"Семейные сны"

– Скоро... скоро будет конец... Этими днями... этими днями будет конец!
– пророческим тоном парирует бабка.

За окном сверкнула молния. Ворчливо прогремел гром. Крупные капли дождя ударили в стекла.

10.

Звенит звонок: жена и сын вернулись с гулянья. Они мокрые.

– Папа! папа!
– подбегает ко мне Акакий и обнимает за ноги. Он весь грязный, рот черный: опять ел землю, чтобы досадить маме.

– Ты руки мыл, перед тем как его касаться?
– узнает жена.

– Мыл.

– "Ручным" полотенцем вытирался?

– Ручным.

– А потом нигде не чесался?

– Нигде.

Жена, вороша мокрые волосы, уходит в ванную. Я переодеваю Акакия. Он весело болтает ногами и рассказывает про виденный самолет: "Ма-лет... У-у... Баиття..."

Бабку вдруг осенило. С непреклонным видом она подползла к ванной. Как только жена вышла, бабка потребовала категорического ответа во имя святой истины:

– Скажи правду: ты круглый хлеб резала?

– Резала!

– Ты слышал?! Слышал! Резала она хлеб!
– торжествуя восклицала бабка, тыча клюкой в направлении отцовской комнаты.

– Скажи, я тебе по кухне помогаю? Ложки вытирала?

– Вытирала.

– Ты слышал?! Теперь уйду! Это ж издеватель самый настоящий. Издеватель! Убедился, что это не я! Совесть!!!

Жена включила фен. Акакий стал возить машинки, выстраивая их в затылок. Бабушка же вновь неуклюже разместилась на узком пятачке ничейной земли между двумя комнатами, кухней и туалетом, полная скорби и гнева. Я один отчетливо слышал ее риторические восклицания, чуть заглушаемые рычанием фена. Можно было подумать, что она обращается к Богу - то ли с хулой, то ли с молитвой.

– Сколько у меня болячек - а смерти нет! Когда же смерть придет?! Господи, да неужели я еще буду мучиться?! Сколько я буду мучиться еще!

Вероятно, ее совершенно не устраивало то обстоятельство, что ее речи не встречали ни малейшего отголоска. Она вновь резко раскрыла отцову дверь и заорала басом:

– Ишь ты! Тебе не на кого зло свалить! А я потерплю! Молодец, сыночек! Очень хорошо... с матерью! Как обращаются со мной... я расскажу всем соседям! (Закрывает дверь и вновь открывает.) Я резала хлеб, мерзавец! Или кто другой?! Совесть!

– Закрой дверь, я не хочу с тобой разговаривать!

11.

Вечером с работы пришла мать жены и принесла маленькие подарки. Ей крупно повезло: к ним в объединение приехала выездная торговля и мать стояла не больше двух часов. Мне она подарила пять пар отличных простых носков, а Акакию - зимние сапоги; правда, они были на пятилетнего, но в условиях перехода к рынку, когда в обувных стояли лишь похоронные тапочки да тряпичные ботинки "Прощай, молодость!", необходимо было все заготавливать впрок, по крайней мере на три года вперед.

Вообще, у матери была страсть к обуви. С вечера она начищала все ботинки, включая и наши с женой. По рассказам жены, любой летний сезон начинался с того, что мать вымывала всю осеннюю и зимнюю обувь, вытирала ее насухо, заталкивала вовнутрь куски газеты, чтобы обувь держала форму, закладывала каждый ботинок или сапог в чулок, завязывала его тесемочкой, после чего тщательно рассовывала по коробкам и отправляла на антресоли. То же самое происходило и с летней обувью к началу зимнего сезона. Так осуществлялся вечный круговорот времен года, знаменуя собой незыблемость семейного уклада.

– Добрый вечер! А почему такой запах? Откуда так несет? Я еще на лестничной площадке почувствовала... Не от кота ли рыжего... соседского? Он у нас все время рядом с дверью спит...

Вонь, действительно, к вечеру усилилась. Я старался держаться ближе к окну. Жена напрасно, по заведенному порядку, начала мыть квартиру с лестничной клетки. Запах котовской мочи постепенно заполнил все жилище.

– Ба-ба! Ба-ба!
– к матери подбежал Акакий, схватил ее за руку и потянул в комнату.
– Ля-ля-ля!

На мать у Акакия сложился условный рефлекс: как только она приходила, он забирался к ней на колени, лицом к лицу, она трясла его за руки - он подскакивал, и они пели "ля-ля-ля" или читали стихи. Особенно ему нравилось ритмично подскакивать на попке. Фрейд считал подобное раздражение ягодиц признаком повышенной сексуальности, а современная советская детская психология именует такие движения "тупиковыми", советуя родителям почаще отвлекать внимание ребенка: заниматься с ним физкультурой, аппликацией или лепкой.

– Сейчас я умоюсь... И будем "ля-ля-ля".

Акакий тем временем нацепил на себя бабкины тапочки и стал шлепать в них по всей квартире. От бабушки он, как видно, унаследовал любовь к обуви: влезал в отцовы и мои ботинки, при случае утаскивал прабабкины боты, обожал, когда ему покупали новые босоножки и полдня хвалился ими. Сделав круг, Акакий остановился у ванной и стал стучать в дверь: "Ба-ба... Акой! (Открой) Ля-ля-ля!"

Жена потащила таз с бельем на лоджию. Протиснувшись в родительскую комнату, она пронеслась мимо отца и, по всей видимости, крутила теперь ручку, открывая стекло: жена вывешивала пеленки непременно за лоджией - на палящем солнце, - так вернее погибали бактерии.

– Не открывай стекло! Сквозняк!
– прокатился по квартире хриплый бас отца.

– А куда трусы гуленькины вешать?

– На балкон!

(В квартире были и балкон, и лоджия.)

– Ну да! Там тень: ничего не высохнет...
– жена опять, судя по всему, крутила ручку.

– Я сказал: не открывай стекло! Выйди вообще отсюда!

– Ему нужны трусы!

– Я что-о-о-о-о сказал!!!
– вопль был нечеловеческий, последней степени отчаяния.

Я бросился жене на помощь. В этот момент и мать выскочила из ванной с испуганным лицом:

– Что случилось?

– Выгони ее, Люба!
– отец, весь набычившись и налившись кровью, сжимал одной рукой спинку кровати, а другой поднимал костыли. На него страшно было смотреть.

– Я сама уйду!
– Жена быстро пробежала мимо отца, прикрывшись локтем, опасаясь удара костылем, - и не без основания.

Отец заревел ей вслед диким голосом:

– Свинья! Дерьмо!

Дверь с оттяжкой грохнула. Сквозняк промчался по коридору, вылетел в кухню.

Акакий недоуменно понаблюдал за всей сценой. После минутного раздумья открыл родительскую дверь, взял мать за руку и заявил: "Баба! Ля-ля-ля!" Угомонился он лишь тогда, когда, поныв для вида, привел ее к нам на диван; она заняла привычное место, и он начал подпрыгивать у нее на коленях в такт стихам: