Семь Оттенков Зла
Шрифт:
— Вы знаете, о ком я говорю. Двое мужчин, чье присутствие вчера заставило вас чуть ли не напроситься в тюрьму. Туда, где вы и ваши подопечные будут в безопасности. Вы знаете имена ваших преследователей?
Содд снова помедлил с ответом. Лишь через несколько секунд он неуверенно начал:
— Того, кто покрупнее, зовут Гро. Худой — Спрейн. Отвечая на ваш следующий вопрос: они наемные убийцы.
— И кто их нанял? — Когда Содд не ответил, Мэтью подтолкнул его снова: — Сэр, нам нужно услышать всю историю, иначе я сомневаюсь, что мы сможем быть вам полезны. Кто нанял убийц, и кто является их целью?
— Ну, хорошо. Их нанял Эдгар Аллерби, а целью, как мне кажется, является Бен Довер, наш барабанщик и один из авторов наших песен.
— Продолжайте, — кивнул Мэтью.
Содд поерзал в кресле.
—
— Это тот парень с носом длиной в милю? — спросил Грейтхауз. — Тот самый?
— Вы знаете, что говорят про большие носы, сэр, — сказал Содд, и это не было вопросом. Грейтхауз инстинктивно потянулся к собственному носу, чтобы оценить его размер. Лишь на полпути он понял, что делает, и опустил руку.
— Итак, — продолжил Содд, — жена Аллерби Элис была настолько очарована Беном, что решила отказаться от своего брака и последовать за труппой, чем весьма сильно ранила своего ревнивого мужа, а мы стали объектами его вечной ненависти. К слову о могилах. Жена Аллерби исчезла без следа за две недели до того, как мы покинули Англию. Она собиралась отправиться в колонии одна, так как Бен… у Бена пылкий нрав, и он никогда не планировал остепеняться. И он ясно дал Элис это понять. Однако она вскоре прекратила посещать наши концерты, как и писать Бену довольно страстные письма, когда он сообщил ей, что мы оправляемся в этот тур.
— Так, может, она просто вернулась к мужу? — предположил Грейтхауз.
— Зная репутацию Аллерби, я сомневаюсь, что он с легкостью принял бы ее обратно. Для него она — порченый товар. Да, возможно, она попыталась вернуться к мужу, это не исключено. Однако дело в другом: на последних трех наших концертах вместо нее присутствовали те двое мужчин, которых заметил мистер Корбетт. Они следовали за нами до самой гостиницы. Незадолго до того, как мы сели на корабль в Бостон, однажды вечером, возвращаясь с выступления, мы услышали кошачий визг из переулка. Это дало нам понять, что там что-то происходит. А мгновение спустя пуля чуть не расколола Бену череп. В нас выстрелили бы снова, если б рядом не оказался констебль. Я навел справки у своих коллег, которые могли бы знать этих двоих — некоторые люди в нашем деле часто пачкают руки в грязи, если вы понимаете, о чем я. Так вот, в узких кругах ходили слухи, что Аллерби нанял убийц, чтобы отомстить Бену… ну и заодно убить остальных «Фонарщиков».
— А в Бостоне вы видели этих Гро и Спрейна? — спросил Мэтью.
— Нет. Должно быть, они сели на следующий корабль после нашего. Следить за нами не составляло труда, поскольку до того, как появились эти наемники, я подал объявление о нашем туре в Лондонскую «Газетт». Я думал, если мы на некоторое время покинем Англию, гнев Аллерби поутихнет. Я полагаю, что Гро и Спрейн отправились в Бостон, поняли, что упустили нас, но нашли один из наших буклетов. Там были указаны города, в которых мы собираемся выступать. Я был шокирован, увидев их здесь вчера, поэтому даже испытал облегчение, поняв, что мы можем провести ночь в тюрьме. Понимаете, джентльмены, зачем мне понадобились ваши услуги? Я прекрасно понимаю, что Гро и Спрейн следят за нашими перемещениями, однако мы далеко не всегда замечаем их. — Содд переводил взгляд с Мэтью на Грейтхауза и обратно, его лицо становилось все мрачнее с каждой минутой, а две косматые брови все ближе сходились к переносице. — Мне нужна ваша помощь, джентльмены, чтобы предотвратить расправу над моими мальчиками.
— Ясно, — сказал Мэтью. — Но почему бы не поехать в Филадельфию в экипаже? Я полагаю, так поездка пройдет гораздо быстрее, чем на пакетботе, который делает крюк через Делавэр и идет вверх по реке.
— Может, и нет, — возразил Грейтхауз. — Это зависит от паромов. Иногда приходится часами ждать, пока они разрешат свои проблемы, чтобы остальные могли продолжить путь. А иногда все проходит быстрее.
Содд кивнул.
— Есть и другая причина. Вы хоть представляете себе, какой вред можно нанести инструментам в экипаже? За сломанную
гитару, скрипку или барабан придется чертовски дорого заплатить, а здесь, осмелюсь сказать, не так уж много приличных ремонтных мастерских. Нет-нет, нам подходит более плавное путешествие по воде.— А почему тогда вы не отплыли на утренней лодке? — спросил Грейтхауз. — Она отходит в шесть.
— Нас освободили только в восемь, — ответил Содд. — И мне пришлось поторопиться, чтобы найти нужный пакетбот со свободными каютами. Так что ситуация обстоит… так, как она обстоит.
Мэтью и Грейтхауз некоторое время хранили молчание. Содд решился на последний вопрос:
— Каким будет ваше решение, джентльмены?
— Я ненавижу вашу музыку, если ее вообще можно так назвать, — сказал Грейтхауз, — но водное путешествие привлекает меня куда больше, чем нью-йоркский августовский зной. Вы говорите, сначала Филадельфия, потом Чарльз-Таун?
— И мы надеемся снова сыграть в Филадельфии, Нью-Йорке и Бостоне на обратном пути. Но… посмотрим.
— Мэтью? — обратился Грейтхауз, проверив свои карманные часы. — У нас четыре часа до отхода пакетбота. Собери то, что тебе понадобится для двухнедельного путешествия. Хотя… нет, лучше трехнедельного. На всякий случай. Почему бы тебе не пойти домой и не подготовиться? А я останусь с Соддом и «мальчиками» — Он едко выделил это слово. — Когда закончишь, разделим эту проблему пополам.
— Мы остановились в пансионе миссис Йоргенсон, — сказал Содд, поднявшийся с кресла и выпрямившийся во весь свой миниатюрный рост. При этом он выглядел так, будто у него с плеч свалился тяжелый груз. — Спасибо, джентльмены. Вы не пожалеете, что окажете нам эту услугу.
— Главное, хорошо оплачиваемую услугу. — Грейтхауз окончательно решил отложить описание своего невероятно скучного дела до лучших времен. — Мы делаем это ради денег.
Глава 3
— Добро пожаловать на борт! Добро пожаловать всем! — Таково было приветствие капитана Руфуса Гиденмейера, пока пассажиры переходили по трапу на девяностофутовую шхуну «Летний Бриз». Рыжебородый Гиденмейер — известный любитель поболтать и сборщик сплетен — переименовывал свой пакетбот несколько раз в год в зависимости от сезона: «Летний Бриз», «Осенний Ветер», «Зимнее Солнцестояние» и «Весенняя Радость».
Воодушевление Гиденмейера не передалось ни Мэтью, ни Хадсону. Каждый из них успел провести некоторое время в компании «Четырех Фонарщиков», пока собирался в это путешествие, и их лампы не зажглись, а скорее разбились. Без своих вычурных нарядов, ярких париков и сцены, на которой можно было кривляться всласть, молодые люди представляли собой апогей (или вернее будет сказать надир? [6] ) плохих манер. Они были угрюмы, грубы, а характер их не отличался яркой индивидуальностью. Общаясь между собой, они говорили на языке аккордов и мелодий, добавляя к нему частое фырканье, плевки, ругательства, плоские шуточки и едкие замечания. Нельзя было определить, что им нравилось в этой жизни. Казалось, они были недовольны всем, в частности, своей музыкой. А также Сидни Соддом, друг другом и этим туром, в который они, по всей видимости, отправились не по собственному желанию, а лишь из страха быть убитыми.
6
Надир — направление, указывающее непосредственно вниз под конкретным местом.
По мнению Мэтью, местный «Ромео» был самым отвратительным из всей четверки. Бен Довер источал высокомерие буквально всей кожей. Оно сквозило во всем: в том, как смотрел вокруг, чуть опустив тяжелые веки; в том, как морщил свой огромный клюв, вблизи напоминавший мерзкую жабу, которую хотелось раздавить сапогом… За время, проведенное в обществе Мэтью и Грейтхауза, он произнес всего несколько слов, чем выдал свой смолистый акцент ливерпульской пристани. Единственное, что Мэтью сумел разобрать в его речах, это многократное использование слова «приятель», которое можно было интерпретировать как «друг», если таковые вообще водились в кругах Бена Довера. Возможно, «Фонарщики» и могли по праву называться его «приятелями», вот только их союз казался совершенно сухим и начисто лишенным дружеской симпатии. Казалось, это было исключительно деловым вопросом.