Семи смертям не бывать

Чирков решил нанять в деревне подводу, чтобы скорее добраться до фронта. Никто не соглашался везти его в этом направлении — другое дело, если бы он ехал поглубже в тыл. Данилка долго ходил из дома в дом, уговаривая хозяев. В одной избе, побогаче и почище других, он неожиданно наткнулся на офицера, сидящего вместе с хозяином за столом, уставленным бутылками, тарелками с огурцами, картошкой, мясом. Воинских частей в деревне не было, и Данилка, озадаченный неожиданной встречей, замялся на пороге избы. Но отступать было поздно. Офицер и хозяин молча, выжидательно смотрели на него. Овладев собой, Данилка шагнул в комнату.

— Здравствуйте, господа хорошие, — немного развязно приветствовал он сидящих за столом.

— Ну, здравствуй, коли не шутишь, — неохотно ответил хозяин.

Офицер продолжал молчать и изучающе осматривал Данилку с головы до ног.

Чирков поспешно изложил свою просьбу. Не подвезет ли, мол, хозяин, он мог бы хорошо заплатить. А то устал со своим коробом ходить пеши, ноги ведь не казенные.

Данилка подкупающе улыбался. Но те двое за столом продолжали угрюмо на него смотреть. Наконец офицер встал и, подойдя вплотную к Данилке, дыша на него самогоном, спросил:

— Подвода нужна? А куда ехать собрался?

Данилка, как только вошел в избу, понял, что офицер неминуемо спросит его об этом. Он видел, что тот пьян, задирист, недоволен тем, что ему помешали допить самогон, и с ненавистью оглядывает его с головы до ног… Нужно сохранить самообладание и ничем не выдать опасений. Впрочем, роль, которую ему предстояло сейчас сыграть, была продумана давно.

Глядя в переносицу офицера, Чирков твердо произнес:

— Куда еду — сказать не могу.

Офицер с погонами капитана, отступив, на шаг, потребовал:

— Предъявите документы!

— Для этого мы должны остаться вдвоем, — в свою очередь твердо потребовал Чирков.

В подкладке его пиджака было зашито удостоверение, которое уже не раз ему приходилось пускать в ход во время своих путешествий по вражеским тылам. Оно принадлежало опытному контрразведчику белых. Данилке оно досталось после того, как схваченный в тылу Красной Армии контрразведчик был доставлен в чеверевский штаб. Теперь, пришло время снова воспользоваться им.

Хозяин избы, внимательно вслушивающийся в разговор Данилки с капитаном, встал и нехотя вышел во двор. Как только он вышел,

Данилка вспорол подкладку пиджака, достал аккуратно сложенную вчетверо бумажку и протянул капитану. Тот, отойдя к окну, жадно впился в нее глазами. Пока капитан изучал бумажку, Данилка успел осмотреть подтянутую фигуру старого матерого служаки. Ему хорошо был знаком этот тип офицеров, щеголявших своей выправкой, пьяниц и бабников, умевших прикинуться рубахой-парнем. Но знал он, что под этой личиной часто скрывает свою действительную суть злобный, наблюдательный и опасный враг.

Капитан подошел к Чиркову, вернул ему бумажку:

— Извините, господин подпоручик. Осторожность никогда не мешает, особенно в прифронтовой полосе. Этот район кишит шпионами красных.

— На вашем месте я поступил бы точно так же, — примирительно произнес Чирков.

— Давайте познакомимся. Шабельский, Константин Петрович, — представился капитан. — Ваша фамилия мне уже известна, господин подпоручик. Когда-то я служил вместе с вашим однофамильцем. Полковник Зубков не ваш ли родственник?

— Нет, в нашем роду полковников пока не числится, — улыбнулся Чирков.

Для того чтобы сойти за подпоручика, Данилка должен был обладать известными навыками в обращении. Он умел говорить с господами, научился еще в приказчиках. С офицерами он тоже понаторел в общении на фронте в годы империалистической войны. Но все же ему, конечно, ни при каких обстоятельствах не удалось бы скрыть свое простонародное происхождение. Поэтому, пользуясь документами Зубкова, Данилка разыгрывал роль человека простого, начавшего службу в солдатах и получившего чин за боевые заслуги — в русской армии это случалось к концу войны.

— Если не возражаете, пойдемте ко мне, — любезно, видимо, желая загладить недавнюю грубость, предложил капитан.

— Вы разве не здесь живете?

— Нет, я рядом, зашел сюда по делу.

В избе, куда привел Чиркова капитан, сидел рослый детина с глазами цвета переспелой вишни и шапкой курчавых волос. Он был в офицерской форме с погонами поручика. Шабельский отрекомендовал своего спутника:

— Подпоручик Зубков.

Офицер с недоумением воззрился на Данилку. Шабельский рассмеялся:

— Ничему не следует удивляться в наше время, господа. Еще Козьма Прутков сказал: «Если увидишь на клетке слона надпись «Тигр» — не верь глазам своим». Или что-то в этом роде. Давайте лучше раскинем скатерть-самобранку. Подозреваю, что наш гость не откажется от стаканчика. Не так ли, подпоручик? — И Шабельский в предвкушении уже далеко не первого сегодня стаканчика потер руки и заговорщически подмигнул Данилке.

Поручик вышел из комнаты и вскоре вернулся с двумя бутылками самогону. В мгновение ока на столе появилась обычная деревенская закуска: грибы, огурцы, сало. Ковыляя, не глядя ни на кого, в комнату вошла старуха с кипящей сковородкой в руках. В сердцах швырнув сковородку с яичницей на стол, она вышла, пробормотав что-то не слишком лестное для своих постояльцев.

Шабельский свистнул ей вслед:

— Ведьма. Как бы отравы не подмешала.

Но тут же, положив себе на тарелку чуть не половину яичницы, он с аппетитом принялся за нее.

Усердно подливая самогон в стакан, стоящий перед Данилкой, и сам то и дело прикладываясь к стакану, Шабельский занимал гостя разговором на самые мирные, бытовые темы. Лицо его постепенно наливалось бурой краской, но он не пьянел. Чувствовалось, что этот человек умеет и любит пить.

Вспомнили довоенную спокойную жизнь, Москву, где долгое время служил капитан, знаменитый московский ресторан «Славянский базар», славящийся какой-то особенной ухой и расстегаями. Кудрявый поручик больше молчал и, угрюмо закусывая огурцом, то и дело мельком оглядывал Данилку. Видимо, вдохновенные воспоминания капитана о роскошной жизни в Москве, ресторанах, ухе и необыкновенно расторопных официантах мало увлекали его. Данилка понимал, что он должен поддержать разговор. Неизвестно, из каких глубин памяти выплыли вдруг сведения, почерпнутые у приказчиков, любящих посмаковать различные подробности из жизни господ. С видом знатока он похвалил салат «оливье», который изготовлялся по особому рецепту поваром-французом в ресторане московского летнего сада «Эрмитаж». Щегольнув салатом, Данилка дал понять, что ему тоже не чужды удовольствия вольготной жизни, и это было отмечено Шабельским. Капитан, конечно, не зря завел этот, как будто безобидный, разговор: он прощупывал своего собеседника.

Это была опасная тема, — того и гляди, поскользнешься. Данилка разгадал тактику капитана, но от этого было не легче. Соревноваться с ним в рассказах из офицерской жизни он долго не мог. Ничего не стоило ляпнуть что-нибудь невпопад. Нужно было перехватить инициативу и заставить капитана отвлечься от столь милых его сердцу воспоминаний.

— Честно говоря, господа, я, как человек простой, предпочитаю любым ресторанным разносолам одно блюдо, которое так хорошо умела готовить моя мать…