Семейное проклятие
Шрифт:
– Почерк, по-моему, женский, – задумчиво протянула старуха. – И это странно.
– Почему?
– Да потому что иначе я бы подумала: это наш драгоценный сосед. Борис Борисович изгаляется. Очень в его духе.
– Да ладно! – усмехнулась Аля. – Мужчина колдовать никогда не будет. Ему проще гвозди на дорожке рассыпать.
– А ты сама кого-нибудь подозреваешь? – проницательно взглянула на Алю старуха.
– Вы же сами сказали: люди злятся, что у меня, серой мыши, целых двое поклонников. Может быть… кто-то ревнует? Кирилл – видный жених, в него наверняка какая-нибудь красотка, бывшая
– Брось! – отмахнулась старуха. – Красотки, да еще юные, в церковь не ходят.
– Ну, тогда, допустим… жена Николая Алексеевича, – выдвинула очередную версию Аля.
– Наташка-то? – хмыкнула Виктория Арнольдовна. – Нет. Не она.
– Почему?
– Потому что Наталья в церкви бывает чуть не каждое воскресенье и по всем праздникам. Значит, твою фамилию указывать бы не стала. Знает, что по церковным правилам не положено. Кто-то другой это. Но кто?
…Вопрос повис в воздухе.
А на следующее утро Аля проснулась от того, что ее тошнило. Не до такой степени, чтобы срочно в ванную бежать, очищать желудок, но все равно очень неприятно.
Оладушков, что ли, вчера объелась? (Виктория Арнольдовна изумительно вкусные пекла, остановиться просто невозможно.) Или из-за сырой воды? Тоже был накануне грех, глотнула на бегу из-под крана. С новой ее суматошной работой даже чаю вскипятить бывает некогда.
Аля неохотно выбралась из постели, и ее замутило еще больше. Причем мало что в животе крутило-вертело, еще на душе тошно – свет совершенно не мил. Обычно стоило взглянуть на крошку Зоиньку, настроение сразу улучшалось. Но сегодня она – чуть не впервые – обрадовалась, что дочка крепко спит. Значит, не надо пока кормить, носить на руках или развлекать бесконечной «козой».
Посмотрела на себя в зеркало – видок ужасный. Лицо серое, глаза ввалились. Прямо маска смерти какая-то!
Алла выпила таблетку от тошноты – не помогло. К тому же голова начала болеть. Вернуться бы сейчас в постель, забиться под одеяло, проспать еще часика три… Но надо поднимать Настену в школу, кормить Зоиньку. А в девять – у нее уже первый урок английского в детском садике. Если не прийти, детишки – сознательные они у нее – расстроятся. И за продуктами к обеду надо успеть съездить – одних кур на супчик нужно семь штук.
Но до чего ж – помимо того, что живот болит, – все сегодня раздражает, бесит!
Алла собрала в кулак всю свою волю, чтоб не сорвать плохое настроение на Насте или тем паче на крошке Зое.
Однако в садике не удержалась. Да и было за что на сотрудников собак спустить. На улице дождь, в коридоре мокреть, а дети уличную обувь сняли и наступают в лужи прямо в колготках. Нянечка, тетя Лида, вместо того чтоб пол протереть, по телефону болтает. И повариха опять разгуливает по кухне простоволосая, в расстегнутом халате.
На нянечку – пугливую, тихую женщину – даже прикрикивать не пришлось. Та только увидела недовольный взгляд начальницы, тут же оборвала телефонный разговор, стрелой ринулась в коридор наводить порядок.
А вот повариха Прасковья Максимовна – нет бы признать, что виновата, – еще и возмущаться стала:
– Но я завтрак уже сготовила! А если постоянно ходить в колпаке этом вашем, у меня голова преет!
«Ох,
выгнала бы тебя прямо сейчас!» – сердито подумала Аля.Не было у нее контакта с этой худющей (странно для поварихи), вечно сердитой женщиной.
Держала ее только из-за того, что дети – даже самые избалованные – стряпню Прасковьи Максимовны обожали. Требовали дома «еды, как в садике». Мамаши даже приходили спрашивать у поварихи рецепты, та снисходительно рассказывала, как готовить правильный плов или куриный суп, и ужасно этим фактом гордилась.
Алла тоже признавала: Прасковья Максимовна над самыми простейшими продуктами будто ворожит. Вроде делает простецкие макароны по-флотски, но ароматы в кухне витают стопроцентно ресторанные.
Правда, сегодня там пахло – против обыкновения – неприятно. Аля поморщилась, хмуро взглянула на кухарку:
– Что вы на завтрак готовили?
Та поджала губы:
– Да я-то все как обычно. Ватрушки и кашу. А воняет тут – из-за вашей обезьяны.
Так Прасковья Максимовна – далекая от политкорректности – именовала темнокожего преподавателя ритмики. Увещевать ее было без толку. Когда Аля делала ей замечания, только глаза округляла: «Я ж не в лицо ему говорю!»
Сейчас тоже ни малейшего внимания на недовольство начальницы не обратила. Продолжила обстоятельно:
– Рахман ваш драгоценный явился с раннего утра, в коробочке принес какое-то месиво. И разогревает прямо в детской сковородке! Я ему: «Пшел вон, я ж на ней малышам котлетки жарю!» А этот – только хихикает! Я, говорит, хангри. Не знаю уж, что за хангри-мангри такое. Но то, что он хам – это уж точно. Вы б сказали ему…
Директриса лишь вздохнула. Да, непорядок, конечно. Но парень живет в общаге, у них там плита одна на пятьдесят человек. Не пробился, видно, завтрак себе приготовить. Что ж теперь, весь день голодному ходить?
Аля извлекла из сумочки список покупок, отметила в нем еще один пункт: «Посуда для сотрудников».
Повариха продолжала ворчать:
– Нянька наша, Лидка, тоже хороша! Ведет себя в моей кухне будто у себя дома! В холодильнике все обнюхает, ватрушку сегодня схватила прямо с противня руками. Сама в одежде уличной, из носа капает! Вот кого ругать надо! А вы все ко мне пристаете – с каким-то колпаком несчастным.
Победоносно взглянула на руководительницу. Аля, несчастная, измотанная тошнотой, едва не велела строптивой Прасковье Максимовне немедленно убираться вон. Остановило единственное: если кухарка уйдет прямо сейчас, обед детям – в придачу ко всем текущим делам – придется готовить ей!
Едва подумала о еде – затошнило совсем уж отчаянно. Срочно бежать домой. Облегчить – на своей территории! – желудок. А то прямо на глазах у сотрудников грех случится.
Но спастись бегством не успела. В кухню заглянула воспитательница, выкрикнула тревожно:
– Алла Сергеевна! Мишу Каманина рвет прямо в классе!
Ставки врача в штатном расписании садика не было. И к моменту, когда по вызову явился педиатр, паника достигла пика. Стало тошнить еще пятерых детей. К тому же Алле позвонила одна из мамаш (ее сын сегодня в садик не пришел), раскричалась: