Семейные хроники Лесного царя

Тишка от переживаний встал на ноги, вытянул шею, внимательно следя за происходящим. Корзина плыла, раскачиваясь и кружась, медленно погружаясь в воду… А ее хозяин что-то не показывался на поверхности. Подозрительно долго не выныривал!

У Тишки не хватило терпения гадать, выплывет несчастный или утонет — кинулся сперва вдоль берега, потом ласточкой сиганул в воду, даже не потрудившись сапоги снять. Полкан подхватил Грушу зубами, забросил себе на спину — и поскакал следом.

Светозар, как истинный герой, помог утопающему, вытянул на поверхность. Тот впрямь умудрился наглотаться воды за пару минут своего подводного плаванья. Тишка выволок его на берег, принялся приводить в чувства, вытряхивать из легких воду. Полкан же, ссадив Грушу на землю, мысленно велел ей расстегнуть подпругу и ремни — и, ловко выскользнув из сбруи, налегке прыгнул в реку, поплыл догонять корзину.

Груша, схватив в охапку седло с сумками и упряжью, поспешила к Светозару… и пораженно остановилась в десяти шагах от мокрых «купальщиков», выронив всё из рук на траву. Она смотрела на кашляющего путника широко распахнутыми глазами — и не могла понять, почему ее вдруг заколотила дрожь, почему сердце сжалось от ужаса, разум помутился от бешеной злости. И только запах этого человека, долетевший до нее с дуновением речного ветерка, моментально разрушил преграды памяти. Перед глазами вспыхнула и погасла картина из прошлого — этот же человек… Нет, не человек! На коленях перед ее родителем, оправдывается, кричит, умоляет… Красная вспышка, пронзающая боль — Грюнфрид ударяется спиной о стену, в руках клинок, на клинке кровь. И бьющий в нос запах… дракона.

Грюнфрид перевела взгляд на Светозара, что склонился над спасенным, помогая ему сесть. Неужели полуэльфийский нюх настолько слабее, чем гоблинский? Неужели он не понимает, кого вытащил из реки? Она видела: не понимает. Для ее рыцаря это был лишь человек, нуждавшийся в помощи. Даже для Полкана, который подошел с пойманной корзиной в зубах, оставляя после себя следы луж — даже для адского коня это был лишь случайный путник.

Грюнфрид взяла себя в руки. Нельзя показать, что она его узнала. Она приветливо улыбнулась, когда Светозар ее представил их новому случайному знакомому. Никто не поймет, каких усилий ей стоила эта кривая улыбочка! Тот скользнул по ней взглядом — и на мгновение его вишневые глаза с вертикальными зрачками так же изумленно расширились, как ее, оранжевые. Драконьи.

— Руун Марр, — назвался в ответ спасенный. — Благодарю за помощь! Не представляю, что бы я без вас делал… Хотя нет, прекрасно представляю: булькал бы сейчас на дне речном, — он рассмеялся, сердечно пожимая руки своего героя.

Светозар заулыбался в ответ:

— Не мудрено утопиться — с такой-то корзиной! — заметил он. — Как ты ее вообще носишь на голове, эдакую здоровенную?

— О, на самом деле там ничего тяжелого, это сейчас она намокла, — охотно пояснил Марр. Открыл корзину — и по воздуху разлился вкусный аромат свежевыпеченного хлеба. — Иногда с нею бывает куда удобнее, чем с заплечным мешком, например на узкой горной тропинке. Мне просто лень ходить в деревушку за хлебом слишком часто, всё-таки путь неблизкий. Вот, выиграл время! Это был мой запас на неделю вперед.

Он грустно вздохнул. Предложил:

— Может быть, вы не откажитесь взять себе хоть немного? Если прямо сейчас караваи подсушить над огнем, их еще можно будет съесть, день-полтора хлеб останется пригодным. Жаль всё это выбрасывать, я же один не управлюсь, а у вас вон конь какой большой. Он у тебя хищный или всеядный?

Тишка заулыбался еще шире, с живостью поддержал разговор. Ему явно понравился этот парень, который казался таким открытым и доброжелательным. Грюнфрид придирчиво присмотрелась: действительно, на вид ничего жуткого. Даже красивый — на чей-нибудь прихотливый вкус, но точно не для нее. Высокий, почти как Светозар. В меру мускулистый, далеко не худосочный: в талии слегка расползся, вероятно от скучной спокойной жизни — булками питается, еще бы не растолстеть. Однако движения легкие, грация змеиная. Голос вкрадчивый, словно ладонью по мягкому бархату водишь. Чуть смугловатый, вернее сказать загорелый. На лице, на гладкой золотистой коже без щетины, выделяются сочные губы четкой формы, темно-вишневые до черноты, словно обожженные внутренним огнем. И подкупающая белозубая улыбка. Если уж она, гоблинка, для людей не выглядит отвратительным чудищем с ее зеленой кожей и сиреневыми губами, то Марру вообще легче легкого выдавать себя за обычного смертного. Слегка странного, но человека. Только узкие зрачки выглядят подозрительными, но даже багряный цвет радужки сойдет за оттенок карего. А глаза, по-восточному подведенные по кромке век черными стрелками, он обычно прикрывал чёлкой, сейчас мокрой от «купания» и отброшенной назад. Болтая со Светозаром о пустяках, смеясь, Марр отжал свои длинные, до пояса, волосы, темные с прядками алого и черного цветов, заколол высокий хвост на макушке. Поправил челку…

— Ой, какие у тебя глаза необычные! — наконец-то заметил Тишка.

Прежде чем тот успел что-либо сказать в ответ, Светозар придвинулся к нему вплотную, встав на колени, тогда как растерявшийся Марр остался сидеть на земле. Тишка заставил его запрокинуть голову вверх, к солнечному свету, взяв его лицо в свои ладони. И заглянул в глаза, удивленно округлившиеся.

— Такой цвет редкостный, темно-красный, как стылая кровь. С золотыми искрами, прямо как у Груши! — залюбовался Светозар, не замечая, что вгоняет собеседника в краску. — И ресницы роскошные. О, так это у тебя не краска? То-то я думал, как это от воды подводка не расползлась. Открой-ка рот!

— Послушай… — заикнулся Руун Марр, пасуя перед натиском искреннего любопытства.

Тишка воспользовался случаем и заглянул ему в рот, обрадовался:

— Щеки и горло внутри черные! Вот это да! А язык, как у всех, розовый. Будто ты уголь всё время ешь, так интересно! Можешь закрывать, с зубами у тебя полный порядок, клыки не хуже, чем у Полкана, — пошутил Светозар, похлопал его по плечу, сел на место.

— Да, хозяин… — едва слышно вырвалось у ошеломленного парня.

— А как ты корзину приспосабливаешь, с хвостом на темечке ведь совсем неудобно? — продолжал допытываться Тишка, не замечая, в какое смятение поверг своей непосредственностью нового знакомого.

— Наоборот, я же волосы кренделем закручиваю, чтобы дно корзинки на макушку не давило, — взял себя в руки, вновь засверкал беззаботной улыбкой Марр. Продолжил болтать о ерунде, а сам неприметно на тихую гоблинку всё косится, не упускает ее из поля зрения, справедливо ожидая подвоха в любой момент.

Полкан оказался проницательнее добродушного царевича: почуял, как давится ненавистью Грюнфрид, что аж челюсти заболели от натянутой улыбочки. Конь подошел к ней, вопросительно толкнул мордой в плечо. Но что она ему могла сообщить? Показать смутные вспышки воспоминаний? Да и зачем? Это лишь ее дело. В этот момент она поняла, что втягивать в план мести Светозара — бессмысленно и неправильно. Да и бесполезно. Как ее рыцарь постоянно говорил: «покорить дракона?» Не «победить», не «убить», не «поразить»…

Впрочем, именно поразить дракона ему прекрасно удалось. Марр смотрел на златовласого красавца зачарованно, глаза затуманились несбыточной мечтой. Уж она, Грюнфрид, постарается, чтобы эта мечта о дружбе между случайно встретившимися путешественниками никогда не сбылась!.. Эх, и опять всё не так: они встретились не случайно. Ведь Руун Марр и есть цель их странствия. Неужели в роще дриад всё равно не получилось бы смертельной битвы рыцаря и дракона? Грюнфрид хотелось зареветь от злости, от обиды, от безысходности. От душащей глупой ревности.

Полкан сочувствующе фыркнул ей в ухо, прошелся мягкими губами по щеке. И сердито зыркнул в сторону Марра: чудо-конь ощутил, что недавнему знакомцу вовсе не следует безоглядно доверять. Лесной царевич снова играет с огнем! На сей раз его противник отнюдь не столь прост, как тот плешивый барон. Этот обольщает улыбками и остроумными речами — от такого кокетства Тишка сам охотно потеряет голову!.. Ах, нет — похоже, уже потерял. Полкан сердито ударил копытом в землю, вырвал сжавшимися когтями кочку травы — как можно быть таким слепым?!

Между тем спевшаяся парочка, очарованная друг другом, переместилась от реки ближе к лесу. Там сложили костер и на весело занявшемся огне принялись просушивать «утопшие» хлебные караваи. Полкан от переживаний сырыми умял штук пять. Марр попытался угостить коня из своих рук, но скакун доверял ломать караваи на куски только гоблинке. К Грюнфрид Руун осмотрительно не подходил, отвечая на ее колючие злые взгляды своими, тяжелыми, темными, изучающими, непонятными, от них Грушу колотила дрожь хуже прежнего. Нет бы ей сразу намекнул, что вспомнил ее, убивать-де будет всенепременно, мучительно и страшно! Нелюдь и есть нелюдь — запугивает неизвестностью, гад такой. Поди разгадай, о чем думает, что замыслил.