Семь рыцарей для принцессы

— Он лучший, — уверенно ответил Марк. — Смотри, что он написал в колонке диагноза. Хотя, нет, это для тебя будет сложновато. Давай, я своими словами?

— Давай как тебе удобнее, — сдался Герман и потрогал повязку. Она немного стесняла его, не давила, не мешала, но сам факт ее присутствия смущал.

— Прежде менталисты не попадали к нам с такими повреждениями, а все потому, что ты перенапрягся. Источник ментального дара — человеческий мозг. Соответственно, существенно превысив доступный тебе порог ментального воздействия, ты заставил свой мозг защищаться. Если совсем просто, перенапряженному мозгу пришлось ограничить поток информации, поступающей из внешнего мира, чтобы сохранить себя в рабочем режиме. Он ограничил работу сенситивной системы. Короче говоря, начал с того, что отключил тебе зрение. Если бы помощь не подоспела вовремя, ты мог бы потерять еще и слух, обоняние или вообще впал в кому. Так что, делай выводы. А вообще, это все очень интересно…

Он говорил что-то еще, но Герман перестал слушать.

— Прости, в общей библиотеке есть учебники на эту тему?

— Что? А, нет, наверное, у нас своя библиотека в медицинском крыле. А тебе зачем? Все равно же не поймешь ничего.

Герман упрямо наклонил голову:

— Пойму. Просто понадобится немного времени.

— Ладно. Главное, что процесс обратимый. Только не пойму. Тут данные о твоем уровне ментального дара, и выходит, что ты просто не мог так выжаться, воздействуя всего на одного человека. Мастер Гош предполагает психологические причины. Будто ты сам довел себя до срыва. Но почему? Это же просто для тебя.

— Не просто, — Герман спрятал лицо в ладонях, хотя смутно представлял, смотрел ли Марк на него в этот момент или нет. — Ты не понимаешь. Я… не хотел этого.

— Ты мешал сам себе?! — воскликнул Марк и добавил тише, почти шепотом. — Ты монстр. Понимаешь, что сам себя чуть не угробил? Тебе было жалко Дженаро что ли?

— Я не хочу быть монстром, — Герман поднял голову, интуитивно находя закрытыми глазами источник голоса. — То, что я сделал, отвратительно.

— Дела-а-а…

Они замолчали, и Герман не желала продолжать разговор на эту тему.

— Герман.

— Чего тебе?

— Герман, — тон Марка стал странным, а в эмоциях появилась какая-то хитринка. — Хочешь навестить свою девушку? Я могу проводить тебя, и если мы кого-нибудь встретим, я скажу, что веду тебя на процедуры. Идет?

Герман неуверенно кивнул, боясь поверить в удачу. Даже просить не пришлось, хотя он уже подумывал об этом.

— Буду благодарен.

Таким образом Марк желал загладить неловкость, и Герман действительно был ему благодарен.

Марк взял его под локоть и вывел в коридор. Слепому Герману он казался бесконечно длинным, самой настоящей пропастью. Но все-таки он старался сохранить остатки достоинства и побороть в себе малодушное желание крепче схватить Марка за руку.

Перед дверью в палату они остановились. Марк распахнул ее и тихо проинструктировал:

— Три широких шага вперед, кровать справа, обходи слева. Справишься?

Герман снова кивнул и положил ладонь на холодный косяк, вошел в палату. Дверь позади закрылась — Марк оставил их вдвоем.

Стефания спала. Герману не нужно было зрение, чтобы увидеть мятно-зеленый комочек и ощутить на языке освежающих вкус мяты и талого снега. Он воспользовался советом, сделал вперед три широких шага и схватился рукой о холодный металл спинки кровати. Осторожно обошел, нащупал край матраса и опустился на него.

Дар вернулся к нему, скоро вернется и зрение, а до этого момента он спешил воспользоваться шансом и поговорить со Стефанией. Он и сам до конца не понимал, почему ему так важно сделать это сейчас, когда он чувствовал себя ограничено и неуверенно. Наверное, Стефании так будет легче — если он не увидит ее лица.

Стефания трогательно сопела во сне, изредка задерживая дыхание, как перед прыжком. Короткая вспышка страха, и она проснулась.

— Герман? — ее голос, еще сонный и невнятный, произнес его имя. Закрытых глаз под мягкой повязкой осторожно коснулось сожаление. Нет, скорее жалость. Эти два чувства всегда путались между собой.

— Привет, — он улыбнулся, отдаленно представляя, каким видится ей сейчас. — Мне разрешили немного размяться, и я пришел к тебе. Как себя чувствуешь?

— Это ты как себя чувствуешь? — перебила Стефания и смутилась. — Нормально. Скоро выпишут. Как Берт?

— Хорошо. То есть, — Герман быстро поправился, — ему повезло, удар должен был пробить легкое, но Берт оказался проворнее. Мастер Гош сказал, что если он перестанет дергаться и пытаться сбежать, от раны даже шрама не останется. Но пока к нему не пускают.

Эмоциональный фон Стефании изменился, и Герман рефлекторно дернул головой и едва не открыл глаза, чего совершенно нельзя было делать.

— Что с тобой?

Дрожь волнения утихла, но девушка все равно была напряжена:

— Он тебе ничего не говорил… обо мне?

— Кто? Берт?

— Гош! — воскликнула она и, удивительное дело, извинилась. — Прости. Забудь.

— Не хочешь сама мне что-нибудь рассказать?

Герман намеренно сделал паузу, чтобы дать ей время решиться. Однако пауза нужна была и ему тоже, унять разошедшееся сердцебиение. Наверное, впервые он так хотел и так боялся узнать правду.

— Спрашивай, — ответила Стефания коротко, но в ней не чувствовалось желания улизнуть, обмануть. Может, ей нужно было поговорить, причем именно с ним.

Тонкая занавеска колыхнулась от сквозняка, и солнечный лучик упал Герману на нос. Стефания улыбнулась, пусть даже Герман и не мог этого увидеть.

— Эмилия… — он сильно прижал ладони к коленям. — Это твое настоящее имя?

— Эмилия Керстин, наследная принцесса Виндштейнская, любимая дочь короля и королевы Виндштейна, будущая королева, — Стефания отдалялась мысленно, погружаясь вглубь себя. — Ее с детства учили быть первой, быть лучшей. А я… я ее близнец. Стефания Ирмелин, вот мое имя.

Тоску можно было резать ножом, и ее источник был почти переполнен. Должен был неминуемо грянуть взрыв.

— Вы обе должны быть мертвы, — припомнил Герман сводки новостей почти трехмесячной давности. — Что с Эмилией?

— Ты сам сказал. Мы должны быть мертвы — наследная принцесса и ее капризная сестренка. И знаешь, так оно и есть. Ее больше нет, и Стефания Ирмелин последовала за ней в небытие.

— Но ты здесь! — Герман вытянул руку и нащупал ее холодную ладонь поверх одеяла. — И я не хочу, чтобы ты исчезала. Расскажи все, тебе станет легче.

— Легче? Легче… — она тихо вздохнула и сжала его руку. — Этого никогда не будет, Герман, мне никогда не станет легче, хотя ты прав в том, что нужно поговорить, рассказать. Очень больно. Я не думала, что будет так больно. Я мечтала о мести и правда считала, что это поможет, но мне кажется, что я умерла, по ночам мне снится, что это все-таки случилось со мной. Герман, я ведь еще жива?

Он погладил ее ладонь большим пальцем, надеясь, что она его поймет. И девушка глухо продолжила:

— Все было хорошо, пока к Эмилии не посватался этот страшный человек.