Семь смертей Лешего

Отца она навещала каждый месяц, даже будучи беременной. Дважды в месяц в имение наезжали ее родители, или кто-нибудь из родственников, чтобы справиться об ее здоровье. С мужем она виделась по много раз на дню. С отцом небесным старалась общаться, как можно чаще. Если здоровье не позволяло ей присутствовать на службе в церкви, туда посылался кто-нибудь из дворни, с приглашением батюшки в барский дом, для проведения домашней службы.

Отец Лешиева в последние годы жизни совершенно забыл про церковь, вследствие чего сельский батюшка влачил жалкое, убогое существование. Не особенно баловал своим присутствием церковь и молодой барин, посещая богоугодное заведение только по случаю нахождения в имении гостей.

Подобное отношение к церкви не могло не огорчать священника, которому оставалось только молить всевышнего о том, чтобы дом Лешиевых, всегда был полон гостей. От того, как барин относится к церкви, зависело благосостояние местного священнослужителя. Если барин частый гость в церкви и не скупится на подношения, то священник округлый и лоснящийся, в чистой и опрятной рясе, с довольной физиономией. Если барин проявляет пренебрежение к священной обители, то у священника дела обстоят скверно. Он голоден, его одежда застирана и заштопана, а глаза служителя божьего горят лихорадочным блеском. В голове вместо служения небесному господину одна лишь мысль, как заставить барина вернуться в лоно церкви, и тем самым поправить свои дела.

От благосклонности барина к церкви, зависело благосостояние сельского священника. Что можно взять с крестьян, даже истинно верующих. Они едва сводят концы с концами, и хотя несут в церковь кто, сколько сможет, но скромных подношений, батюшке едва хватает, чтобы сводить концы с концами, и не помереть с голоду.

Со смертью хозяйки усадьбы, для батюшки наступили тяжелые имена. Барин, искавший утешения после смерти супруги в бутылке, совсем позабыл о храме божьем, не удостаивая его своим вниманием. По отцовским стопам пошел и молодой барин. Ранее, под влиянием матери он исправно посещал церковные службы, хотя по лицу сорванца было заметно, что подобные богоугодные мероприятия, ему в тягость. Но он не смел, ослушаться набожной матери, как и погрязший в богопротивных делах супруг. При жизни прежней хозяйки усадьбы сельскому батюшке грех было жаловаться на свою жизнь.

Со смертью хозяйки имения для священнослужителя наступили трудные времена. На протяжении нескольких лет не было для него просвета. Молодой барин, как и сгоревший от спиртного папаша, был равнодушен к церкви, благо никто не мог заставить делать то, что ему не по душе. Молодая барыня, хотя и посещала исправно церковные службы, не забывая одаривать подношениями батюшку, не могла существенно изменить в лучшую сторону жизнь служителя божьего.

По истечении года с момента ухода в мир иной ее родителя, молодая барышня навсегда покинула родные края, перебравшись к мужу в одно из соседних имений, а затем в столицу. Поскольку из их захолустья путь в столицу был не близок, в родное имение она больше не наведывалась. Ограничивалась связью с прошлым через детей, что через год, в сопровождении няньки и слуг, приезжали в деревню, в гости к дядюшке, двоюродным брату и сестре.

Священнику было плевать на поездки детей от тети к дяде, и обратно. Для него они были пустым местом, поскольку мальцы, в силу возраста и воспитания, были далеки от церкви. Не было рядом никого из взрослых, кто собственным примером мог привить им к церкви должное уважение.

Пока была жива молодая хозяйка, батюшке было грех жаловаться на судьбу. Ему пришлось помаяться в стеснении после отъезда сестры Лешиева из имения не так уж долго. Затем и молодой хозяин, под нажимом соседей решил жениться, и привести в дом жену, ведь вокруг было столько девиц на выданье. Чьи родители были не прочь породниться с Лешиевыми, и пристроить дочь за не бедного и неглупого помещика, владельца неплохого имения.

К радости сельского батюшки, молодая хозяйка имения оказалась девушкой тихой и набожной. Церковные службы она посещала исправно, не забывая одаривать батюшку подношениями, вернувшими душевное равновесие священнослужителя.

Барин закрывал глаза на увлечение супруги церковью, и иногда, по праздникам, наведывался в храм божий в сопровождении набожной супруги. Закрывал глаза на щедрые подношения барыни в церковную казну, от которых раскраснелась, залоснилась еще совсем недавно худая и бледная физиономия священника.

Барыня закрывала глаза на увлечение мужа, которое вряд ли можно было назвать богоугодным. Возможно, во многом благодаря этому увлечению, и стремилась каждый день в церковь супруга, чтобы замаливать грехи мужа. Иначе, как греховным, увлечение назвать было нельзя, в чем поддерживал барыню и сельский батюшка, постоянно указывающий на то, на какую богопротивную дорожку стал ее супруг. И если он в ближайшее время не вернется в лоно церкви, не избежать ему ни людского, ни небесного проклятия, гореть в адском пламени до скончания века, как закоренелому грешнику. И чем скуднее было подношение барыни, тем громче звучал голос батюшки, обличавший мужа погрязшего в грехе. Стоило ей сделать подношение побогаче, батюшка сменял гнев на милость, и если и продолжал корить грешника, то не так настойчиво, как прежде. Скорее для вида, чтобы барыня не расслаблялась, не забывала о его грехе, продолжала заботиться о человеке, что день и ночь молится за спасение души непутевого супруга.

Обвинялся хозяин имения не в пьянстве, не в прелюбодеянии. Не курил он табака, не употреблял дурманящих разум веществ. Не был замечен и в прочих смертных грехах, на которые столь падки представители рода человеческого. Никого не убил, не обокрал, не имел ни с кем кровной вражды. Он был обычным человеком, одним из множества людей, населявших этот суетный мир. Если и были у него какие-то маленькие грешки, то столь незначительны, что одной проникновенной молитвы супруги, с лихвой хватило бы, чтобы перекрыть их на год вперед.

Но был у молодого барина один большой грех. Грех называемый батюшкой колдовством, которое невозможно без сношения с потусторонним миром. Гореть душе грешника в аду, если он не станет на путь раскаянья и послушания, не сделает служение богу делом жизни.

Хотя батюшка и называл деяния помещика колдовством, на самом деле это было не совсем так. Не приносил барин в тайном кабинете человеческих жертв бесовским силам, не искал у сил зла поддержки и защиты. То, чем он занимался, именовалось алхимией и поносилось официальной наукой, как лженаука. То, чем занимался Лешиев, проклято было и светской властью, и властью духовной.

Духовная власть в лице сельского священника проклинала Лешиева за явное пренебрежение к церкви, и горевала о том, что давно канули в лету времена святой инквизиции, когда богоотступники и еретики отправлялись на костер за куда более скромные прегрешения перед церковью, нежели занятия колдовством. Касаемо светской власти и гонений на алхимию, здесь можно было предположить только одно. Правители мира всерьез опасались того, что люди, названные властью лжеучеными и шарлатанами, однажды добьются своего, добившись результата, к которому стремились на протяжении веков представители этой древней профессии. Цари и вельможи боялись, что алхимики найдут искомое средство, превращающее любой металл в золото. И падут великие царства и империи, и настанет хаос во всем мире. Золото превратится в нечто ничтожное и действительно презренное. Рухнут человеческие устои, держащиеся на незыблемости благородного металла, который проклятые алхимики мечтают низвергнуть до уровня булыжника. За которым если и нагнется человек, то только для того, чтобы убрать камень с дороги, или швырнуть в пробегающую мимо собаку.

А лучше сразу поднять дюжину их, и покрупнее, повесомее, и забить каменьями нечестивых алхимиков, чтобы не лезли не в свое дело. Золото создал господь бог, и создал его настолько ничтожно мало, чтобы стало оно мерилом, эталоном, на котором будет держаться мир, вокруг которого будет крутиться человеческая история. Посягательство на незыблемость и ценность золота, ничто иное, как посягательство на самого господа бога.

В этом сходились единодушно светские и духовные власти, оценивая деятельность алхимиков. В действительности, если исходить из дошедших до наших дней свидетельств прошлого, ни светская, ни духовная власть, не стояли в стороне от алхимии и поисков философского камня. И великосветские вельможи, и высшие церковные иерархи, втайне поддерживали алхимиков, которых прилюдно подвергали проклятиям и предавали анафеме. И где-нибудь в замке, или в отдаленном монастыре в специально оборудованных кельях, превращенных в прекрасно оснащенные в духе времени химические лаборатории, трудились проклятые, гонимые алхимики, в поисках философского камня. И светская власть, и духовная, мечтали о золоте, для собственного обогащения, и незыблемости власти.