Семьи.net (сборник)

«Вошка она, ничего не понимает. А дед Марчелло мужик. Предупредил. Надо прямо сейчас разослать по вошкопочте. У Люськи радости полные штаны. Уделать ашек — большое счастье. Вошка. Универсальный солдат».

Юрий и Татьяна Бурносовы …Ибо не ведают, что творят

1

Старенький поп не помнил, сколько ему лет.

Он даже не задавался целью вспомнить, потому что имелось множество куда более насущных дел. Вот и сегодня, помолясь с утра, проверил выставленные на ночь в заводи экраны; вытащил из перелатанных-перечиненных ячеек трех окуньков и большую красноперку, бросил в пластиковое ведерко — вот и уха на обед.

Потом занялся огородом — собрал колорадских жуков и их жирных оранжевых личинок с картофельных листьев, осмотрел помидоры — некоторые уже почти красные, пару можно съесть на ужин. Подправил наконец крыльцо, которое совсем съехало на сторону; тут хорошо бы стало вообще поменять погнившие доски, но где же их взять нынче… «Надо будет вместо досок всё набрать из тонких бревнышек», — подумал поп, садясь на лавочку возле дома и раскрывая книгу.

Книг у попа имелось несколько, и весьма странная коллекция. Помимо Библии и Молитвослова на полке стояли «История Второй мировой войны» Типпельскирха и сборник рассказов Джека Лондона, «Анжелика в Новом Свете» и «Страна Багровых туч» Стругацких, «Легенда об Уленшпигеле» и целая стопка полуразвалившихся детективов в мягких обложках… В целом под две сотни томов, томиков и брошюрок. Все книги попали в дом разными неисповедимыми путями, кроме Молитвослова, Библии и сборника стихов Заболоцкого, которые поп принес с собой.

В принципе поп мог уточнить свой возраст в паспорте, который, завернутый в тряпицу вместе с другими документами и несколькими фотографиями, лежал на растрескавшемся платяном шкафу. Но зачем? Тем более поп знал, как его зовут — отец Палладий.

Этого было вполне достаточно.

С лавочки, на которой сидел сейчас поп, видно было чернеющее внизу зеркало большого озера, в котором по ночам устраивали свои концерты лягушки, а с трех сторон подступал лес.

В лесу обитало всякое. Не только звери и птицы.

Отец Палладий справедливо полагал, что это леший. Ибо еще у пророка Исаии сказано: «…И лешие будут перекликаться один с другим». Этим словом переводчики Библии передали еврейское «сэирим» — «косматые», но «леший» был попу как-то ближе и роднее. Отец Палладий видел его несколько раз, собирая ягоды и грибы. Мохнатый, громко сопящий, поблескивающий из гущи зеленовато-серой шерсти внимательными красными глазками, леший прятался за кустами и деревьями. Плохого ничего попу не делал, лишь иногда ночами скакал по крыше домика, топотал так, что сквозь щели сыпалась сенная труха, и противно гугукал. Впрочем, это вполне могла быть сова. Совы тут тоже водились в изобилии.

Домик отца Палладия стоял над самым обрывом. Глинистый обрыв с дождями подползал все ближе и ближе; рано или поздно он, несомненно, должен одержать победу, но поп полагал, что вряд ли он до того доживет. А если и доживет, так что же — уподобится библейскому безрассудному человеку, который построил дом свой на песке; «и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое». Тем более домика этого поп не строил, только ремонтировал.

Когда-то здесь, видимо, размещался егерь или лесник, но ко времени пришествия отца Палладия он давно исчез, куда и почему — неизвестно. Впрочем, чего только не исчезло за последние годы — о многом сам Палладий уж забыл, а об ином помнил, но вспоминать не любил.

Жилище стояло заброшенным, и поп поселился в нем, немного починив и с тех пор занимаясь этой починкой постоянно — то одно отвалится, то другое перекосится… Хорошо, что в сарайчике нашлись инструменты: молотки, два топора, пассатижи и клещи, пила, целый ящик кривых и гнутых гвоздей и шурупов. Из огородных снастей имелись лопаты, грабли, коса, истончившаяся от точки почти до бумажности, огромная жестяная лейка и новенький японский мотоблок в смазке, который поп задвинул в самый угол и завалил дровами за ненужностью.

Еще одной никчемной вещью стал телевизор. Зачем он тут вообще был, отец Палладий не мог даже предположить — электричества в домике не водилось, ближняя линия проходила километрах в двадцати. В принципе телевизор попу не мешал, но его черная выпуклая линза смотрела, словно огромный бесовской глаз; потому однажды, плюнув и перекрестясь, отец Палладий унес «Хитачи» в лес и оставил там под кустом. Что интересно, спустя пару дней телевизор оттуда пропал — не иначе, леший утащил к себе в логово диковинную штуку. Поп даже посмеялся, представив, как нечистик сидит в ожидании перед аппаратом в плетеном креслице, укрыв ноги пледом и нажимая на кнопки бесполезного пульта.

Питался отец Палладий просто, как и жил.

Ловил рыбку, собирал с огородика нехитрый урожай, сушил на зиму грибы и ягоды, полезные травяные чаи. Первое время непривычно оказалось без хлеба, и он ходил за тридевять земель в сельпо, брал едва не мешок буханок и потом делал сухари. Но потом деревня зачахла буквально в год-полтора, а в очередной свой визит отец Палладий обнаружил вместо нее пепелище, по которому бегала одинокая полосатая кошка. Кошку поп забрал с собой и назвал для чего-то Анжеликой, как героиню в срамной, но увлекательной книге.

Еще он пилил и колол дрова и, конечно же, молился. Надеясь, что там наверху его кто-нибудь пока еще слышит. А если и не слышит, то поп все равно этого знать не мог.

Раньше к отцу Палладию изредка заезжал участковый полицейский.

Старшего лейтенанта звали Петром, и старенького попа он, как и леший, не обижал. Полистал паспорт — с тех пор поп его и не доставал со шкафа, — подивился, поинтересовался, не отшельничествует ли отец Палладий.

— Какой же я отшельник, — грустно улыбнулся поп. — Отшельник — есть живущий в уединении, сам по себе, ради спасения души; пустынножитель, удалившийся от суетного мира в пустыню… А я — не Антоний Великий и не Нил Столобенский… Разве по своей воле удалился?

— А что же, не по своей? — с интересом спросил участковый Петр, прихлебывая земляничный чай.

— Как места мне не стало, так и ушел. Долгая история. Может, как-нибудь и расскажу подробно, — сказал поп, но рассказать так и не довелось.

Участковый наезжал еще раз шесть, сказал, что жить отец Палладий может в домике невозбранно, потому что домик со всех балансов снят и никому не принадлежит, да и вообще такое творится, что не до домиков с отшельниками. Расспрашивать поп не стал, ибо не слишком интересовался, что происходит вокруг. Привезенную однажды перцовку лишь пригубил из уважения, остальное выпил сам старший лейтенант.

В последний приезд Петр привез в подарок камуфляжные куртку и штаны. Теплые, удобные. Отказываться было негоже, тем более обе рясы попа совершенно износились, порты тоже пришли в негодность, а камуфляжу, как пообещал участковый, сносу не будет. Не обманул — уж сколько раз отец Палладий за сучки цеплялся, стирал в озере с песком и золою, а лишь выцвела малость одежина. Стало быть, такое вот у него рубище.

С тех пор участковый не приезжал никогда. Что с ним сталось — поп не ведал, но на всякий случай молился за здравие.