Семь смертей Лешего

Летом волки осторожны и боязливы, чего не скажешь про зиму, кода встреча с хищной стаей для одинокого охотника означает верную смерть. Летом хищники уходили вглубь леса, где охотились на разное зверье, которого с наступлением теплых дней, развелось превеликое множество. Серые отъедались после голодной зимы, набивая втянувшиеся от голода животы, нагуливая жирок, который пригодится очередной стылой зимой. В это время года в лесу полно добычи для любого хищника. Летом встретить волка в лесной чаще практически невозможно. Специально искать серого хищника, чтобы поохотиться, просто глупо. Какой дурак станет рыскать по лесу ради вознаграждения за шкуру, когда вокруг столько дичи, бегающего, скачущего, летающего мяса, затмевающего любые председателевы деньги.

Пару дней это еще не все лето. Можно их и дома пересидеть без особого убытка, и даже с пользой. Нет, худа без добра, и даже приезд комиссии, мог послужить на благо. Летом, когда лес кишит дичью, настоящий охотник все свободное время проводит на охоте. И от этого страдают дела домашние, нуждающиеся в мужском внимании. Не каждое дело может потянуть женщина. Постепенно дел накапливается изрядное количество, что грозит скандалом в доме, горой разбитой посуды и рукоприкладством разгневанной супруги. До тех пор, пока ворох накопившихся проблем не будет благополучно разрешен.

В этом случае приезд комиссии даже на руку. Сельские бабенки не могли нарадоваться на мужиков, с утра и до вечера возящихся во дворе. Благодаря приезду посторонних в село, вся накопившаяся работа переделана и сделан даже задел на будущее. Но стоило посторонним покинуть Шишигино, как все менялось, причем не в лучшую, для женского населения, сторону. Работа забрасывалась, о мужских обязанностях, забывалось напрочь. Истомившиеся без леса мужики, мчались к припрятанному оружию. Не успевала осесть на дороге пыль, поднятая колесами уехавшей комиссии, а мужики уже спешили в лес, наверстывать упущенное. И вновь о делах забывалось на неопределенное время, но зато в изобилии появлялась разнообразная дичь. Конечно, если добытчик был настоящим охотником, а не сбегал в лес от жены, детей и домашних проблем.

Лешка Халявин, несмотря на возраст, был отличным охотником. Работа у него не пыльная, а график располагал к свободной жизни. Он жил свободно, как и хотел. В выходные дни, которые случались в три раза чаще, чем дни рабочие, пропадал в лесу. Задав с утра дворовой живности корма, прихватив карабин, предмет всеобщих восторгов и зависти, сунув в карман горсть патронов, отправлялся в лес. Его гнала туда не нужда в провизии, как многодетных папаш, не желание укрыться от забот, или опостылевшей супруги, как у большинства бродящих по лесу мужиков. Он один, а торчать в огромном доме наедине с собой, было скучно. Ему нравилось гулять по лесу, наслаждаясь теплом, вдыхать невероятную свежесть раскинувшегося вокруг зеленого мира.

Он не гнался за добычей и не пытался завалить крупного зверя, кабана, или лося, предмет мечтаний бродящего по лесу мужичья. Не прельщало и пушное зверье, лисы, белки и прочие обладатели ценного меха. Тем более что летом мех не стоил того, чтобы тратить патроны. Летом мех пушного зверя ни на что не годен, только на выброс. Зверье линяет и его мех представляет собой весьма плачевное зрелище. Ничто не напоминает тех пушистых красавцев, что щеголяли по белому снегу в роскошных нарядах.

Убийство зверей ради интереса, Лешку не прельщало. Он вырос из того возраста, когда стрельба по живой мишени вызывает дикий восторг. Шишигинские охотники придерживались сходных мыслей. Хищное зверье могли в относительной безопасности нагуливать жирок, охотясь на разную живность, которой полно в летние, погожие дни. У настоящего охотника рука не поднимется, пальнуть в облезлого хищника, с которого летом и взять нечего. Но риск от встречи с человеком, все же оставался, и хищное зверье, старалось не попадаться на глаза человеку. Среди охотников, не мало и молодежи, которой нужна не столько дичь, сколько возможность пострелять по живой мишени. И все равно, кто станет очередной мишенью, облезлая старая лиса, или примостившийся на вершине дерева, ворон. Лишь бы поймать его в перекрестье прицела и нажать на курок.

Лешка предпочитал не палить в лесу без толку и вовсе не из-за желания сэкономить патроны. Ему нравилось в лесной тиши наблюдать природу, отдыхая душой в первозданном, девственном мире. Он иногда пускал в ход оружие, но исключительно в случаях, когда попадался на глаза примостившийся среди ветвей глухарь, или тетерев. Или когда из-под ног вспархивала куропатка, стремясь сбежать от потревожившего ее шума. Добыча небольшая, но вполне приемлемая для человека, не обремененного заботам о пропитании большого семейства. Он такую дичь не упускал. Новенький карабин в умелых руках, был убойной штукой и бил без промаха. На секунду задержать дыхание, поймать в перекрестье прицела затаившуюся в ветвях птицу и плавно нажать на курок. Хлопок выстрела и птица лежит у подножия дерева, так и не успев понять, что случилось, какая неведомая сила ударила ее в грудь, разрывая на части, отправляя в небытие.

3.19. Кот Тихон

Прихватив добытую дичину, Лешка отправлялся домой, где предстояло изрядно потрудиться, чтобы превратить покрытый перьями, окровавленный шар в аппетитное, истекающее жиром, дразнящее дурманящими ароматами, блюдо. К такому великолепному блюду, полагалась добавка. Отец, и дед, никогда не садились за стол с дичиной, без самогона. И хотя бабуля всякий раз морщилась при виде бутылки, но не перечила, не заставляла мужчин отказываться от запивки жаркого. Мужчины аргументировали это тем, что алкоголь помогает лучше усваиваться дичи, и без его помощи, не обойтись. Бабка от этих слов только еще больше морщилась. Жаркое запивали только отец с дедом, для лучшего усвоения. Лешка с бабкой обходились с дичиной и без помощи спиртного, и она усваивалась ничуть не хуже. Жиром они не обросли, и не мчались наперегонки в туалет на дворе. Хорошо усваивалось без допинга жареное, тушеное, вареное мясо, из даров леса. Лешке оно нравилось даже больше, чем домашнее мясо, от живности, в изобилии водящейся на подворье, в основной массе выращиваемой на продажу, но иногда попадающей и на семейный стол. И хоть домашнюю курицу, или гуся, трудно назвать дичиной, разве только дворовому коту Тишке, но когда курица оказывалась на столе, отец с дедом доставали бутылку, для лучшей усваиваемости. Под спиртное курица, или гусь, уходили за один присест и оттого, что когда-то было большой и вальяжной птицей, гордо разгуливающей по двору, оставалась лишь куча костей, предмет вожделения кота Тишки, здорового, мордастого и вороватого котяры.

Он бы не отказался и от мяса, даже сырого с кровью. Но больно большие разгуливающие по двору птицы, и злобные, так и норовят напасть первыми, когда кот, по какой-то своей надобности, проходит мимо. И щиплют больно за пушистые бока здоровенными долбаками клювами, а если оказать сопротивление, могут долбануть по лбу так, что из глаз бедного кота посыплются искры. И гонят поверженного врага по всему двору, презрительно шипя и свистя ему вослед до тех пор, пока кот не заберется на сарай. Там он потом и отлеживается, приводя себя в порядок, следя за нахальными птицами, вальяжно расхаживающими по двору. Наблюдает кот за птицами, и хвост, распушенный от злости, нервно стучит по крыше, распугивая вездесущее воробье, также наблюдающее отовсюду за бродящими по двору пернатыми гигантами. У маленьких серых воришек был иной интерес, нежели у кота. Если кот мечтал о том, как бы полакомиться обидчиками, воробей думал о том, как бы их обокрасть. Стоило пернатому исполину отвернуть устрашающий долбак в сторону, как примостившееся на деревьях и на сараях воробьиное племя, слетало вниз, склевывая предназначенное домашней птице, угощение. Всего несколько мгновений, пока их не прогоняли обратно на деревья, откуда маленькие проныры наблюдали за двором, в ожидании очередного благоприятного момента. Когда подходящий момент наступал, следовала очередная воробьиная атака, и неизбежное отступление.

Находясь в безопасности от задиристых птиц, пригретый солнечными лучами, кот засыпал. И снились ему сны, в которых он, матерый серый котяра рвал в клочья ничтожных гусей, упиваясь видом и запахом крови, вгрызаясь в сочащуюся кровью плоть. Она так вкусна, но на вкус отдает смолой, и с каждым разом острым, как бритва когтям, становится все труднее рвать птицу на части. Сон, поглотивший котяру, под натиском вопроса отступает, и он открывает глаза. И понимание обухом бьет по голове, заставляя вскочить на все четыре лапы, дико отплевываясь. Погожий солнечный день сыграл над ним злую шутку. Слишком глубок был сон и весьма правдоподобен. Только вместо гуся, попавшего под раздачу, в когти котяры попала покрытая толью крыша сарая. Именно толь, он с наслаждением рвал на части, пока не увяз в смоле. Сочные и аппетитные куски плоти поверженного гуся, на деле оказались гудронной смолой, несколько кусочков которой, судя по скверной отрыжке, кот успел сожрать.

Сон покинул серого, пушистого разбойника надолго. Съеденный за время обманного сна гудрон не был тем веществом, что благотворно воздействует на желудок. Более того, действовал удручающе, и несчастный кот то и дело спрыгивал на землю, и спешил за сарай, чтобы облегчить организм от заразы. Его скорострельности в этот день могли позавидовать даже глупые утки, которые могли гадить, не переставая практически весь день. Причем гадили и на ходу, и во время приема пищи. Более гадливых существ коту видеть не доводилось, хотя он, когда было соответствующее настроение, был не прочь побродить по деревне, заглянуть в чужие дворы на предмет поживы, хорошей драки, или любовной интрижки. Зверья насмотрелся всякого, порой экзотического, но такого, грязного и засратого, как утки, ему видеть не доводилось. Но в этот раз кот превзошел их в гадливости, и всякий раз жалобно морщился, когда на задницу накатывали очередные позывы опорожниться. Хорошо, хоть гадил он за сараем, и его никто не видел, в особенности бестолковая и противная птица.

Но бесконечными походами за сарай, мытарства кота Тишки не исчерпывались. И его задница не была единственной пострадавшей стороной во всей этой истории. В не меньшей степени пострадали когти, утонувшие в липкой и приставучей смоле по самые подушечки. Ну и, конечно же, зубы, которыми он выкусывал черную, липучую дрянь, чтобы дать подвижность лапам. Чтобы они не прилипали на каждом шагу к земле, и не тащила за собой всякую гадость. До вечера предстояло котяре мучиться с залипшими в смолу лапами, и до утра с желудком, пострадавшим от обманного сна. И только утром, кот возвратился в дом, изможденный и опустошенный. Через специально сделанное отверстие в двери, результат просмотренных американских фильмов, кот забирался в дом и при необходимости мог покинуть его, не тревожа хозяина мяуканьем.