Семейный заговор

Обдумывая каждое слово, она сказала:

— Должно быть, мадам Бланш, вы узнали некоторые вещи обо мне и моей семье от миссис Куксон.

— Ну естественно, — улыбнулась Бланш. — Не всегда удается остановить миссис Куксон, если она начинает что-нибудь говорить. Она рассказала мне о вас, о том, что ваш старший брат и младшая сестра уже умерли. Еще она сказала, что вы очень любили сестру и… ну… не очень-то жаловали брата. Это все, мисс Рейнберд.

Мисс Рейнберд обдумала сказанное. Ида Куксон известна как неисправимая сплетница. Если, однако, все взвесить, то и сплетничать особо не о чем. О репутации Шолто знали все. Что касается истории с Хэриет, то она держалась в строгом секрете. Ида Куксон ничего знать не могла. И уж тем более никому не может быть известно о появлениях Хэриет в ее снах. Они, без сомнения, и есть те двое, что стояли в отдалении… на небесном плато почти у самого горизонта. Они не захотели приблизиться, пойти на контакт и не сделают этого до тех пор, пока она не решится взвалить на себя обузу долга и посвятить жизнь выполнению слезливых заклинаний Хэриет, каких бы волнений и неудобств ей это ни стоило. Если бы Хэриет заявила о своих правах еще много-много лет назад, то не случилось бы подобной глупости, и эта пухлая перезрелая мадам Бланш не сидела бы сейчас перед ней с непристойной улыбкой на лице. Ничего не помнит… Какая ерунда! Разыграла здесь, надо отдать должное, очень и очень правдоподобный спектакль на основе скудных сведений и, чего у нее не отнимешь, глубоких знаний психологии человека. А этот ее Генри — зануда и глупец, каких свет не видел.

Мисс Рейнберд поднялась с кресла, давая тем самым понять, что аудиенция подошла к концу, и сказала:

— Что ж, мадам Бланш, благодарю вас, что не отказались посетить меня. Как вы уже, видимо, поняли, я не из тех, кто боится сказать «да» или «нет». Говорю откровенно: пока я не могу окончательно определиться относительно ваших услуг.

Бланш тоже встала, и мисс Рейнберд направилась к двери, продолжая на ходу:

— Мне нужно еще время, чтобы подумать. Я прошу вас понять, что это вызвано не моими сомнениями в вас или ваших способностях. Решение, которое я должна принять о продолжении наших сеансов, носит личный характер и не имеет никакого отношения к вам. Я сообщу вам о нем позже, и если вдруг наша сегодняшняя встреча окажется последней, то, конечно же, мадам Бланш, я прослежу, чтобы ваши усилия были соответствующим образом оплачены.

Она трижды нажала кнопку звонка, давая знать Ситону, что гостья уходит.

— Ни о чем не беспокойтесь, мисс Рейнберд, — вежливо ответила Бланш. — Если это наша последняя встреча, то никаких денег не нужно. Скажем… мы закончили что-то вроде недельного испытательного срока без взаимных обязательств. Представляю, что вы сейчас чувствуете. Все это нарушает душевное спокойствие, кажется странным и заставляет вас усомниться в себе и во мне. Если от вас не последует никаких известий, то я приму это без обиды. Проблема моя состоит в том, чтобы найти достаточно времени для тех, кто действительно во мне нуждается.

Мисс Рейнберд открыла дверь. На пороге появился Ситон. Бланш вышла из комнаты, и дворецкий помог ей одеться. Затем, одарив мисс Рейнберд улыбкой, она проследовала за ним по холлу. Проходя мимо длинной широкой лестницы с дубовыми перилами, ведущей на верхние этажи, мадам Бланш внезапно остановилась, будто невидимая рука уперлась ей в грудь, преградив дорогу. Мгновение она недвижно стояла, затем медленно развернулась, посмотрела в лицо мисс Рейнберд и сказала:

— На этом месте что-то произошло. — Она пробежала взглядом вверх по ступенькам. — Здесь произошло что-то ужасное. Я это чувствую.

Плечи мадам Бланш нервно передернулись, и она пошла дальше вслед за Ситоном. Когда за ней закрылась дверь, мисс Рейнберд вернулась в гостиную. Она сразу прошла к столику и налила еще бокал хереса. Сейчас она была в полной растерянности. Обычно она не позволяла себе выпивать столько вина в одиночку. Постоянные излишества Шолто укрепили присущее ей от природы чувство меры.

Какая необычная женщина! Как могла она что-то почувствовать?! О том, что, напившись, Шолто свалился с этой лестницы, знали только она и доктор Харвей. Удивительно, что при этом все кости остались целы, и даже синяков было немного, но шок, вызванный падением, оказался чрезмерным для его сердца. Доктор Харвей — более сорока лет он был лечащим врачом их семьи — просто засвидетельствовал смерть от сердечного приступа, чтобы избежать возможных сплетен и кривотолков в деревне и тем самым сохранить доброе имя Рейнбердов. Даже после смерти Шолто одно упоминание его имени приводило мисс Рейнберд в крайнее расстройство. А эта глупышка Хэриет теперь с ним заодно. Как они посмели заявить, что ее эгоизм не дает им приблизиться? Она совсем не эгоистична. Во всяком случае, не настолько, чтобы на это ссылаться. Ей всего-то и хочется, чтобы ее оставили в покое и позволили насладиться оставшимися годами жизни. Само собой разумеется, у нее даже не возникало мысли привести в дом мужчину, да, да, мужчину — сколько разговоров это вызовет в деревне, пересудов и многозначительных кивков в ее сторону… в их сторону. Но самое ужасное — это то, кем может оказаться этот человек, родившийся от такой матери, как Хэриет, и безвестного никчемного папаши, погибшего во время военной операции где-то в пустынях Египта. Нет, пусть все они остаются там, у самого горизонта, на своем длинном небесном плато, все без исключения. Их нет, а она жива и никого не желает пускать в свой дом.

Джордж проснулся среди ночи и сразу ощутил ее присутствие. Он продолжал лежать, стараясь не шевелиться, и про себя ухмылялся от удовольствия. Какая женщина! Он всегда спал так крепко, что мог не услышать строевой песни марширующей мимо изголовья его кровати армии. Верный Альберт ему в этом не уступал. Самый лучший и самый сонливый друг человека. Она конечно же не спит, но и не подумает нарушить его сон, пока он не проснется сам. Ему ясно представилось, почему и как она оказалась рядом. Наверняка, вернувшись в свой дом в Солсбери, она почувствовала острую потребность в обществе. В его обществе. Импульсивная Бланш, в поисках разнообразия после бесед с бесплотными духами. Возможно, Генри посвящен в тайны жизни и знает, как достичь гармонии с вечностью, но… Это он, Джордж, составляет для нее реальный мир, полнокровный и бестолковый, без забот о завтрашнем дне. Для него же самого любой мир не представляет ни малейшего интереса, если не является более или менее точной копией этого, пусть с некоторыми усовершенствованиями. Просто проснуться утром, как он делает уже много лет, и ощутить рядом с собой этот бесконечно теплый и щедрый источник наслаждений — одно это стоит тысячи лет пребывания на дрейфующем облаке под однообразие псалмов и нудные звуки арф.

Собравшись с духом, он дотронулся до нее. Ее ладонь сжала его руку, и послышался вздох. Мгновением позже его рука получила свободу и начала свои блуждания по знакомым контурам, по роскошным холмам и долинам, составлявшим его владения. Когда-нибудь он обязательно должен купить кровать пошире. Он и Бланш созданы для более просторных полигонов — любви. Большие люди, титанические любовники! Идеальные условия можно создать всего за десять тысяч в год без учета налогов. Он неторопливо приподнял ночную сорочку, и, вздохнув еще раз, Бланш нашла его губы своими.

Шныряя по запущенному саду в поисках белых мышей и полевок, амбарная сова серым привидением наскочила на стекло зашторенного окна и услышала скрип пружин. Много позже, возвращаясь с удачной охоты на заливных лугах, сова снова пролетала мимо того же окна, и на этот раз в доме было тихо.

— Все в порядке? — удовлетворенно спросил Джордж, пребывая в нахлынувшей на него эйфории.

— Да, любимый, можешь смело это запатентовать, — лениво отозвалась Бланш. — Заработаешь целое состояние. Иногда твое исполнение звучит музыкой, иногда рассыпается цветами — как сегодня. Большой огненный цветок в форме веера, пурпурный и с жемчужными прожилками.

— Встреча с мисс Рейнберд прошла не очень гладко?

— С чего ты взял?

— Ты пришла сюда, к Джорджу, за успокоением. Всегда пожалуйста, и для тебя — особенно. Даже старина Генри не может так успокоить.

— Не приплетай сюда Генри. Трое в одной постели — это слишком много.

— Так как насчет старухи?

— Второй этап прошла как по писаному. Позвонит через день — после того, как поразмыслит и придет к решению, пережив еще один ночной кошмар. Кстати, почему ты не сказал мне, как умер ее брат?

— А, этот старый скряга?

— Да.

— Я рассказывал.

Он поднял ногу и устроился поудобнее, положив ее по диагонали на широкие просторы бедер Бланш.

— Нет. Ты сказал, что он умер от сердечного приступа.

— Правильно.

— Может быть, так оно и было, но причиной приступа стало падение с лестницы. Проходя мимо этой лестницы, я услышала его нечеловеческий вопль и поняла. Разве ты не знал?

— Конечно, знал, и тебе об этом рассказывал. Одна из старых сплетниц поведала мне что-то в этом роде. Но все это только слухи. Я наверняка тебе говорил.

— Теперь это уже не важно, но ты ничего такого не говорил. Джордж, ты должен рассказывать мне все подробности, сколь бы незначительны они ни были. Об этом эпизоде ты мне не рассказал.

— Ну, может, и забыл. Бывает, что некоторые вещи упускаешь из виду.

— Семейный врач, видимо, постарался замять эту историю. Скорее всего, старик был пьян в стельку и, споткнувшись, скатился вниз по лестнице. Подобный скандал недопустим. Вот в чем состоит одна из ее причин личного характера, хоть она ни разу о ней и не упомянула. Семейство Рейнбердов, честь и доброе имя семьи. Нет, наша дама никуда не денется.