Семилетняя война

Лопухин принял первый штык на основание шпаги, и когда он скользнул к эфесу, ударил неприятельского солдата рукоятью пистолета, зажатого в левой руке, в основание переносицы. Тот сразу закатил глаза и беззвучным мешком осел на землю.

Перепрыгнув через него, генерал поспешил на помощь к своему любимцу — поручику Попову, отбивавшемуся уже не шпагой, валявшейся сломанной пополам в нескольких шагах от него, а наскоро подобранным ружьём. Хороший фехтовальщик Дмитрий Попов отбил выпад одного из нападавших, тут же прыгнул в сторону второго и заколол его, успев ударом ноги опрокинуть третьего. Но ещё несколько оставшихся упорно старались взять Попова в кольцо. Русских пехотинцев рядом оказалось всего несколько человек — остальные в горячке боя проскочили дальше и немного в сторону, кто-то уже полёг на поле брани — так что в данный момент под началом генерала Лопухина оказалось меньше солдат, чем положено табельному капралу. Пруссаки, увидев подбегавшего к ним русского генерала, несмотря на отчаянные крики кучки набегавшей русской пехоты и на опасность оставления в своём тылу Попова, несколько из них развернулись и дали залп по Лопухину. Тот почувствовал внезапный толчок и инстинктивно схватился за сразу ставший липким левый бок. Пистолет выпал у него из руки, он пошатнулся и был подхвачен успевшим подбежать к нему офицером. Теперь группа русских потеряла свободу манёвра — она окружила раненого генерала и начала пятиться к своим тылам, сдерживая сразу после этого удвоившуюся ярость пруссаков. Кроме непрекращающихся штыковых наскоков противник начал и лихорадочно обстреливать маленькое каре русских. Один за другим падали, успевая пронести раненого генерала буквально несколько шагов. Последним упал получивший сразу несколько штыковых ран Попов. Подбежавшие к Лопухину прусские пехотинцы увидев, что он лежит недвижим, не растратив наступательного запала, устремились дальше. К этому времени уже всё поле было за пруссаками. Они глубоко охватили правый фланг дивизии Лопухина, смяли его и оттесняли дивизию к лесу, грозя зайти ей в тыл.

Генерал-поручик Зыбин был убит ещё в самом начале рукопашного боя. Заступивший на его место бригадир Племянников приказал полкам, — а вернее, тому, что от них осталось, — отступать на первоначальные позиции на опушке леса. В это время раздались крики — сразу с нескольких сторон:

— Братцы! Ребята, смотри! Жив наш генерал-то! И правда, живой!

Лопухин, откатившийся на поле боя и бывший до этого без сознания от ещё нескольких огнестрельных ранений и беспрерывной тряски, сейчас пришёл к себя и как-то неумело старался привстать. Заметив это его движение, к нему бросились несколько пруссаков.

— А-а-а! — раздалось со стороны русской позиции. — Не отдадим! Ребята, что же мы?

Племянников приказал контратаку и первым с криком «Вперёд!» побежал по только что оставленному русскими полю, обильно политому их и вражеской кровью. Единый порыв вмиг подхватил солдат второй дивизии; он был так силён, что не ожидавшие его неприятельские солдаты даже начали было понемногу очищать с таким трудом завоёванное ими пространство, но бригадир, твёрдо решивший не увлекаться и понимавший, что опомнившиеся пруссаки именно здесь в состоянии уничтожить его потрёпанные порядки, сразу после того, как Лопухина отбили, распорядился об общем отступлении к лесу.

Там уже были установлены полковые батареи, заблудившиеся поначалу неведомо где и наконец благополучно отыскавшиеся, так что Племянников на вопрос раненого генерала, заданный тихим прерывающимся голосом: «Ну как?» — имел полное основание ответить:

— Ещё подержимся, ваше превосходительство. Хоть и жмёт пруссак.

— Главное — не допустить паники, Пётр Григорьевич. Если нас опрокинут, Левельд пройдётся железной метлой по всему пути до нашего ночлега, и армия перестанет существовать. Так что держитесь. Помощь должна быть!

— Слушаюсь, Василий Абрамович! Будем держаться.

Он распрямился от лежавшего на разостланных плащах Лопухина и только собрался тихо от него отойти, как насторожился и стал пристально вглядываться вдаль — в тылы пруссакам. Там начинался шум, свидетельствующий всегда о бое. Но кто сейчас ввязывается там в бой? Насколько знал Племянников, русских сил там было не много.

Но это были именно русские и именно силы. В тыл прусской пехоте, всё более и более окружавшей дивизию Лопухина ружейным и артогнём, уже и со стороны леса, внезапно вышли четыре свежих русских полка: Воронежский, Новгородский и Троицкий пехотные и Сводный гренадерский. Это были полки бригады генерал-майора Румянцева.

С начала боя его бригада располагалась на месте ранним утром завершившегося ночлега на северной опушке леса. Бригада числилась в резерве и никаких приказаний о дальнейших действиях не получала. Начавшийся внезапно бой, внёсший сумятицу в действия высшего командования и полностью расстроивший управление армией, позволил командирам Румянцева о его бригаде, по-видимому, забыть.

Командир бригады по собственным разумению и инициативе построил свою бригаду в каре — на случай отражения кавалерийских атак пруссаков и организовал разведку — через лес, к месту боя — с требованием подробно извещать обо всём там происходящем. Через некоторое время поручик, возглавлявший разведывательную группу, докладывал:

— Ваше превосходительство, неприятель атакует нашу армию.

Основной удар — по центру, по дивизии генерал-аншефа Лопухина.

Правый фланг — там недалеко какой-то фольверк — держится.

— А, фольверк Вейнотен!

— На левом фланге кавалерия пруссаков, ваше превосходительство, заманена под огонь артиллерии и пехоты авангарда на высотах западнее Зитерфельде.

— Хорошо, хорошо, что со второй дивизией, поручик?

— Главная атака ведётся против её правого фланга.

Положение опасное: большие потери, артиллерии я не видел, прусская пехота отжимает их от леса и окружает...

— Окружает или окружила?

— Окружает, ваше превосходительство. Дивизия держится стойко, но потери и отсутствие артиллерии...

— Достаточно, поручик, я сам знаю достоинства дивизии. Скажите лучше, как лес, через который вы сейчас изволили прогуляться туда и обратно? Его ширина, проходимость?

— Около полверсты, ваше превосходительство. Лес болотистый, но пройти можно.

— Спасибо, поручик. Свободны.

Проводив глазами отошедшего офицера, Румянцев задумался.

Потом резко тряхнул головой и направился к каре. При его приближении тихий шёпот, стоявший в шеренгах, сразу замолк.

— Солдаты! — поднявшись на повозку, начал командир бригады. — Вы слышите, — он махнул рукой за лес, — там идёт бой. Наши братья сражаются там. Им трудно, и долг наш — прийти к ним на помощь. И мы пойдём к ним на помощь, пойдём сквозь этот лес. Пойдём быстро — от этого зависит жизнь наших товарищей там. Поэтому обозы, артиллерию, патронные повозки, мешки, шанцы — всё оставить здесь. Только ружья! Только штыки. Без дела не стрелять — а залпом, по моей команде. И молча. «Ура» крикнем, когда победим! Идти полковыми колоннами. Всё!

Полки шли через лес, проваливались в глубокие выбоины, наполненные застоявшейся водой, и мелкие болотца, цепляясь за острые сучья и проваливаясь в лиственную и хвойную труху, сплошным тёмно-рыжим ковром покрывавшую землю. Шли, по пути присоединяя многочисленные разрозненные группы солдат, отброшенных превосходящими силами противника в лес, но бывшими не прочь ещё раз попытать военного счастья в открытой сшибке с врагом.

То, что Румянцев сейчас делал, было вопиющим нарушением основополагающих принципов линейной тактики, господствовавшей в военных доктринах этого периода, кроме того — формальным нарушением всех принципов субординации и дисциплины, так как никакого приказа он не получал, что могло иметь для молодого генерала далеко идущие последствия — особенно в случае поражения. А кто в бою возьмёт на себя смелость гарантировать победу?

Румянцев шёл на все эти нарушения сознательно. Пренебрежительно относясь к закостеневшим доктринам западноевропейских стратегов, он давно пришёл к выводу, что только отказ от них может стать залогом победы. Но кто-то должен быть первым на этом пути противодействия рутине и косности. Сегодня, спеша во главе своих полков на помощь товарищам, генерал Румянцев поставил на карту всё...

Солдаты бригады Румянцева вместе с присоединившимися к ним сразу, внезапно вдруг во множестве появились на опушке. Румянцев быстро осмотрел поле сражения. Появление русских, оценил он, именно сейчас и именно здесь было чрезвычайно удачным: пруссаки повернули свои боевые порядки против фланга дивизии Лопухина и тем самым подставляли под удар Румянцева свой фланг и тыл. Командир бригады не замедлил воспользоваться этим. Увидев, что его окружает уже значительное количество солдат, он отрывисто скомандовал: