Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1
Шрифт:
— На три колхоза одна конюшня и три кошары. — Сергей положил перед Кондратьевым папку. — А посмотрите этот план! Тут намечается строительство электрической станции. Да и не только станции. Вот весь список объектов строительства.
Кондратьев взял список и, склонившись над столом, стал его рассматривать. Савва сидел в конце стола, молчал, не сводя глаз с Кондратьева. Федор Лукич взял Сергея под руку и отвел в сторонку.
— На весь район нам занаряжено восемь вагонов лесу, — шепотом проговорил он, — вот тут и выкручивайся как знаешь. А ты на одну станицу требуешь шестнадцать! Сергей Тимофеевич, где же тут реальность?
— Да ведь вы же еще не пробовали? — спросил Сергей.
— Опять упрек? Эх, Сергей Тимофеевич, говорил я, что шумит у тебя в голове война, и был прав. Ты как-то странно рассуждаешь. Ты думаешь так: захотел и достал. А наше государство плановое и этого как раз не любит. Если государство само найдет нужным — оно даст тебе и сто вагонов и скажет: стройте, а мало будет, еще дадим. А ежели найдет нужным не дать, и не даст, и тогда будь хоть золотой, а раз тебе не положено по наряду, все равно ты уже ничего не сделаешь. Удивляюсь, как ты этого не понимаешь?
— Я отлично все понимаю, — сказал Сергей, глядя в лицо Федору Лукичу. — А вот одного не пойму: где это вы взяли такую выгодную теорию — ни печалей, ни беспокойств. Да вас за это всякий бездельник расцелует! Чего еще желать лучшего? Жизнь спокойная. Живи себе и ни о чем не думай, а государство о тебе само побеспокоится и скажет, что тебе делать сегодня, а что завтра.
— Ты опять свое.
— А о чем вы там спорите? — спросил Кондратьев, вставая. — Федор Лукич, чего ж тут обсуждать? Надо рассмотреть на исполкоме. Мне такой план положительно нравится.
— И мне он тоже нравится, — недовольно проговорил Федор Лукич, подходя к Кондратьеву. — Если стоять в стороне и любоваться — очень хороший план. А мы должны его утвердить, взять на себя ответственность. Узнают в крае, газеты распишут, а выполнить мы все это так или иначе не сможем. Тогда что? Кому придется краснеть перед краем? Нам с тобой, Николай Петрович. Сергей Тимофеевич был да уехал, Савва тоже останется в стороне, а мы с тобой в бороне.
— Так вот вы чего боитесь! — сказал Сергей. — Тогда знайте: никуда я не уеду, пусть вас это не пугает.
— Тутаринов, не горячись, — строго сказал Кондратьев. — Давайте вместе подумаем, как и где достать лес. Именно об этом беспокоится Федор Лукич, и не без основания.
— В Чубуксунском ущелье есть лес.
— Знаю. Но им распоряжается край.
— Поеду в край.
— А если в крае откажут?
— Не может быть. — Сергей задумался. — Если откажут, поеду в Москву.
— Хорошо, Тутаринов, — сказал Кондратьев. — Мы командируем тебя в край и будем считать, что пятилетний план Усть-Невинской нами одобрен. Так, что ли, Федор Лукич?
Федор Лукич не ответил. Он сидел на диване и держался рукой за грудь.
— Возьми с собой план, — наказывал Кондратьев. — Я на этих днях буду в райкоме и тоже поговорю. А когда вернешься, тогда уже и примем решение о мерах по практической реализации плана. Я думаю, это и будет самое правильное.
Федор Лукич, держась рукой за грудь, и часто вытирая платком потное лицо, сидел молча. Когда Сергей и Савва, попрощавшись, вышли, Хохлаков встал и подошел к Кондратьеву.
— Николай Петрович, что поделаешь с этими горячими головами? Беды не оберемся.
— Федор Лукич, — сказал Кондратьев, — если тебе надо полечиться — возьми путевку и езжай. Мне было просто стыдно.
Ведь как ты ни рассуждай, а Остроухов и Тутаринов правы, они-то, оказывается, дальше нас видят. И не удивительно, что наш районный план их не удовлетворяет. Вот что, иди и заготовь Тутаринову документы, чтобы он смог выехать в край завтра же.Федор Лукич махнул рукой и молча вышел.
Сергей и Савва уселись в тачанку и выехали со двора. Навстречу им шел Рубцов-Емницкий, размахивая брезентовым портфелем, как всегда, веселый и улыбающийся.
— Друзья, ну, как ваши успехи, для ясности? — спросил он, поставив парусиновый сапожок на подножку тачанки. — Как вас принял Федор Лукич? Я уже спешил на выручку.
— Федор Лукич принял не очень любезно, — ответил Сергей, — а Кондратьев хорошо. Завтра еду в край, и там все будет решено.
— Милый человек! — сказал Рубцов-Емницкий, взобравшись на тачанку. — Зачем же ехать в край? Совсем не надо туда ехать, а завтра же поезжай в Пятигорск. Там обосновалась краевая контора по сбыту леса. Так что все равно тебе придется ехать в Пятигорск. А зачем же терять время? К тому же, как я тебе говорил, там живет мой друг Ираклий Самсонович. Я черкну записочку, и он все сделает. Пока ты попьешь нарзану и погуляешь по склону Машука, все твои дела будут сделаны. Заедем-ка на минутку ко мне.
В конторе райпотребсоюза еще все было испачкано глиной, известью. Пахло красками, сосновой стружкой, олифой.
— Навожу порядочек, — сказал Рубцов-Емницкий, провожая гостей в кабинет.
Пока Рубцов-Емницкий писал, усевшись за стол, Сергей смотрел в окно и размышлял: «Если это так и там находится краевая контора, то в самом деле нужно ехать в Пятигорск и все решить в какие-нибудь три — пять дней».
Рубцов-Емницкий вложил записку в конверт и, вручая его Сергею, сказал:
— Для ясности, никакого секрета. Можешь прочесть.
Читать Сергей не стал, а сунул конверт в боковой кармам гимнастерки, даже не посмотрев, кому он адресован.
— Эх, Савва, — сказал Сергей, когда тачанка, миновав мост, катилась по степной дороге. — Теперь бы нам утвердить в райисполкоме намеченные объекты и получить наряды на строительный материал. И это надо сделать побыстрее… Эй, Дорофей! — обратился он к кучеру. — Завтра мы с тобой едем в Пятигорск. Готовься в дорогу.
Дорофею не надо было говорить, что и как готовить в дорогу. Ему все это было давно знакомо. Он всю ночь не спал: то кормил лошадей, подсыпав им лишнюю порцию овса, то мазал колеса, то чинил сбрую, то укладывал овес для лошадей и харчи для себя и своего пассажира. Все было готово, и на заре тачанка со звоном выкатилась из Усть-Невинской и загремела по степи.
Ехали хорошей рысью и уже к полудню увидели на горизонте, точно в тумане, очертания Пятигорска… Горы синели и манили взгляд. И тут Сергей вспомнил о записке Рубцова-Емницкого, и ему захотелось узнать, что в ней написано. Конверт был не заклеен. «Ираклий Самсонович! Для ясности, буду краток, — гласила записка. — Податель сего — Герой Советского Союза, будущий мой заместитель, так что ты это понимаешь, и так далее, ясное море! Будь ласка, чернуша, устрой ему насчет лесу, как свой своему. Твой заказик будет реализован на пять! А то и больше! Привет от Иллариона — и что за каналья, обосновался в Москве, и теперь она есть высокая шишка, ты тоже — шишка, но я тебя не дразню, и так далее».