Семь понедельников подряд

– Откуда вы знаете? – не поворачиваясь, отпарировала я. – Когда я была девочкой, вы меня ни разу не видели. Впервые мы с вами встретились, когда я заканчивала школу.

– Мне рассказывала твоя бабушка.

– Не выдумывайте, пожалуйста! – рассердилась я. – Это совершенно не в бабушкином стиле. Просто вам не хочется говорить, в чем дело, вот вы и тянете кота за хвост. Если так хотите, пусть я буду черствая, грубая и фиг еще знает какая. Но лучше все же ничего не скрывать. Поверьте, это для вашего же блага.

– Ладно, ладно, Олечка, не сердись, - закудахтала Марья Петровна, старательно натирая глаза кулаками – совсем как маленькая девочка. – Сейчас все расскажу. Я же не знала, чем все обернется.

– Но сердце ваше чуяло, – не удержалась я. – Рассказывайте.

– Он пришел ко мне недели две назад. И начал расспрашивать про кулоны, про брошку. Ну, у кого они могут быть.

– Постойте, постойте. Кто это «он»? Откуда взялся? Вот просто так взял и пришел? С улицы?

– Да нет, конечно. Позвонил и сказал, что он наш родственник из Минска. Какой-то там племянник умершего Аркадия со стороны жены.

– Ага! И вы сразу обрадовались и пригласили его в гости. Так?

– Ну… - потупилась старушка.

– Да вам кто угодно чего угодно наплетет, и вы тут же позовете его к себе на смертельный пирог. Лишь бы было сказано заветное слово «родственник». Выходит, вы нас со Светой обманули. Мы спрашивали, не интересовался ли кто-нибудь кулонами, вы ответили, что нет.

– Ой, деточка, что-то у меня в глазах темно, - с пристаныванием пожаловалась Марья Петровна.

– Пойдемте в комнату. Ляжете, - предложила я. – Только рассказать все равно придется.

– Ладно, ладно, - согласилась она и поспешила в комнату, слишком бодро для темноты в глазах.

В единственной комнате – гостиной, по совместительству, спальне – Марья Петровна улеглась на потертую тахту и уютно укрылась мохнатым серым пледом. Мыра тут же устроилась у нее в ногах и принялась вылизывать себе подмышки.

– Может, лекарство какое? – спросила я, подтаскивая поближе громоздкий стул с высокой спинкой.

– Нет, спасибо, не надо.

– Тогда рассказывайте.

– Ты прямо как следователь, - неодобрительно поджала губы Марья Петровна.

– Ага, - кивнула я. – Из гестапо. Марь Петровна, вы понимаете, что дело нешуточное? Или не дошло еще?

– Да-да, Оленька, я понимаю. Сейчас. Ну, так на чем я остановилась?

– На том, что вам позвонил якобы племянник покойного Аркадия и вы пригласили его в гости, - собирая в кучку остатки терпения, сквозь зубы процедила я. Больше всего мне хотелось заорать, но я пока сдерживалась.

– Ну да, ну да. Он пришел и стал расспрашивать про кулоны.

– Как он объяснил свой интерес? Ну, откуда он о них узнал?

– Не знаю, откуда узнал. Сказал, будто ему известно, что у нас в семье хранятся такие вот кулоны-трилистники и брошка-звездочка. Я не спрашивала, откуда он это знает. Он спросил, у кого именно они могут храниться.

– И все-таки, он объяснил вам, зачем ему это надо? Согласитесь, не совсем обычный интерес, да?

– Ну… Да, не совсем. Он сказал, что пишет диссертацию о каком-то там известном ювелире, и ему обязательно надо увидеть эти кулоны.

– Что?! – оторопела я.

– Да-да. Еще он сказал, что на эту тему пишет диссертацию еще один человек. И что человек этот может его опередить, если узнает, что… ну, что он тоже пишет. Чтобы я никому о нем не рассказывала. Если кто спросит.

– Понятно, - вздохнула я. – И вы дали ему адреса?

– Нет, только телефоны, - замотала головой Марья Петровна.

– Чьи? Конкретно!

– Ну…

Эта ее манера тянуть напевно «ну-у-у» просто выводила меня из себя, особенно сейчас. Терпение мое было на исходе. Еще чуть-чуть, и я сорвусь, наговорю кучу грубостей, о которых потом буду жалеть.

– Ну?

– Коваленко, Громовых в Москве, а здесь – твоих бабушки с дедушкой, родителей, твой. И всех остальных.

– И Павла? – можно было бы и не спрашивать.

– И Павла, - Марья Петровна всхлипнула. – Но, деточка, я же не знала!

– Как он выглядел?

– Ну… Такой высокий. Лет тридцати. В джинсах и белой рубашке. Симпатичный. Коробку конфет мне принес.

– Марь Петровна!
– застонала я. – Это все? Волосы, глаза, нос? Толстый, худой? Говорил как?

– Как говорил? – растерялась Марья Петровна. – Да обычно говорил, как все. Не шепелявил, не картавил. Правда, немножко странно… говорил. Ну так ведь из Минска же. И не толстый, нормальный. Волосы короткие. Обычные такие. И не светлые, и не темные. Глаза?..

– Серые? – помогла я, с содроганием вспомнив жуткого мужика в квартире Павла. Тот, правда, темный был, но мало ли.

– Нет, не серые, - наморщив лоб, с трудом припомнила Марья Петровна. – Скорее, голубые. Или зеленые. Но не карие, это точно. И нос совсем обычный.

– Усы?

– Нет, усов не было.

– Вспомните, может еще что? – настаивала я. – Родинки, шрамы на лице, бородавки, прыщи?

– Нет. Не помню, - снова чуть не плакала Марья Петровна.

– Нет или не помню?

– Не помню.

– Ну ладно, а теперь слушайте.

И я рассказала ей обо всем, что случилось в квартире Павла, без всяких купюр и смягчений. Старушка охала, ахала, бледнела, краснела и хлюпала носом.

– Но я же не знала, - в который раз повторяла она.

– Ладно, допустим, - я жестко оборвала ее, устав от этих причитаний. – Вы поверили этому неведомому родственнику, который, не сомневаюсь, таковым не является. Нас обманули. Ладно, так уж совпало с этой диссертацией, вам, допустим, он больше понравился, чем Света. Разумеется, коробку конфет подарил. Или не только коробку?

Марья Петровна густо покраснела, сравнявшись тоном со своим вишневым платьем, которая она так и не успела снять после нашего утреннего визита. Понятно, можно не уточнять.

– В таком случае, придется вам и выкручиваться. Вы здорово нас подставили. Не уверена, что нас никто не видел, когда мы шли к Павлу. Или выходили от него. Вы понимаете, что нас искать будут?

– Ой! – Марья Петровна крепко зажмурилась.

– Сделаем так… - я решила не рассказывать ей, зачем нам понадобились кулоны. Диссертация так диссертация. Незачем сюда еще сокровища приплетать. Дополнительный мотив подозревать нас в убийстве. – Вы знакомы с соседями Павла? Хотя откуда!