поступить далеко не все, кто учится в школе. В нашем шахтерском поселке поступить в техникум считалось большим достижением и удачей. Но то, с чем я столкнулся здесь оказалось полным разочарованием. И дело не в том, что большинство учащихся в этом вечернем заведении были
В первый год я не только учился, но и работал, ремонтировал в мастерской автомобильные приборы. Мне очень хотелось иметь магнитофон и радиоприемник «Спидола». А перейдя на второй курс, я твердо решил расстаться с техникумом – это оказалось совсем не то, что я представлял себе, поступая туда на учебу. В течение года я усиленно штудировал математику за пропущенные школьные классы, готовясь к экзаменам в институт. И это удалось. В институт, институт радиоэлектроники, я поступил в Харькове. В 1965-ом году. Но прошло не так много времени и меня постигло новое недоумение и разочарование: хотя институтское окружение, не в пример вечерне-техникумовскому, состояло сплошь из молодежи, интересным назвать его никак нельзя было. Убогий общий интеллектуальный кругозор, убогие рассуждения, убогие интересы… К тому же выяснилось, что в Харькове производится полное заглушение радиостанции «Свобода» (наверное, из-за этого и население там было, словно интеллектуально оскопленное). За пять лет моей харьковской жизни и одной минуты не слышалась «Свобода», только рев глушителей на ее частотах. (Но, уезжая на праздники или каникулы к родителям, я за передачами «Свободы» все же старался следить).
Оказалось, что в техническом ВУЗе совершенно не читают лекций по литературе, хотя бы в виде какого-то общего курса. А я-то так надеялся…
Никак не мог я предположить, что человека с высшим образованием (пусть, и техническим) могут выпустить полным невеждой в хотя бы главных вопросах современной литературы и культуры, и он может понятия не иметь, ни кто такие Сэллинджер и Капоте (сверхпопулярные тогда в мировой литературе), ни кто такой Антониони и с чем его едят (фото его любимой актрисы Моники Витти встречалось тогда чуть ли не в каждом номере восточноевропейских журналов о кино; западноевропейских у нас, естественно, не водилось). Оказалось также, что и знания по электронике в этом институте не спешат давать. Первые три года там читали что угодно, только не электронику. В общем, кто приходил в этот институт, не разбираясь в радиосхемах, тот таким же мог из него и выйти, но уже с дипломом.О, страна чудес.
Но «Голос Америки» в Харькове слушать было можно. Хоть и с подглушиванием, и с помехами, но можно. И те пять лет, что я там жил и учился, я стал верным и благодарным слушателем «Голоса Америки». И беседы Виктора Французова, Константина Григоровича-Барского, Ираиды Ван-Деллас, «События и размышления» ежедневно в 22 часа, «Книги и люди» по четвергам в 21.15 с голосами Зоры Сапфир и Мориса Фридберга, религиозные программы Виктора Потапова, другие замечательные передачи и голоса стали для меня родными на всю жизнь. Не знаю даже, как бы я без них прожил, пережил те годы в Харькове. Мой им низкий, низкий поклон.
Другой отдушиной в Харькове стал для меня журнал «Новый мир». Я о нем вспомнил, когда выяснилось, что интересных собеседников мне здесь ждать не приходится. За те два года, что я уехал из родительского дома и окунулся в ворох больших и малых проблем самостоятельной и без своего дома жизни в чужом городе, о журнале я, пожалуй, раз только и вспомнил, когда разыскивал и покупал в киоске номер с «Теркиным на том свете». Но там, в Луганске, через «Спидолу» со мной была «Свобода» и живые голоса Адамовича, Вейдле, Виктора Франка, Марка Слонима, других… Теперь я от «Свободы» был оторван и срочно искал ей замену. Я вспомнил о книжках «Нового Мира», которые читал в отрочестве в родительском доме и стал их покупать в киосках. А когда в 66-ом году в розничной продаже находить «Новый Мир» стало все сложнее, выписал его на почте. И долго потом я его выписывал. Даже когда журнал вырвали у Твардовского и отдали Косолапову – жалко было с ним расставаться, хотя тогда я его подписывал уже скорее по привязанности. И только, когда он попал в руки Наровчатова и стал уже совершенно не интересен, я подписку прекратил.
Конец ознакомительного фрагмента.