Семейные драмы российских монархов

Но граф Пален именно братьям Зубовым отводил в своём плане весьма заметную роль, о которой будет сказано чуть ниже.

После возвращения Зубовых в Петербург началась вербовка рядовых участников заговора — гвардейских офицеров. Вовлечённые в заговор генералы Талызин, Ушаков, Депрерадович устраивают у себя обеды, рауты, ужины, на которых исподволь ведут беседы с приглашёнными офицерами своих полков. В заговор посвящают далеко не всякого. Только того, кому командиры имеют склонность доверять. Точное число набранных таким образом заговорщиков неизвестно — списков, естественно, никто не составлял, а ситуация после переворота не способствовала откровениям. По оценкам историков, число участников заговора составляло от 80 до 240 человек.

Слухи о заговоре распространялись по городу, полиция начала что-то подозревать, но ничего конкретного не узнала. Во-первых, потому, что организаторы переворота подбирали кандидатов в заговорщики с большой осмотрительностью. Во-вторых, потому, что сама структура полиции пребывала ещё в зачаточном состоянии и не имела возможности вести розыскную работу в такой замкнутой и спаянной касте, как гвардейское офицерство. В-третьих, полиция подчинялась военному губернатору Петербурга, то есть всё тому же Палену. Занимая такой пост, он надёжно перекрывал большую часть каналов, по которым информация могла дойти до государя.

Потом мемуаристы и историки будут искать в случайно обронённых Павлом фразах подтверждение тому, что информация всё-таки дошла до царя, и он готовился встретить изменников во всеоружии. Начало этому мифу положил сам Пален, который в нескольких близких по смыслу, но различающихся в деталях версиях передал разговор, будто бы бывший у него с Павлом за несколько дней до развязки:

«7 марта я вошёл в кабинет Павла в семь часов утра, чтобы подать ему, по обыкновению, рапорт о состоянии столицы. Я застаю его озабоченным, серьёзным; он запирает дверь и молча смотрит на меня в упор минуты с две и говорит наконец: „Г. фон Пален! Вы были здесь в 1762 году?“ — „Да, ваше величество“. — „Были вы здесь?“ — „Да, ваше величество, но что вам угодно этим сказать?“ — „Вы участвовали в заговоре, лишившем моего отца престола и жизни?“ — „Ваше величество, я был свидетелем переворота, а не действующим лицом, я был очень молод, я служил в низших офицерских чинах в конном полку. Я ехал на лошади со своим полком, ничего не подозревая, что происходит; но почему, ваше величество, задаёте вы мне подобный вопрос?“ — „Почему? Вот почему: потому что хотят повторить 1762 год“.

Я затрепетал при этих словах, но тотчас же оправился и отвечал: „Да, ваше величество, хотят! Я это знаю и участвую в заговоре“. — „Как! Вы это знаете и участвуете в заговоре? Что вы мне говорите!“ — „Сущую правду, ваше величество, я участвую в нём и должен сделать вид, что участвую ввиду моей должности, ибо как мог бы я узнать, что намерены они делать, если не притворюсь, что хочу способствовать их замыслам? Но не беспокойтесь — вам нечего бояться: я держу в руках все нити заговора, и скоро всё станет вам известно. Не старайтесь проводить сравнений между вашими опасностями и опасностями, угрожавшими вашему отцу. Он был иностранец, а вы русский; он ненавидел русских, презирал их и удалял от себя; а вы любите их, уважаете и пользуетесь их любовью; он не был коронован, а вы коронованы; он раздражил и даже ожесточил против себя гвардию, а вам она преданна. Он преследовал духовенство, а вы почитаете его; в его время не было никакой полиции в Петербурге, а нынче она так усовершенствована, что не делается ни шага, не говорится ни слова помимо моего ведома; каковы бы ни были намерения императрицы, она не обладает ни гениальностью, ни умом вашей матери; у неё двадцатилетние дети, а в 1762 году вам было только 7 лет“. — „Всё это правда, — отвечал он, — но, конечно, не надо дремать“».

Проверить достоверность рассказа графа Палена в данном случае невозможно. Но ряд моментов в его рассказе вызывает сомнение, и главный из них — не великолепное самообладание рассказчика, а его отзыв о покойном государе Петре Фёдоровиче. Выше уже неоднократно упоминалось, с каким уважением относился император Павел к памяти своего отца. Ещё не успев взойти на престол, он повелел удалить от двора обер-гофмаршала князя Барятинского (одного из участников убийства в Ропше), а на просьбу дочери о смягчении его участи ответил: «У меня тоже был отец, сударыня!» Поэтому очень маловероятно, чтобы на серию обвинений в адрес своего отца, государь ответил кратким: «Всё это правда». В рассказе Палена этот эпизод играет роль «спускового крючка» переворота, непосредственного повода для начала операции. Именно после этого разговора Пален требует санкции наследника на начало действий и получает согласие с отсрочкой на два дня — до 11 марта.

Между 9 и 11 марта происходит ещё одно событие, которое говорит о том, что император что-то подозревает. В один из этих дней (точно неизвестно в какой) старшие сыновья государя — великие князья Александр и Константин — приведены к особой, дополнительной присяге на верность отцу.

Наступает роковое 11 марта 1801 года. Среди гвардейских подразделений, занимающих караулы в Михайловском замке, — особенно любимый наследником 3-й батальон Семёновского полка (его назначение в караул и было причиной отсрочки, которую Александр затребовал у Палена). На утреннем разводе караулов полковник Лейб-гвардии Конного полка Саблуков, чей эскадрон также выставляет посты во дворце, с удивлением узнаёт, что вопреки обыкновению он назначен дежурным офицером по полку, а значит, не сможет появляться во дворце в течение дня и контролировать своих подчинённых.

Решающие события начинают разворачиваться вечером. На квартире командира Преображенского полка генерала Талызина {41} проходит дружеский ужин, на котором собирается большая часть вовлечённых в заговор офицеров. Закусок и шампанского генерал не жалел. Когда пирующие «разогрелись», Пален произносит зажигательную речь и объявляет о начале рокового действа. Господа офицеры дружно пьют за здоровье императора Александра.

Машина переворота запущена. Участники заговора разбиты на четыре группы.

41

Генерал-лейтенант Пётр Александрович Талызин приходился родственником адмиралу Ивану Лукьяновичу Талызину, который сыграл столь важную роль в событиях 1762 года. Ещё один потомственный заговорщик.

Первая во главе с братьями Зубовыми и генералом Беннигсеном — ударная. Она должна проникнуть во дворец и, преодолев, если понадобится, сопротивление охраны, низложить Павла.

Вторая во главе с графом Паленом выдвигается к дворцу для поддержки первой группы.

Третья, в которую входит большинство участвующих в заговоре генералов и старших офицеров, поднимает по тревоге гвардейские части и собирает их вокруг дворца. Солдаты и значительная часть офицеров в заговор не вовлечены. Гвардейские полки и батальоны выводят на площадь с одной целью — для контроля над ними. В строю, связанные военной дисциплиной и повиновением командирам солдаты, лишены возможности проявить инициативу и вмешаться в события.

Четвёртая группа, состоящая из лично связанных с наследником престола генералов и офицеров, концентрируется вокруг покоев великого князя Александра. Её задача — обеспечить безопасность цесаревича в момент переворота.

Полковник Саблуков является во дворец для доклада великому князю Константину о положении в полку. При встрече с императором тот обходится с офицером милостиво. Однако менее чем через час Саблуков снова вызван в замок и получает приказ государя свести с поста свой эскадрон. Конногвардейцы Саблукова несут караул непосредственно перед входом в покои государя. Это ключевая позиция, а конногвардейцы — наиболее опасные противники для заговорщиков. В отличие от солдат пехотных полков, они несут караул с холодным оружием и мастерски им владеют. К тому же их пост, то есть один из немногих групповых постов в замке — то есть заговорщикам приходится иметь дело не с одиноким часовым, а минимум с капральством. И вот этой-то надёжной страже государь приказывает покинуть свой пост. «Вы все якобинцы», — говорит он Саблукову. Более того, государь отдаёт приказ о передислокации всего Лейб-гвардии Конного полка из Петербурга в пригороды, причём выступить полк должен той же ночью — в 4 часа утра. Занять освободившийся пост Павел приказывает двум вооружённым лакеям — камер-гусарам. Таким образом, император собственноручно ослабляет свою охрану в наиболее значимом для заговорщиков пункте.

Очевидно, что царь получил какую-то информацию относительно неблагонадёжности Лейб-гвардии Конного полка, и получил её непосредственно вечером. При этом информация касалась не заговора, а именно неблагонадёжности конногвардейцев. Угрозы заговора государь не чувствовал, иначе бы, выгнав с поста один взвод, поставил бы на его место другой.

В другом крыле дворца, в спальню к малолетнему племяннику императрицы принцу Евгению Вюртембергскому, неожиданно приходит его воспитатель, генерал Дибич. Удивлённый мальчик слышит, что в эту ночь может произойти выступление против тирана-царя. При этом сам Дибич в успех заговора не верит, но на всякий случай принимает меры предосторожности — с ним несколько офицеров, готовых, по его словам, в случае необходимости защитить юного принца.

Верные присяге солдаты в белых колетах идут к казармам, а к замку уже стягиваются заговорщики. В литературе встречается мнение, что солдаты и офицеры гарнизона дворца были почти поголовно вовлечены в заговор. Это мнение неверно. Солдат и вовсе никто в планы переворота не посвящал, а среди офицеров было немалое число преданных государю гатчинцев. Но на ключевых постах стояли участники заговора, что во многом позволило нейтрализовать способность к сопротивлению лояльных офицеров и обеспечить практически беспрепятственное выполнение плана.