Семейные тайны

Допрос Лизунова, выезды к нему и в лавку для изъятия бумаг — всё это заняло немало времени, и потому отправиться к князю Бельскому я решил наутро. Успел доложить отцу и матушке, что расписка Луговой у меня, и таким образом всё завтра решится в мою пользу. Дядя, которого отец известил по телефону, сказал, что с утра будет в Думе и позвонит узнать новости, как только освободится. Ну да. Всё, в общем, правильно. Я своего добился, я победитель и завтра моя победа получит своё ритуальное подтверждение — я попрошу у князя руки его младшей дочери и получу и его, и её согласие. Потом уже дядя с отцом будут заключать с Бельскими новый уговор на старых условиях. Всё прекрасно, все рады и довольны, включая Александру с Юрием. Занавес!

Только почему-то я, весь такой победоносный и мудрый, ощущал себя вовсе не так, как следовало бы того ожидать в имеющихся обстоятельствах. На душе было как-то неспокойно — то ли я сделал что-то не то, то ли не сделал того, что нужно. Покопавшись в этих ощущениях и сопутствующих им мыслях, я весьма быстро установил причину столь неприятного состояния — убийство Петра Бабурова так и оставалось нераскрытым. Странно, да? Все дела, что из того убийства проистекли, благополучно завершены — сообщники Малецкого изловлены (Елисеев со всей определённостью утверждал, что на свободе не остался никто), убийца Жангуловой пойман и изобличён, тайна происхождения княжны Александры Бельской мне известна, Варвара скоро станет моей женой, та же Александра выйдет замуж за лейтенанта Азарьева, даже сам Бабуров уже по-христиански похоронен, а его убийство всё так же покрыто тайной. Все, кого можно было в том подозревать, оказались ни при чём — Ломский, говоря, что застал Петьку уже мёртвым, врать после монастырской обработки не мог, Лизунов не решился бы убивать ножом, никакого отъявленного головореза среди сообщников Малецкого так и не сыскалось, а версия об убийстве Бабурова князем Бельским смотрелась до крайности невероятной. Но ведь кто-то же Петра Бабурова зарезал, совершив это умело и жестоко. Где и как мне теперь того убийцу искать?! А искать надо, потому что Лиде я обещал не только найти останки её непутёвого мужа, но и выяснить, что с ним произошло. Вот с такими, прямо скажу, невесёлыми мыслями я и лёг спать, понадеявшись на то, что утро вечера мудренее.

С утра, однако, ожидаемо выяснилось, что надеялся я напрасно — все мои мысли сразу же с момента пробуждения занимал предстоящий поход к Бельским. Впрочем, не только мысли, но и вообще всё моё время — надо же было собраться.

Князь Бельский меня, как я понимаю, ожидал — докладывать ему о моём визите в этот раз не стали, сразу же проводили меня в кабинет. Интересно, это он просто на будущее велел прислуге встречать меня именно так, или же и вправду полагал, что я управлюсь с выполнением его условия столь быстро? Если так, то мне это, не буду скрывать, очень даже льстило.

— Надо же, я полагал, что расписка дана была на имя Ломской, — удивился князь, прочитав бумагу и положив её на стол с превеликой осторожностью, как какую-то драгоценность или, наоборот, крайне опасную штуку. Строго говоря, для него она была и тем, и другим. — Татьяна, умница, на Видяеву выписала... Что же, осталось только эту проклятую расписку сжечь, и я зову княгиню и обеих княжон. Пойдёмте, Алексей Филиппович, я сожгу её при вас.

Против такой постановки дела у меня никаких возражений не нашлось. Так даже лучше — и князю спокойнее будет, что найдётся, в случае чего, свидетель, который подтвердит уничтожение расписки, и я буду крепче спать, увидев бесславный конец этой бумаги своими глазами, пусть лично меня её содержание и не затрагивает. Мы прошли в курительную комнату, князь скомкал расписку, но в массивную мраморную пепельницу положил её столь же бережно, как до того на стол. Достав из небольшой шкатулочки длинную спичку, князь чиркнул ею о крышку этакого настольного спичечного коробка, поднёс огонь к бумаге и тайна рождения княжны Александры Дмитриевны Бельской так тайной и осталась...

Проводив меня обратно в кабинет, князь не стал посылать за супругой и дочерьми, отправившись за оными сам. Доверие, стало быть, показывает, оставляя меня одного в кабинете — отец, например, на моей памяти так ни с кем из гостей не поступал. Ну и уважение князь выказал мне тоже, обойдясь без посредничества прислуги в вызове домашних.

Пришлось подождать — должно быть, князь потратил какое-то время, объясняя положение дел супруге. Когда Дмитрий Сергеевич вернулся, подождать пришлось уже нам двоим, не иначе, княгиня решила надеть более приличествующее такому случаю платье. Кажется, в этом я не ошибся, потому как обе княжны явились раньше и княгиню мы ждали ещё минут пять все вместе. Встав с приходом княгини, мы так и оставались стоять, как это приличествовало торжественности момента.

— Александра, — обратился князь к старшей дочери, — ты можешь отписать Юрию, чтобы присылал сватов в удобное для себя время, но до Рождественского поста.

Не скрою, видеть изумление старшей княжны (да, уже безо всяких оговорок княжны) мне было приятно. Когда вот так сразу сам видишь последствия своих поступков, делать добрые дела хочется ещё и ещё. Надо отдать Александре должное, в себя она пришла довольно скоро и с радостным визгом кинулась к отцу с объятиями.

— Ну полно тебе, полно, — увещевал её отец, — уймись уже, у нас же гость!

Александра унялась, поклонилась князю, и с княгиней обнималась уже чинно и скромно, также предварительно ей поклонившись. Поклон достался и мне, но перед тем я получил исполненный благодарности взгляд. Восстановленную было благопристойность происходящего испортила, однако, Варвара, кинувшись обнимать сестру и сбивчиво рассказывать ей, как рада она такому повороту в её жизни.

— Варвара, — настал черёд младшей княжны, — Алексей Филиппович Левской просит твоей руки.

Ох, это надо было видеть, как грамотно и убедительно изобразила Варенька скромность да послушание, и слышать, каким невинным голосочком выразила полное согласие с родительской на то волей. Прямо воплощение кроткости и смирения... Эх, Оленьку бы сюда, запечатлеть это! Ну а что глазки при том младшая княжна старательно прятала, да и в голосочке слышалось этакое взволнованное придыхание, так оно вроде как и несчитаемо...

Князь напомнил, что ждёт Андрея Васильевича и Филиппа Васильевича Левских для подготовки бумаг по землям в Александровском уезде, после чего нас милостиво отправили гулять в сад.

— Алексей, как тебе это удалось?! — на одном дыхании выпалила Варвара, едва мы вышли из дома.

— Да, Алексей, как? — поддержала сестру Александра. — Это же... Это просто невероятно! Сама не верю...

— Не так уж невероятно, как видишь, — с лёгкими нотками самодовольства ответил я. — Но как сделал... Простите меня обе великодушно, сказать не могу. Может быть, когда-нибудь потом, — мне пришлось виновато улыбнуться.

Минут, наверное, десять прошли в уговорах, на которые я не поддался, сёстры устали соревноваться в бесплодных попытках выпросить у меня если и не ответ, то хотя бы какой-то намёк на него. Для себя я решил, что надо, пожалуй, купить Татьянке с Оленькой по самой большой порции самого лучшего мороженого — именно их попытки разжалобить меня, когда я оставался дома за старшего, натренировали мои стойкость и непреклонность к девчоночьим хотениям. Но сёстры Бельские всё-таки постарше и поумнее моих младшеньких, так что с ними оказалось сложнее. Александра и Варвара сменили тактику и принялись высказывать самые разнообразные предположения относительно того, как у меня такое получилось, причём пока одна говорила, вторая внимательно отслеживала мою реакцию — этакий детектор лжи в живом исполнении. Фантазия девиц никаких границ тут не знала, и я твёрдо решил некоторые её плоды записать потом дома. Мало ли, вдруг когда-нибудь последую совету майора Лахвостева и займусь изящной словесностью, а тут почти готовые сюжеты для трёх-четырёх увлекательнейших авантюрных романов. Когда не сработало и это, княжны даже попытались изобразить вдруг охватившее их безразличие к вопросу, видимо, втайне надеясь, что я убоюсь и всё им расскажу, чтобы вернуть их интерес к себе. Всё это меня откровенно забавляло, и даже невзирая на бессмысленность подобного времяпрепровождения, я предавался ему с радостью и удовольствием. В конце концов, это мой день — сегодня я победитель и триумфатор. Так, где там моя позолоченная колесница, лавровый венец, белая тога и всё прочее?

[1] Киот (также божница) — деревянный шкафчик для икон

Глава 30. От триумфа до испуга

Ощущение победы и даже, можно сказать, триумфа не покидало меня ещё несколько дней кряду. Впрочем, как и все чувства, со временем оно стало не только угасать, сколько переходить в область дел практических, и не все эти дела оказались для меня приятными. Самое главное — Бельские, при полном на то согласии дяди и отца настояли на соблюдении установленного обычаем порядка, то есть старшая княжна должна была выйти замуж первой, а это означало, что наша с Варварой свадьба состоится никак не раньше окончания Светлой седмицы будущего года. Ну а что вы хотите — даже если Александра успеет обвенчаться с Юрием до Рождественского поста, то нам с Варварой устраивать свадьбу зимой не имеет смысла, а там и Великий пост не за горами. Ну да ничего, подождём как-нибудь.

Кстати, сильно скучным это ожидание уж точно не будет — в статусе жениха я получил возможность приходить к Бельским когда мне заблагорассудится, понятно, при соблюдении известных правил относительно часов прихода и ухода. Правом этим я уже несколько раз успел воспользоваться за прошедшие дни, убивая скуку в зародыше. А у Бельских и правда было весело...

Александра написала Юрию в тот же день, что меня нисколько не удивило, а на следующий ещё и отправила ему телеграмму. Я поначалу воспринял это как проявление некоторой, скажем так, нетерпеливости, но Александра объяснила, что за оставшееся время Юрию надо получить разрешение на женитьбу, испросить отпуск и добраться до Москвы, поэтому лучше бы ему получить известие побыстрее, а пока он будет решать все эти вопросы, и письмо дойдёт. Что ж, голову от радости княжна не потеряла, всё правильно сообразила. Кстати, тоже вот сравнение не в пользу бывшего моего мира — в его истории, как я смутно помнил, получение офицером разрешение на женитьбу было делом крайне непростым, здесь же такое, судя по Васькиному опыту, более формальность. Впрочем, кто знает, как с этим у флотских?