Семь мармеладных поцелуев
Шрифт:
— Забудь об этом! — попросила я, все еще закрывая свое наверняка пунцовое лицо. — Забудь, как страшный сон!
— Ну уж нет, Аня Соловей. Все, что связано с тобой, я уже никогда не забуду!
Глава 19
Дороже вас у меня вот уже несколько дней никого нет…
С горем пополам выпроводив Ларского и взяв с него обещание не следить за мной, я быстро собралась и отправилась
Когда я вошла в кафе, что располагалось в десяти минутах ходьбы от моего дома, Демидов уже меня ждал, рассеянно глядя в полупустую чашку с кофе. Заметив меня, он вскинул голову и изобразил грустную улыбку. Казалось, он уже понял, о чем я хочу с ним поговорить.
— Что будешь? — спросил Алек, пододвинув ко мне меню.
— Я сыта, спасибо, — отказалась я. Наш разговор будет кратким.
Демидов поджал губы, побарабанил пальцами по столу и наконец спросил:
— Так зачем ты хотела встретиться?
Глубоко вдохнув и собравшись с мыслями, я достала из сумочки билет в театр и протянула его Демидову. Он взглянул на него, хмыкнул и кинул на меня обиженный взгляд.
— Это мой ответ на твой вопрос, — тихо произнесла я. — Прости…
— Меня кто-то опередил? Кто-то понравился тебе первым? — разглядывая билет, спросил Алек.
— И да, и нет, — неуверенно ответила я. — Я еще не до конца разобралась в своих чувствах, но сейчас могу точно сказать, что мне кое-кто нравится. И началось это совсем недавно. Буквально на днях и…
— Это Ларский?
Я замолчала и удивленно уставилась на Алека. Как он узнал? Мы что, в какой-то момент спалились? Но как? И когда?
— Можешь не отвечать, я все понял по твоему лицу, — с плохо скрываемым разочарованием сказал Алек. — Мой брат снова меня опередил, и я снова на втором месте. Ничего нового…
— Прости, я…
Я чувствовала себя такой виноватой, что даже не могла подобрать слов. Если бы я могла полюбить милого Алека, я бы с удовольствием это сделала, но Вселенная решила иначе, и в моем сердце засел несносный Ларский.
— Не извиняйся. — Демидов так и не дал мне договорить, за что я была ему благодарна. Подавшись ближе ко мне, он громко зашептал: — Просто запомни: Ларский — далеко не хороший человек. Он может запудрить тебе мозги своим трудным детством и несчастьем с Кирой, но, поверь, он далеко не жертва. Ларский — настоящий охотник, который добивается своего либо жестокостью, либо жалостью. — Алек встал из-за стола, сунул руки в карманы брюк и, прежде чем покинуть меня, добавил: — Как только поймешь, каков он на самом деле, приходи ко мне. Я буду ждать, чтобы залечить твои душевные раны, которые вскоре обязательно у тебя появятся.
От его слов мне стало не по себе. Алек никогда не говорил ничего подобного, да еще и таким холодным и зловещим тоном. Будто всегда улыбающийся веселый Демидов и тот, с которым я сегодня встретилась, были разными людьми.
— Раздвоение личности у них семейное что ли? — пробормотала я себе под нос, вставая.
Закапал мелкий дождь и, пока я искала в своей бездонной сумке зонт, краем глаза увидела
на асфальте намокшие кусочки бумажки. Прищурившись, я узнала в них билет в театр. Уходя, Демидов порвал его и выкинул.Чувство вины сжало мое горло.
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я в который раз набрала подруге. После долгих гудков, когда я уже отчаялась услышать ее, Катя приняла вызов.
— Алло, — убитым голосом сказа подруга.
— Боже, я так за тебя переживала! — воскликнула я. — Почему ты не брала трубку?
— Я спала, — буркнула Катя.
— До сих пор? Почему не перезвонила? Ты что, за меня не волновалась совсем?
— А что за тебя волноваться? — не поняла подруга. — Ты была с Ларским, в тепле и уюте его коттеджа.
— Что? — опешила я. — Как ты узнала? Ты тоже там была или Саша тебе сказал?
Катя презрительно фыркнула, прямо давая понять, что этот разговор ей совсем не нравится.
— Ты не лошадь, чтобы фыркать! — воскликнула я, одновременно злясь на подругу, себя и Ларского. — Я сейчас приду к тебе, и ты мне все-все объяснишь, ясно?!
Я шагнула под дождь и быстрыми шагами направилась к Катькиному дому.
— Да что тут рассказывать? Сама поймешь, если ненадолго выкинешь из головы своего Ларского и подумаешь. — Подруга замолчала. Я услышала шуршание бумаги, а затем трубное сморкание.
— Ты что, плачешь? — воскликнула я. — Почему…
Не успела я договорить, как меня осенило: Катя тоже была этой ночью в коттедже, только на втором этаже и вместе с Никитой. Наверно, они оба выпили, переспали, а утром поругались и Катя в спешке уехала. Тогда Никита поехал за ней, чтобы поговорить? Скорее всего. Я замечала и раньше, с каким интересом он смотрит на мою подругу, но почему-то ни разу не допускала мысли, что она ему нравится.
— Все, Кать, я уже подхожу, — сказала я. — Вытирай слезы, наматывай сопли на кулак и готовься рассказать все, что у тебя произошло с этим дураком Подольским.
Видимо я произнесла все это очень твердо и уверенно, раз подруга мне даже не возразила. Лишь еще раз сморкнулась так громко, что мне пришлось отставить телефон в сторону, чтобы не оглохнуть, и тихо сказала:
— Жду.
Заскочив в ближайший супермаркет за ведерком мороженого, я вскоре оказалась у двери Катькиной квартиры. Пару раз позвонила, подождала, пока откроет, и, увидев ее зареванное лицо, тоже чуть не разревелась.
— Боже, Анька-а-а! — провыла Катя, вешаясь мне на шею и одновременно отбирая мороженное. — Мне столько тебе надо рассказать!
— Сейчас все расскажешь, — сказала я, глядя подругу по спине. — Только давай входную дверь закроем, хорошо? А то твой вой соседей напугает.
Катя отстранилась от меня, шмыгнула носом и кивнула. Я закрыла за собой дверь, скинула кроссовки и протопала на кухню, где уже кипел чайник.
Достав две столовые ложки, Катя открыла мороженое, вдохнула ванильно-сливочный запах и улыбнулась. Мы принялись по очереди кунаться в ведерко и молча есть. Катю хватило ненадолго — ложки четыре, и подруга завыла белугой.