Семь женщин

Джулианна разглядывала серьезное, бледное лицо дочери. Казалось, Дейзи никогда никого не слушает, но Джулианна знала: девочка впитывает каждое слово и копит эти слова внутри себя до того дня, когда из нее хлынет поэзия. Дейзи не станет красавицей, и хотя Джулианне было жаль ее из-за этого, она все равно завидовала дочери. Сама она была слишком хороша собой, и это все портило. Теперь, когда она начала стариться, даже ее прежние стихи словно стали хуже. Казалось, слова в них поддерживались ее былой красотой, вставали на цыпочках, устремлялись к лучшей судьбе — судьбе красивой женщины. А теперь эти слова будто бы начали увядать и морщиться, как грудь Джулианны. Она посмотрела на Джо, который был центром всеобщего внимания, поскольку подошел к кульминации своей истории. Джо оживился и немного покраснел от выпитого вина.

«Он женился на мне, как старики женятся на сиделках, — подумала Джулианна. — Мои стихи его всегда немного обескураживали. Он никогда не станет их ругать, но как на поэте он давно поставил на мне крест. Эти люди… — Она обвела взглядом компанию интеллектуалов — постаревших, близоруких, язвительных, блестяще талантливых. — Эти люди даже не замечают меня. Они видят красивую жену Джо, которая теперь уже не так хороша собой и которая пишет паршивые стишки».

Джулианна допила вино и, раздраженная, пошла в кухню, чтобы взбить крем для торта.

Она выпила несколько бокалов вина (вообще она выпивала редко) и, когда стала искать в выдвижном ящике насадку для миксера, почувствовала, что руки у нее как резиновые.

Начав смешивать крем, Джулианна услышала жуткий, животный визг. Сначала она решила, что собака попала под машину и каким-то образом, раненная, пробралась в кухню. Она резко обернулась и увидела домработницу, которую иногда нанимала на вечер. Домработница стояла в трех футах позади, схватившись за кухонную стойку, и кричала.

— Миссис Дойл? — проговорила Джулианна. — Миссис Дойл!

Миссис Дойл, очень высокая женщина с острыми коленками и торчащими рыжими волосами, была чем-то напугана. Она с такой силой вцепилась в стойку, будто ураганный ветер мог унести ее. Она смотрела в одну точку выпученными глазами. Джулианна обняла ее за плечи. Она не понимала, что еще может сделать. На пороге кухни появился Джо, готовый прийти на помощь. Джулианна знаком велела ему уйти. Она почувствовала, как мышцы миссис Дойл расслабляются. Женщина дала оторвать себя от стойки и усадить на стул.

— Миссис Дойл, — прошептала Джулианна ей на ухо. — Брайна… С вами рядом друзья, Брайна.

Миссис Дойл обмякла, она была обессилена случившимся с ней припадком. Она в упор посмотрела на Джулианну испуганными голубыми глазами. Ее кожа была очень бледной и мягкой, губы накрашены оранжевой помадой. Джулианна погладила ее по руке. Миссис Дойл работала у Штейнов семь лет, но Джулианна очень мало знала о ней. Брайна Дойл и ее молчаливый супруг трудились на маленькой молочной ферме поблизости. У них было двое взрослых детей. Брайна всегда была приветливой и веселой.

Неожиданно миссис Дойл разрыдалась и судорожно сжала руку Джулианны с такой силой, что той стало больно. Джулианна поморщилась, но руку освобождать не стала.

— Простите… Мне так стыдно, — всхлипывая, выговорила домработница.

— Вам нужно вернуться домой, — сказала Джулианна.

Джулианна повезла миссис Дойл домой на стареньком «ягуаре». Они молчали во время недолгой поездки по подъездной дорожке, затем вверх по склону холма и наконец по ровной долине, где стоял маленький дом фермеров — напротив покосившегося амбара. Когда они подъехали к дому, миссис Дойл не пошевелилась, не подумала выйти из машины. Сидела и смотрела в одну точку. Джулианна подумала, не позвать ли мистера Дойла, чтобы он помог жене выйти. Но это показалось ей предательством. В молчании миссис Дойл Джулианна чувствовала доверие. На верхнем этаже зажегся свет.

— У вас такой симпатичный амбар, — сказала Джулианна. — Я всегда сбавляю скорость, когда проезжаю мимо, чтобы посмотреть на него.

Эти слова ей самой показались абсолютно идиотскими. Наступила долгая пауза. Наконец миссис Дойл пошевелилась. Она качнулась вперед и стала искать рукой ручку двери.

— Если вам когда-нибудь захочется поговорить, — негромко произнесла Джулианна, — я… Ну, вы можете поговорить со мной.

— Спасибо, — отозвалась миссис Дойл, открыла дверцу, вышла из машины и скованной походкой направилась к дому.

Джулианна проводила ее взглядом. Миссис Дойл теперь стала для нее загадкой. Кто она такая, Брайна Дойл? Джулианна устремила взгляд на другую сторону дороги, на маленькую ферму Дойлов. В стогу, освещенном яркой луной, слегка шелестела старая солома. За амбаром начинался пологий склон, далее чернел лес.

Джулианна поймала себя на том, что смотрит на покосившийся амбар, окруженный бурой умирающей травой, с неожиданной нежностью. Уже месяц не было дождей. «Сколько еще продержатся Дойлы? — подумала она. — Долго ли ждать, пока в их маленьком доме поселятся новые жильцы, снимут двускатную крышу, заменят ее плоской, стеклянной, а амбар превратят в звукозаписывающую студию или в антикварный магазин?» А может, весь склон застроят коттеджами в колониальном стиле? Все меняется, все уходит… но почему все не может оставаться таким, как было? Сколько еще ей предстоит слушать историю про Ал Когалика? Может, сегодня эта история звучала для нее в последний раз, а она даже не слушала. А Дейзи… Дейзи… Ее теплые, нежные ручонки, ищущие в темноте лицо Джулианны, чтобы погладить щеки и лоб матери… Дейзи делала так, когда была совсем малюткой… Она, Джулианна, до сих пор нужна Дейзи. Но… Сколько еще раз Дейзи будет вбегать в комнату и обнимать ее ноги? Двадцать? Шестьдесят? Сто? Хрупкое изящество собственной жизни в это мгновение наполнило Джулианну изумлением и стыдом. Она увидела силуэт миссис Дойл в окне, а потом свет погас.

«Чудачка», — подумала Джулианна.

Развернув машину, она поспешно поехала домой.

Брайна

Протянув руку за тарелкой, оставленной после завтрака мужем, Брайна Дойл взглянула в окно. Милтон стоял около амбара, держа в руке ведро, и смотрел, как ест лошадь. А лошадь посматривала на Милтона.

Брайна взяла тарелку и искоса посмотрела на старуху, сидевшую в красном плюшевом кресле. Упершись локтями в костлявые колени, та неподвижно и внимательно глядела в окно. От яркого утреннего солнца старуха жмурилась. Ее рот был немного приоткрыт, словно она видела не своего сына, стоявшего около лошади, а наблюдала за представлением цирка «Барнум и Бейли».

Мать Милтона садилась в это красное плюшевое кресло уже двадцать семь лет, с тех пор как умер ее муж и у нее наконец появилась такая возможность. До того каждый вечер своей взрослой жизни в кресле восседал Поп Дойл.

Пребывая в дурном расположении духа, он ворчал на детей, а когда был весел, подбрасывал их в воздух. Однажды он голыми руками убил домашнюю собаку. Взял и сломал ей шею, чтобы та перестала лаять. Нечего было дивиться тому, что Милт вырос почти немым. Он был самым младшим, единственным мальчиком после череды дочерей, и мать решила держать его при себе. До двух лет она носила Милта на руках, а когда старик умер, уселась в красное плюшевое кресло и стала вести хозяйство со своим тридцатипятилетним сыном. Пять лет они прожили тихо и мирно, почти как супружеская пара. А потом, в один прекрасный день, Милту пришлось поехать в Олбени, чтобы запломбировать зуб.

Брайна работала секретаршей в стоматологической клинике. Она жила с теткой в городе, покупала себе чулки и журналы о кино, а еще она часто ходила в кино с подружками и мечтала о красивой жизни с Полом Ньюменом или с каким-нибудь рекламным менеджером, а может быть, даже с дантистом, доктором Бергом, — кто знает? И тут вдруг в приемную заявился этот деревенщина в грязных ботинках и, как только глянул на нее, покраснел от смущения.

Брайна была с ним очень любезна. Просто жалко было на него глядеть — так он стеснялся.