Семейные радости

Господи! Как хорошо, что ты дал нам возможность помириться! Иначе наши жизни были бы разбиты. Моя-то точно. Я же, действительно, чуть не разбился, натурально. Левый поворот.… И как я умудрился сделать его? Я же водитель со стажем, почти с детства вожу машину, бывало и, выпивши, за руль садился, и ничего. А тут такое….

Я тогда в отчаянии был : президентское кресло потерял, вообще из компании ушел, Катю потерял, Киру бросил. Как жить дальше не знал. Пил, куролесил, дрался (хотел, чтобы забили до смерти). Уехал за границу, но и там легче не стало: от себя не убежишь. Вернулся, болтался по барам и клубам, а душа потихоньку сгорала. В тот день я еще трезвый был, только еще ехал в клуб. Как всегда о Кате думал. И вдруг мысль пришла такая ясная, четкая: “А если Катя , чтобы меня забыть , замуж выйдет? Детей нарожает, что тогда? Ее порядочность не позволит ей бросить мужа, а, тем более, детей. И она всю жизнь будет жить без любви?!” Эта мысль просто убила меня. Моя Катенька будет с другим?! Будет жить без любви? Я даже тогда был уверен, что она МЕНЯ любит. Не верит мне, но любит. Больше я ни о чем не мог думать. Решил немедленно ехать к ней, просить, умолять, не знаю, что еще делать, но остановить ее, не дать ей сделать роковой шаг!

Я резко развернулся. Налево! Из правого ряда! Выехал на встречную полосу и …

Хорошо, что удар не по водительскому месту пришелся, иначе бы мне не выжить.

Очнулся в больнице, в палате, уже после операции. Глаза приоткрыл, а передо мной – Катя, в халате белом. Зову ее:

– Катя, Катенька! Ты пришла?

А сам не верю: думаю, что это сон или бред.

– Простите, сестра. У меня бред, наверное. Просто Вы очень похожи на одну девушку…

Тогда она обняла меня, по волосам погладила и говорит:

– Андрей, это я, Катя. Я не медсестра, я твоя Катя!

А у самой слезы капают прямо мне на лицо. У меня во рту все пересохло, жажда. Я языком эти слезы слизывал. И эти слезы, горькие, солёные, казались мне медом.

– Катенька, родная моя! Ты пришла! А я хотел вернуть тебя, поехать за тобой! Развернулся и …. Ты не уйдешь?

– Молчи, ничего не говори! Тебе нельзя разговаривать! Я никуда не уйду, я останусь с тобой, столько, сколько ты захочешь!

– Останься навсегда!

Так мы помирились. Она приходила каждый день, сидела на краешке кровати, рассказывала всякую ерунду, чтобы только не молчать. Я слушал. И не слышал ничего.

Главное – мы были рядом. Мы смотрели в глаза друг другу и понимали все без слов. Наши души говорили за нас. И было так хорошо, так спокойно!

Когда меня выписали, Катя со мной осталась. Поговорила с родителями и осталась у меня.

Не представляю, как она смогла уговорить Валерия Сергеевича? У него же железобетонные правила: до свадьбы – ни-ни! Но уговорила, убедила, да еще как! Утром они с Еленой Александровной приехали – с куриным бульоном, с пирожками и другими вкусностями!. Окружили меня такой заботой и любовью, что слезы наворачивались: не привык я к такому. Родители, честно признаться, не баловали меня своей любовью. Они желали видеть во мне успешного, всеми любимого бизнесмена, этакого супермена. И я старался соответствовать. И на Кире готов был жениться, потому что они считали ее достойной парой для ТАКОГО Жданова. Но того, что я совсем другой, они и предположить не могли. Только Катюша поняла, какой я есть на самом деле. Поэтому и полюбила. Получается, что я за ее неприглядной внешностью красоту увидел, а она за внешним лоском душу мою разглядела.

Целый месяц Катя была со мной. Мы даже спали в одной постели (другой-то у меня нет), но я и пальцем до нее не притронулся, вроде как из-за обещания, данного Валерию Сергеевичу. На самом же деле я боялся показаться ей калекой, боялся, что просто пожалеет меня, или, того хуже, неприятно ей станет: я же весь лекарствами пропитан.

Мучился от этого ужасно. Только ночью, когда она засыпала, я тихонько дотрагивался до нее, гладил по плечу, а однажды даже поцеловал в затылок! Было так приятно, я задыхался от нежности к ней и не спал потом до утра.

А потом был этот разговор, показавший, как плохо мы еще понимаем друг друга, как хрупко наше многострадальное счастье, и как много предстоит сделать, чтобы стать единым целым.

Оказывается, Катя тоже переживала и совсем по-иному расценивала мое к ней отношение. Она посчитала, что, если я не проявляю к ней никакого желания, значит, она нужна мне только, как заботливая няня. И, как только надобность в заботе отпала, она решила уйти.

Из больницы, где мне сняли гипс, я летел, как на крыльях. Наконец-то! Я опять нормальный мужик! Ну, почти нормальный. Ничего, что ходить придется пока с палочкой, ничего, что рука срослась не совсем правильно и не поднимается высоко! Скорее домой, скорее увидеть ее!

Зайдя в квартиру, я увидел Катину дорожную сумку. Сердце кольнула тревога. Прошел дальше и через открытую дверь в спальню увидел ее.

Она сидела на краешке постели (на Моем краешке), гладила рукой Мою подушку, потом взяла Мою рубашку, прижала к лицу, будто хотела вобрать в себя дорогой запах, запомнить его навсегда, и беззвучно заплакала.

Мне стало нечем дышать, ком застрял в горле, сердце громыхало где-то в голове.

Я шагнул к ней, опустился на колени, обнял и прижал к себе.

– Катя! Катенька! Что случилось? Куда ты собралась?

– К родителям. Домой.

– Разве твой дом не здесь? Разве мы не решили быть всегда вместе? Мы же собирались пожениться?

– Ты не говорил мне об этом.

– Как не говорил? Я даже Валерию Сергеевичу сказал, что, как только встану на ноги, мы официально поженимся!

– Я думала, ты сказал так, чтобы успокоить его. Теперь ты можешь обходиться без меня, без моего ухода.

– Без ухода могу, а без тебя - нет! Почему ты решила уйти? Я тебя чем-то обидел?

– Я целый месяц была с тобой, мы спали в одной постели, и ты ни разу не намекнул, что хочешь меня, что я нужна тебе, как женщина, а не сиделка!

– Катюшенька! Я только об этом и мечтал! Но боялся вызвать жалость своим положением. Только ночью, когда ты засыпала, я дотрагивался до тебя, и даже поцеловал однажды…

– Я думала, мне это снится…Андрей!..

– Катя!.. Ну что, остаешься? Или все еще не веришь мне?

– Я верю тебе - я себе не верю, боюсь оказаться ненужной.

– Ты всегда мне нужна, всегда – запомни это!

– Слушаюсь!

Она засмеялась и хотела меня накормить, но я захотел сначала принять ванну с ароматной пенкой, чтобы напрочь смыть больничный запах.

– Кать, прежде, чем я пойду в ванну, ты распакуй сумку!

– Я потом ее разберу.

– Нет, сейчас, а то, как бы ты не убежала, пока я моюсь!

– Куда же я убегу от самой себя?!

А потом я попросил ее помочь мне. Рука, действительно, болела и не поднималась.

Катя зашла. В легком халатике, с растрепавшимися от переодевания волосами, такая домашняя и родная. Стала намыливать мне голову. Мыльная пена попала в глаза, и я заойкал, как малое дитя. Она приняла эту игру и, как заботливая мать, стала успокаивать:

– Сейчас вытру, потерпи!

И она наклонилась ко мне, чтобы стереть пену, халат распахнулся…

Когда я смог открыть глаза, первое, что я увидел: молочно-белая, без тени загара, упругая девичья грудь в незатейливых кружевах.

Долго сдерживаемые чувства нахлынули с новой силой. Прижался к ней губами, стал целовать и не мог больше оторваться. Не мог сдерживать охватившее меня желание.

Очнувшись, мы оба не могли понять, как оказались в спальне, почему на полу в луже воды лежит Катин халат, а на подушках мыльные разводы.