Семейная сага

Михаил. 1953, 10 ноября

Уже больше двух месяцев я пишу письма Марии. Мне

это жизненно необходимо. Мне нужно о ком-то мечтать, кого-то хотя бы вот так "заочно" любить. Мария запала мне в сердце, я начал о ней мечтать: мне кажется, что это последний шанс в моей жизни…

Собственно я пишу ей не письма, а просто посылаю новые стихи. Старые стихи я ей не посылаю: у меня слишком много есть того, что хочется сказать непосредственно ей… Стихов я стал писать столько, сколько никогда еще не писал. Мария, как я и ожидал мне не отвечает. Но я ее понимаю: для письма нужны время, подходящая обстановка и соответствующее настроение… А у меня этого добра предостаточно!

Глаза русалочьи твои ли, Иль голос тихий и манящий, Мне сердце будто раздвоили И заставляют биться чаще.

Я рад, что жизнь судьбу плетя,

Вела меня такой дорогой, Что встретил я в пути тебя — Такою страстной недотрогой…

Павел. 1953, 20 декабря

Все складывается в моей жизни, казалось бы, так, как я

и мечтал когда-то: женат на Катерине, у нас растет сын, на работе все нормально… Вот с Сергеем никак не налаживается: мне все время, когда я на него смотрю, мерещится, что это Михаил смотрит на меня с укором… А Сергей действительно похож на отца.

Но хоть все вроде бы и хорошо, а вот мучает какое-то подспудное ощущение несвершенности чего-то. Может, из-за того, что мне уже тридцать пять, а я только начал нормальную жизнь? А может, оттого что почти восемнадцать лет вел эту тайную греховную жизнь с Катериной и от этого психологически сломался?

Теперь она моя законная жена, каждый вечер ложимся в постель без страха, что кто-то войдет, кто-то увидит, кто-то услышит… А вот ощущение восторга и радости пропало! Оно правда, пропало уже давно, тогда, когда Елена Степановна

"застукала" нас… Когда это было? Давно… Кажется, что в декабре сорок шестого.

Катя продолжает от меня требовать прежней страстности, прежнего огня, а я не могу: перегорел, наверное. Может, все это потому, что я так и не жил все прежние годы своей жизнью, все было лишь ожиданием непонятного смутного "завтра". Все это время я был продолжением Катиного чувства ко мне. А наверное, каждый человек должен прожить свою жизнь самостоятельно, а не идти за хозяином, как лошадь на поводу… А сколько раз я вспоминал Олю! И иногда даже вкрадывались крамольные мысли: не Катя ли написала ей что-нибудь оскорбительное, что та так резко вдруг перестала писать мне? Ну, да теперь это быльем поросло… У Кати не спросишь, да и что бы она ни сказала, всё будет плохо: скажет, что она действительно что-то сделала, я стану ее по-тихому ненавидеть, а скажет, что ничего не делала, я не поверю… Так что ничего и не остается, кроме как

"молчать в тряпочку".

Да и вообще, о чем я думаю? Ведь я стольким Кате обязан! Она меня и в Москву вытащила, и сына ради меня родила. Да что там: она из-за меня свою семью разбила. Я же

понимаю, как страдает Михаил… И вижу, как тяжело Сереже:

я ему, конечно, никогда не смогу заменить отца!

Ну, что поделать… Надо жить. А счастье? Наверное я уже исчерпал свой жизненный лимит: слишком рано начал! Да и не так начал.

Катерина. 1954, 11 января

Вот я и добилась, чего хотeла, к чему стремилась…

Даже мама, по-моему, успокоилась. Сережу я, вроде бы, тоже убедила, что нам с ним жить лучше с Павлом, чем без него. Да и к братишке своему он очень тепло относится, я даже не ожидала, думала, будет обычная ревность к младшему. Ну, да Сережа уже совсем взрослый парень, он все понимает! Ведь между ними разница почти восемнадцать лет — Павлик ему в сыновья годится!

Все хорошо, но я не понимаю, что творится с Павлом. Все установилось: мы муж и жена, у нас есть ребенок, он на хорошей работе. Казалось бы, живи да радуйся! Не могу пожаловаться: он внимательный, предупредительный. Немного, правда, с Павликом прохладен, но может, это он так себя ведет из-за Сережи, чтобы не вызвать у того чувства ревности? Сереже-то он вообще практически не уделяет никакого внимания, никогда ни о чем с ним не говорит, не спрашивает, как у того дела. Впечатление, что Павел Сергея просто боится. Надеюсь, что это все же временное.

Но вот со мной Павел — будто его сглазил кто! Когда мы ложимся спать, он вроде меня боится. Вся его активность пропала, хотя, казалось бы, теперь все спокойно, никаких тебе опасений, никаких тревог… Я уж иногда думаю, что, может, он так привык к этой многолетней нервотрепке, что у него, как у собаки Павлова, слюна выделяется только в привычной обстановке темного коридора? Ох, что-то я уж слишком стала злая, точнее, злоязыкая…

Может, мы слишком долго ждали этого счастья? И вот пришло к нам, наконец, позавчерашнее наше счастье, а мы сами уже стали сегодняшними!

Ксения. 1954, 8 марта

Были сегодня с Виктором в гостях у Кати с Павлом.

Маленький Павлик здорово вырос, пока еще не говорит, но сообразительный парнишка.

Я очень по маме соскучилась, да и с Катей мы давненько не виделись. Сережа совсем взрослый, посидел с нами немного для приличия и умчался. Катя говорит, что у него девушка появилась. Ну, что же: возраст такой!

Все было хорошо, но когда уже ближе к вечеру собирались сесть за стол, то Катя стала что-то резкое и обидное говорить Павлу. Виктор не сдержался и обрушился на Катю с упреками: какое она имеет право унижать человеческое достоинство Павла. Катя что-то и ему сказала неподобающее.

Виктор вообще-то человек очень выдержанный, но тут аж взорвался. Ворвался на кухню, где мы с мамой готовили какую-то закуску, и сказал: "Собирайся, Ксения, поехали. Мне это надоело! Нельзя так измываться над человеком!"

Когда мы одевались, в прихожей появился Павел, выглядевший каким-то побитым и расстроенным. Катя осталась сидеть в комнате и к нам не вышла. Мы попрощались с ним и поехали домой.

По дороге Виктор долго молчал и было видно, что сильно расстроен. Потом будто извиняясь за свои резкие действия, сказал мне: "Мне искренне жаль Павла. Он не плохой человек, но совсем уж бесхребетный. Ты сама видишь, что Катерина согнула его в бараний рог, он не имеет ни права голоса, ни даже права молчания! Ты меня извини: я знаю, что их с Катериной отношения меня не касаются, но сегодня я уже выдержать не смог!"

Мария. 1954, 13 марта

У нас с Михаилом идет роман в письмах… Он

буквально завалил меня своими стихами. Стихи у него отличные! Или мне это так кажется, поскольку они все обо мне и для меня?..

Присылает он мне в конверте стихотворение, никакой больше записочки, ничего. Тем не менее, у меня часто возникает желание написать ему письмо. Но что я ему напишу, кроме того, что его стихи прекрасны: что он мне очень нравится, что я думаю часто о нем? А нужно ли это ему? Кроме того, даже если я и решусь на письмо, у меня нет ни места, где бы меня никто не трогал хотя бы полчаса, ни этого самого получаса свободного времени…

А вообще-то, нет у меня сейчас настроения письма Михаилу писать: я беременна… Как я и обещала Аркадию, мы запланировали ребенка сразу после моего возвращения из Талина. Он очень уж хочет иметь "собственного сына". Ожидаю я в середине июля.

Иногда я мечтала, чтобы этот ребенок был от Михаила. Но потом одергивала себя: что за глупая фантазия? Прежде всего, откуда я взяла, что у Михаила есть что-нибудь серьез- ное по отношению ко мне? А во-вторых, родился бы ребенок похожий на Михаила и ничего общего не имевший бы с Аркадием… Что я скажу Аркадию? Что мальчик похож на моего прадедушку, ну просто копия, да? Что предписано судьбой от того не убежишь…