Семейный отдых в Турции (сборник рассказов)

– Мне очень приятно, что вы пришли. Спасибо! Давно не ощущал такого пристального внимания к своей персоне.

– Да нас бросают, словно это самое, - старший в группе, плотный капитан с посеченным оспой простым деревенским лицом, помотал в воздухе рукою, - что в проруби плавает... По всему району - то в одно место, то в другое, то в третье. Народу-то нет, в милицию никто не идет работать... Капитан перевел взгляд на участкового.
– Ну, что скажешь? Какие мысли есть по сему прискорбному факту?
– Уточнил: - Факту ограбления.

Речь у капитана была витиеватой, манерной, словно у сельского дворянина начала века.

– А чего тут говорить? И так все ясно. Мальгин это, его работа.

Капитан задумчиво забарабанил пальцами по столу:

– Кто такой Мальгин, ведать не ведаю, но сама мысль интересная.

– Мальгин?
– спросил Буренков, почувствовал странное першение в горле и закашлялся.
– Быть того не может!

Участковый посмотрел на него с жалостью. Как на человека, который совершенно не разбирается в людских слабостях и вообще в двуногих, населяющих нашу планету. Приподнял одно плечо в выразительном движении мол, спорить с дачником Буренковым он не собирался: Буренков в поселке бывал от случая к случаю, а участковый здесь жил и каждую собаку знал в лицо, более того - ведал, как всех местных кабысдохов величают по имени-отчеству, а уж тех, кто был ростом повыше собаки, участковый знал ещё лучше. Он лишь глянул на капитана виноватыми глазами, словно был повинен в том, что в поселке вырос урод по фамилии Мальгин и, согнувшись, замер, уронив руки между коленями.

– И это тоже очень интересно для следствия.
– Капитан вновь побарабанил пальцами по столу. Скосил глаза на Буренкова.
– А почему вы, простите великодушно, считаете, что фрукт этот не мог вас ограбить?

– Он же афганец!

Участковый вскинулся, хотел что-то сказать в ответ, но вместо этого лишь тяжело махнул рукой и опять замер в прежней своей позе.

– А что, вы считаете - афганцы не воруют?
– спросил капитан.

– Ну...
– Буренков нерешительно склонил голову на плечо, - это же... это же неприлично.

Фраза прозвучала так, что собравшиеся не сдержали усмешки. Один из них потянул носом, а потом выразительно помахал перед лицом ладонью.

– Да-да, - подтвердил Буренков, - эти дятлы тут ещё и нагадили. Дух остался... Извините.

– Из этого мальчика афганец, как из меня Папа Римский, - подал голос участковый.
– Он в зоне, лес валил, а не в Афганистане воевал. Афганистан... Пхих! И награжден орденом соответственным - лагерной меткой с номером на груди.

– Как же так, - растерянно пробормотал Буренков, - а он говорил, что был в Афганистане. У него наградная колодка есть. В форме ходит...

Участковый покосился на Буренкова, будто видел пришельца с иной планеты, усмехнулся едва приметно - в конце концов ему не хотелось обижать Буренкова, который, как он слышал, и доктор наук, и лауреат Государственной премии, и вообще полезный для России человек.

Буренков растерянно потер пальцами виски, правая щека у него дернулась. Ощущение было неприятным, Буренков знал, что оно означает пошли сбои в сердце. Вот ведь как: держался, держался, пережил разгром на даче, прибрался, как мог, и сердце вело себя нормально, работало ровно, а сейчас пошли сбои. Теперь жди, что в ушах раздастся сплошной писк...

Так оно и вышло: писк раздался.

Картина, которая нарисовалась в результате этого кухонного совещания, была проста: Мальгин собрал под свое крыло стаю малолетних огольцов, которые, словно черви, способны пролезть в любую щель, и пошел чистить дачи. Дача Буренкова - не единственная.

Брать Афганца надо, конечно, с поличным - так, чтобы он мордой воткнулся в кулак, а кривым ртом заглотал крючок. Для этого надо устраивать засаду. Но на засаду у апрелевской милиции, обслуживающей громадный район, не только этот поселок, не было ни сил, ни техники, ни времени.

– Может, с ним поговорить по душам, провести, так сказать, воспитательную работу?
– Капитан исподлобья глянул на участкового, сидевшего в прежней, скрюченной позе, словно бы хотел заглянуть ему в лицо, в глаза, понять, что там внутри у него варится в эту минуту.
– А?

– Бесполезно, - сказал участковый, - с ним душеспасительные беседы уже тысячу раз проводили. И я проводил, и до меня проводили. В местах, не столь отдаленных...
– Участковый поднял голову и печально усмехнулся.
– Но поймать я его все-таки попробую. Не знаю ещё как, но обязательно поймаю.

– Отпечатков мы много наскребли?
– спросил капитан одного из своих спутников - угреватого парня с совиными глазами, в модном "прикиде" джинсах и утепленной джинсовой куртке.

– Более, чем...

– А если его отпечатки поискать... А?

– Вряд ли... Бесполезное это дело.
– Участковый обреченно и устало махнул рукой.
– Сам Мальгин по дачам не лазит, так что здесь его не было... Ни одного оттиска мы не найдем. Только отпечатки малолеток - его банды. Еще кого-нибудь, но не его...

Под глазами участкового образовались лиловые тени, какие обычно появляются у человека, который долго не высыпается, веки были красные, белки глаз тоже красные.

– М-да!
– Капитан озадаченно закашлялся, глянул на Буренкова удивленно, будто видел его впервые. Буренков, почувствовав внутри смятение - ему было уже неловко от того, что он оторвал от дела столько занятых людей, - переступил с ноги на ногу, словно провинившийся школьник, отвел взгляд.
– Жаль, засаду нам не сделать.

М-да. Это в старые, советские времена милиция обладала неограниченными возможностями, - могла и засады делать, и гонку в преследовании преступника выиграть, и оружием пригрозить, сейчас все это осталось в прошлом - криминальные элементы окончательно взяли верх над милицией: и оружие у них помощнее будет, и автомобили, а уж насчет разной техники по части кого-нибудь подслушать, подцепить на крючок либо вообще изловить - тут бандиты оснащены не то чтобы богаче милиции, они вообще имеют такое, что бедным милиционерам и не снилась, вот ведь как.

– Трясти малолеток, - продолжил свою мысль капитан, - тоже бесполезно. Даже если изловим с поличным - все равно не признаются, а если и признаются, то потом от своих слов откажутся. Ежели проявят упрямство, не откажутся - их убьют. Свои же и убьют.

– Как убьют?
– недоверчивым тоном спросил Буренков.

– Ножом в горло, в сонную артерию, как это у них принято, - ровным, лишенным какой-либо эмоциональной окраски, голосом пояснил капитан, - либо накинут на шею сталечку - тонкую гитарную струну - и затянут.