Семь смертей Лешего

Долго валяться окровавленной тушке в бомжином бауле не приходилось. При первой же возможности, она извлекалась на свет божий и приготовлялась на костре, иногда даже с солью и специями, раздобытыми бродягой специально для этого.

Часть отменной закуски пожиралась вблизи остывающего костра, запиваемое содержимым разноцветных флаконов. Остатки недоеденной тушки отправлялись в объемистый баул в ожидании ночи, когда бомжиная компания вновь соберется вместе в подвале, приступив к очередной пирушке. В общую кучу будет свалено добытое за день спиртное, провизия найденная в мусорных бачках и сворованная с торговых прилавков, иногда купленная на мелочь, оставшуюся после покупки средства для очистки ванн и унитазов. И жареная собачья, или кошачья тушка, станет первым номером по части закуски в этой коллекции.

Но иногда в ворохе забот санитара городских улиц, окровавленная тушка забывалась, оказавшись заваленной найденным за день барахлом, показавшимся бомжу ценным и перекочевавшим в его мешок. И лишь глубокой ночью, в подвале, при разборе найденного за день добра, из захламленных недр баула извлекалась запыленная, заветренная тушка зверя, в коросте засохшей крови. Сама по себе тушка изрядное богатство, но в сыром виде, жрать ее не станешь. И под разочарованные взгляды коллег, тушка откладывалась в сторону, до лучших времен.

Вскоре о звериной тушке забывали, приступая к пиру, состоящему из горы склянок с разноцветной жидкостью и кучи объедков, перекочевавших в подвал из мусорных бачков. Дружная компания, ставшая семьей в силу различных жизненных причин, гуляла до утра, ничего не видя, не слыша, и не помня. Предаваясь безудержному сексу с особями противоположного пола, что имелись в каждой бомжиной компании. Устраивая дикие драки по самому пустячному поводу. И безумное совокупление, и жестокие кровавые разборки, происходили в полной тишине, и даже умирающий от побоев бомж, не издавал ни звука. Жизнь на дне приучила к молчаливости, ведь от этого зачастую зависела их жизнь.

Но иногда, разгулявшаяся компания маргиналов допивалась до такого состояния, что присущий клошарам инстинкт самосохранения, начинал давать сбои. Радующих глаз разноцветных флаконов оставалось еще изрядное количество, а еда заканчивалась. Все чаще алчные взгляды бомжей устремлялись на освежеванную тушку зверя, валяющуюся на грязном газетном обрывке, в стороне от пирующих. И чем сильнее становился терзающий клошар голод, чем больше оказывалось в желудках одурманивающей жидкости, тем слабее становился инстинкт самосохранения.

Вскоре нетерпеливые руки перебравших зелья бомжей сооружали костер. Спустя минуту в мрачном подземелье ярко горел огонь, освещая грязные и пьяные рожи, вперившиеся в жарящуюся на металлическом пруте тушку. Мясо зверя весело шкворчало, роняя на костер аппетитные капли жира, распространяя по подвалу ни с чем не сравнимый аромат жаркого. Приближался волнующий момент, когда дичь будет готова, и в нее вцепятся руками и вопьются зубами изрядно оголодавшие в ожидании бродяги.

Вот только в пьяном угаре совершенно забыто о том, что дым костра и вонь подгоревшей кошатины распространяются не только по подвалу, но через щели в потолке, служащим кому-то полом, просачиваются по квартирам законопослушных граждан. Накапливаясь, специфические ароматы достигали необходимой концентрации, чтобы добраться до спящих. И если кому-то начинали сниться пожары, или отдых на природе, в компании друзей, водки и шашлыков, то кого-то подобные запахи могли и разбудить.

Проснувшись, человек еще некоторое время продолжал лежать на кровати, принюхиваясь к запахам, прислушиваясь к внутренним ощущениям. И только потом вскакивал с кровати и начинал суетиться, будить ничего не понимающих домочадцев, совершать множество ненужных, бессмысленных перемещений. И лишь после того, как разум прояснялся от остатков сна, в голову приходило единственно верное решение.

Уже спустя минуту, по городу неслись красно-белые машины пожарной дружины, пугая воем сирены бродячих животных, ночующих рядом с мусорными бачками. Вскоре безмятежно спящий дом оживал от воя сирен, стука открывающихся дверей, шума голосов развертывающих пожарные шланги, огнеборцев. Зажигался в окнах свет, на улицу выглядывали заспанные и встревоженные жильцы, облаченные в пижаму. И вскоре всем не до сна, люди с интересом и страхом наблюдают за разыгравшимся под окнами спектаклем, под названием тушение пожара.

Выбитые ударом ноги, раскрываются подвальные двери, в которые врываются огнеборцы, волоча здоровенный шланг, готовый в любой миг ударить мощной, водяной струей. Пока одни протаскивают по подвальным катакомбам пожарные рукава, в поисках источника возгорания, другие, отгоняют любопытных жильцов, что пробудившись ото сна и накинув на плечи халаты, желали лично лицезреть тушение пожара. Даже если для этого придется пробираться по подвальной грязи в любимых домашних тапочках. И плевать, что потом их придется неделю отмачивать и полдня отстирывать от того дерьма, что пристанет к тапкам за время блуждания по темному подземелью.

Зато потом, ближайшие несколько дней человек будет в центре внимания дома, на квартале и на работе, в сотый раз, пересказывая желающим историю того, как он боролся с огнем. И чем весомее количество повторений, тем все больше в повествовании красочных подробностей его героического участия. Вскоре весь смысл повествования сводится к тому, что не будь там его, доморощенного героя, гореть дому синим пламенем. И никакая пожарная дружина не смогла бы помочь, и спасение множества людей от пожара, целиком и полностью его заслуга.

Подобных героев на лестничной площадке ведущей в подвал, скопилось изрядное количество, и пожарным, помимо основной работы, приходилось отвлекаться еще на то, чтобы не пропустить эту публику в подвал, где помощи от нее никакой, зато помех предостаточно. И пока одни отгоняли любопытных от входа в подвал, другие штурмовали подземные катакомбы в поисках источника пожарища.

Вскоре очаг возгорания был найден. Грязные, замурзанные, заросшие волосами и бородами, вонючие до омерзения существа, напоминающие людей весьма отдаленно, из обломков мебели, развели костер на котором поджаривали тушку зверя, внешне напоминающего кролика. Вот только кролик этот, скорее всего, не далее как вчера, ловил мышей в подвале, или таскал объедки из мусорного бака, пока не стал добычей опустившихся людей.

Появление в подвале людей облаченных в форму пожарной охраны, не вызвало среди бомжей оживления. Количество употребленной ими спиртосодержащей жидкости было таково, что появись в темноте подвала господь Бог со свитой блистательных ангелов, его появление осталось бы незамеченным. Единственное, что видели обитатели подземелья, - подрумянившуюся на костре, истекающую жиром тушку, считая мгновения до того момента, когда в нее можно будет впиться зубами, наслаждаясь вкусом, дурманящим отяжелевшие от алкоголя мозги.

Вот только дождаться жаркого им так и не пришлось. Если они в упор не замечали появившихся за их спинами людей, это не значит, что и они оставались невидимыми. Огнеборцы отлично разглядели и колоритную компанию, расположившуюся у костра, и готовящуюся на огне закуску. Им, поднятым среди ночи на вызов, было недосуг ждать, когда бомжи закончат приготовление жаркого и потушат костер. Глядя на ошалевшие от денатурата, перекошенные сивухой лица трудно было предположить, что в их затуманенные мозги вообще сможет прийти такая мысль. Скорее всего, они так и заснут с застрявшим в горле куском мяса. Кто свалится в сторонке, а кто-то угодит в костер, которому все равно кого поджаривать, кошку, собаку, или человека.