Семь лет в Тибете
Шрифт:
Далее ехали представители трех столпов государства, настоятели монастырей Сера, Дребунг и Гарден. Затем в порядке старшинства следовали группы знати в костюмах, соответствующих их общественному положению. Низшие сословия носили смешные маленькие шапочки, едва прикрывавшие затылок и державшиеся на ленточках, завязанных под подбородком.
Поглощенный зрелищем, я неожиданно вздрогнул, услышав знакомую музыку. Да, звучал именно он — британский гимн! Посередине дороги располагался оркестр телохранителей, и, когда с ним поравнялся королевский паланкин, в честь Бога-Короля грянуло «Боже, храни королеву». Мне приходилось слышать и лучшее исполнение, но сейчас я был просто потрясен. Позже я узнал: дирижер проходил подготовку в индийской армии, заметил, что эта мелодия является важной частью всех церемоний, и запомнил ее. На музыку положили тибетские слова, но я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь
Процессия скрылась за воротами Летнего дворца. Люди разошлись. Потные в своих овчинных шубах кочевники собрали юрты и отправились восвояси в высокогорья Чангтанга. Как ни один тибетец не захотел бы совершать паломничество в Индию в жаркий период, так и ни один кочевник без крайней нужны не приехал бы в Лхасу в теплую погоду. Столица находилась на высоте 12 000 футов над уровнем моря, и кочевники, жившие на высоте 15 000 футов, здесь слишком перегревались.
Мы направились домой, потрясенные увиденным. Трудно было представить лучшее изображение властной пирамиды Тибета, чем наблюдавшаяся нами процессия. Отметили мы и одну ее особенность: монахи шли впереди остальных.
В основе структуры государства лежала религия. Паломники из самых отдаленных мест Чангтанга, преодолевая огромные трудности, раз в год приходили в Лхасу лицезреть восхитительное действо, символизировавшее их веру, и затем возвращались назад, к трудному и одинокому существованию, лелея в душе воспоминания. Повседневная жизнь тибетцев строилась на вере. Они постоянно нашептывали религиозные тексты, молитвенные колеса вращались безостановочно, молитвенные флаги развевались на крышах домов и вершинах горных перевалов. Дождь, ветер и любые другие явления природы считались выражением воли всеведущих богов, чей гнев отражался в штормах, а благосклонность — в плодородии земли. Жизнь людей регулировалась божественным провидением, которое интерпретировали ламы. Перед тем как что-нибудь предпринять, следовало изучить предзнаменования. Богов надлежало постоянно и настойчиво просить о милости, умиротворять, благодарить. Повсюду горели молитвенные лампы — в знатном доме и юрте кочевника. Вера всех уравнивала. Земное существование в Тибете мало ценилось, а смерть не вызывала страха. Люди верили в возрождение и надеялись в следующей жизни встать на более высокую общественную ступень, заслуженную их праведным поведением в жизни нынешней. Церковь являлась наивысшим судом. Самого простого монаха уважали и величали «кушо», как знатного человека. В каждой семье по крайней мере один сын отдавался в услужение Богу, дабы продемонстрировать верность церкви и обеспечить юноше хорошее начало жизненного пути.
Я не встретил в Тибете пи одного человека, усомнившегося бы в верности учения Будды. Правда, существовало множество сект, но они различались только внешне. Религиозность, излучаемая каждым тибетцем, впечатляла. После некоторого срока пребывания в стране я не мог бездумно убить муху и никогда в присутствии аборигена не позволял себе раздавить досаждавшее мне насекомое. Поведение же местных жителей в таких случаях поистине трогательно. Если во время пикника муравей забирался кому-нибудь на одежду, его осторожно снимали и возвращали на землю. Если муха падала в чай, всеми способами ее старались спасти: она могла оказаться реинкарнацией умершей бабушки. Зимой люди разбивали лед в прудах, не давая рыбам погибнуть от мороза; летом же, если пруд высыхал, их сажали в баки или кастрюли перед тем, как вернуть обратно в водоем. Тем самым спасатели облагораживали свои души. Чем больше жизней человеку удавалось спасти, тем счастливее он себя чувствовал.
Никогда не забуду случай, произошедший с моим другом Вангдулой. Однажды мы направились в единственный китайский ресторан, где увидели гуся, бегавшего по двору. По всей видимости, он готовился отправиться на плиту. Вангдула тут же достал крупную банкноту, купил гуся у хозяина ресторана и приказал слуге забрать птицу. На протяжении нескольких последующих лет я наблюдал за этим гусем, разгуливавшим возле дома Вандгулы.
Типичным примером подобного отношения к живым существам стал указ, изданный для строителей, работавших по всей стране. Это произошло в период, когда молодой далай-лама три года проводил в медитации. В указе говорилось, что во время строительных работ могут пострадать черви и другие насекомые, чего следует тщательным образом избегать. Позже, когда я сам принимал участие в земляных работах, мне приходилось видеть, как кули при рытье земли вынимали из каждой лопаты все живое.
Из этого принципа вытекало отсутствие в Тибете смертной
казни. Убийство считалось самым страшным преступлением, но убийцу наказывали только плетьми и заковывали его колени в железные колодки. Часто в результате такого наказания преступник умирал в страшной агонии, зато не нарушались религиозные постулаты. Приговоренные к пожизненному ношению цепей либо заключались в государственную тюрьму Шо, либо направлялись под надзор районного губернатора. Их судьба складывалась лучше, чем у узников тюрьмы: тем дозволялось покидать свои камеры только в дни рождения или смерти Будды, когда они, прикованные цепями к другим узникам, могли просить милостыню в Лингхоре.Воры и другие мелкие уголовники наказывались кнутом. Табличка с описанием преступления вешалась на шею осужденному, и ему приходилось стоять в течение нескольких дней у позорного столба. И опять же добрые люди приносили ему еду и питье. Когда полиция ловила бандитов и грабителей с большой дороги, им обычно отсекали кисть или стопу. Я с ужасом наблюдал, как потом стерилизовали нанесенные раны: обрубок конечности опускали в кипящее масло и держали там. Но даже подобные ужасы не могли сдержать нарушителей закона. Один губернатор рассказывал мне о разбойниках, демонстративно протягивавших свои руки для отсечения, а через несколько недель снова бравшихся за прежнее.
Наказания за политические преступления тоже не отличались мягкостью. В народе ходили рассказы о монахах Тенджэлинга, сорок лет назад намеревавшихся сговориться с Китаем. Их монастырь власти разрушили, а имена стерли из памяти.
В Тибете фактически отсутствовала централизованная система судопроизводства. Расследование дела поручалась двум или трем знатным людям. Но к сожалению, коррупция процветала и среди элиты: лишь немногие аристократы славились неподкупностью. Другие рассматривали взятки как неотъемлемый недостаток феодальной системы.
Если осужденный считал приговор несправедливым, ему дозволялось обратиться к далай-ламе. Отменял тот приговор — осужденному все прощалось, не отменял — наказание удваивалось.
В Лхасе мэр города постоянно выполнял обязанности судьи, кроме двадцати одного дня после Нового года, когда вся полнота власти переходила к монахам. У мэра имелись два помощника, очень занятых человека: кроме паломников, город посещало достаточное количество темных личностей.
После переезда далай-ламы в летнюю резиденцию установилась очень теплая, но вполне приятная погода. В этот период температура днем никогда не превышала восьмидесяти пяти градусов по Фаренгейту, а ночью становилось достаточно прохладно. Влажность падала, дождь шел редко, и все начинали мечтать о нем. Вокруг Лхасы располагалась несколько источников, но они пересыхали почти каждый год. Когда такое случалось, людям приходилось ходить к реке Кийчу, чистые и холодные воды которой питали ледники. Правительство приказывало каждому гражданину поливать улицы Лхасы до тех пор, пока приказ не отменят. Город разом брался за дело, жители ведрами и кастрюлями несли воду в город. Знать посылала к реке слуг, но, когда те возвращались, аристократы сами поливали и улицы, и своих соседей, ибо регулярно проводился водный карнавал. В нем участвовали все, независимо от ранга или положения. Потоки воды обрушивались из окон и с крыш на головы прохожих. Но если кто-нибудь, промокнув до нитки, обижался, это считалось дурным тоном. Особую радость карнавал доставлял детям. Я же, высокий и заметный, всегда оказывался мокрым до нитки: каждый считал «немецкую каланчу» отличной мишенью.
Когда на улицах разыгрывалось водное сражение, оракула Гандонга, самого знаменитого предсказателя дождя в Тибете, приглашали в сад далай-ламы. Там собирались самые высокопоставленные чиновники правительства, и церемонию возглавлял лично Бог-Король. Монах, повелитель дождя, впадал в транс, его конечности конвульсивно подергивались, и он произносил странные звуки. Тут один из монастырских чиновников просил оракула вызвать дождь и таким образом спасти урожай. Движения оракула становились все более конвульсивными, он выкрикивал какие-то неясные слова. Клерк записывал их и передавал министрам кабинета. Тело медиума, потерявшее божественность и осевшее на землю, уносили прочь.
После этого представления все в Лхасе с нетерпением ждали дождя. Вы можете не верить в чудеса или искать им какое-нибудь логическое объяснение, но факт есть факт: вскоре после колдовства Гандонга начинался дождь. Тибетцы-то не сомневались: в тело находящегося в трансе медиума входит ангел-хранитель и слышит молитвы и просьбы людей.
Я же попытался найти более научное обоснование происходившему и предположил следующее: интенсивный полив улиц может вызывать обильные испарения, выпадающие впоследствии дождем. Или всему виной муссонные дожди на высокогорьях Тибета.