Семнадцать космических зорь

Я был назначен дублером Первого.

12 апреля 1961 года вместе с Юрием мы прибыли на космодром. За тридцать минут до старта «Востока-1» я снял гермошлем, скафандр и вместе с друзьями-космонавтами отъехал от стартовой площадки, чтобы со стороны наблюдать за первым полетом человека в космос.

...Прошло около четырех месяцев — и вот вновь к стартовой площадке подкатил зеленый автобус

т

ОСМОДРОМ Байконур.

Плотно закрыты люки. Где-то чуть слышно работает электромотор— опускается лифт с последними провожающими...

Через несколько минут слышу, как отъезжают монтажные фермы.

На космодроме, наверное, тихо-тихо, как и у меня в ракете, и, наверное, так же, как и в тот день, трещат на всю степь кузнечики...

По радио — голос Главного Конструктора:

— Как самочувствие?

— Прекрасное!..

Но ведь они знают о моем самочувствии не хуже меня! Врачи внимательно изучают показания приборов, слушают удары сердца, знают о давлении крови. Я прислушиваюсь к самому себе и невольно повторяю: «Прекрасное!»

— Как дела, Герман?..

Это друзья. Они шутят, смеются, одним словом — развлекают.

— Музыку включить? — спросил кто-то. — Что ты хочешь услышать?

— Крутите что хотите.

Тут же послышалось: «Я люблю тебя, жизнь»...

Стоп! Кончилась музыка. Пропали голоса, раздается первая команда. Теперь доктор спрашивает о самочувствии, но, видимо, уже только так, по традиции. По его голосу чувствую: он-то знает — у меня все в порядке.

Взглянул на часы. Остаются считанные минуты до старта. Еще раз оглядываю кабину. Сейчас это мой дом, моя крепость... Что же я чувствую? Страх?

Во всей моей сознательной жизни, во время первых прыжков с парашютом, в моменты других так называемых «острых» ощущений я не испытывал этого чувства, потому что всегда знал, на что иду.

И все, что я ни делал до сих пор, приходило само собой, естественно вытекало из обыденных и ясных представлений о долге и из самого честного желания не быть последним. Появлялась потребность, привычка, необходимость подчинять свои интересы интересам дела.

Об этом, еще подсознательно, я думал мальчишкой, когда стал тимуровцем в пионерской дружине; об этом я думал, когда нес заявление в комсомол, который помог мне понять, что такое чувство локтя людей, стоящих в одном строю. Помню, еще в старших классах я был членом комитета комсомола, отвечал за стенную печать. Наступили перевыборы комитета, и тут стали меня критиковать, да так, что только пух летел.

«Ну, — думаю, — «наработался» в молодежных лидерах».

Стали выдвигать кандидатов в новый состав комитета. Слышу: «Титова!»

— Да вы что это, ребята! — взъярился я. — Живого места на мне не оставили и теперь опять?

— Ты понял, за что мы тебя критиковали?

— Ну, понял, — буркнул я.

— Теперь-то и будешь работать так, как надо...

— Титова! — кричат ребята.

Так я вновь стал членом комитета!

Многое дал мне комсомол, внеся «коррективы» в мой несколько экспансивный характер, — и сделал это на мое же благо.

Наконец, звание кандидата в члены партии. Вступая в Коммунистическую партию, я вставал в шеренгу своих соотечественников, готовых первыми встретить любое трудное дело, любую опасность. Перед моим мысленным взором проносились лица и образы и тех, которых я не видел, но знал их дела, и тех, кого нет в живых, и тех, кто ныне здравствует. Владимир Ильич Ленин, его соратники и первые революционеры— герои моих детских дум.

Отец, инструкторы-летчики, погибший друг Леша Коваль, Главный Конструктор, Юрий Гагарин, друзья-космонавты, девчонка Галка, вытянувшая меня из проруби, Тамара... Разные, внешне совершенно не связанные между собой люди. И все как будто вместе со мной ждут отсчета секундомера. Не знаю, что делал в эти минуты Никита Сергеевич Хрущев, но, может быть, и он тоже, поглядывая на часы, спрашивал — как там космонавт?..

Я еще раз осмотрел приборы, рычаги управления. Все на своем месте. Сейчас прозвучит последняя команда. Стараюсь удобнее устроиться в кресле, расслабляю мышцы, плотно прижимаю голову к подушке кресла. 8 часов 55 минут, 56, 57, 58... Остается секунда...

— Подъем!!!

Раздается нарастающий шум двигателей, вздрагивает корпус. «А кузнечик на поле, наверное, замолк...» — мелькнуло в голове.

— Пошла, родная!

Меня прижимает к креслу все сильнее и сильнее. Небольшой толчок, другой... — срабатывают ступени ракеты-носителя.

Все время наблюдаю за приборами, поддерживаю двухстороннюю радиосвязь с Землей. Чувствую, что перегрузки, шум, вибрацию переношу хорошо.

Затем плавно, будто нехотя, отступают перегрузки, и неожиданно наступает мертвая тишина.

— Я —В КОСМОСЕ!

Да, но почему приборная доска куда-то плывет и очутилась вдруг на потолке? Не могу сообразить: где Земля, в каком положении нахожусь; но через несколько минут все встает на свои места. Первый подарок космоса — невесомость... Пора за дело.

Краем глаза смотрю в иллюминатор. Яркая палитра красок, необыкновенных и неповторимых, и слепящее Солнце. В кабине светло, празднично, но любоваться некогда — меня уже запрашивает Земля. Началась тяжелая работа космонавта. Приборы показали, что корабль вышел на орбиту; с Земли подтвердили, что вывод корабля произошел точно.

Убедившись, что меня хорошо слышат и понимают на Земле, я доложил Центральному Комитету Коммунистической партии, правительству и Никите Сергеевичу Хрущеву о том, что полет корабля проходит успешно, что все системы функционируют нормально и самочувствие мое хорошее. Попросил передать сердечный привет всему советскому народу.

И почти тут же Земля посылает теплое и сердечное поздравление мне, молодому коммунисту, от Никиты Сергеевича Хрущева.

Борт космического корабля-спутника «Восток-2» товарищу Г. С. Титову

Дорогой Герман Степанович! Только что получил Вашу телеграмму с борта космического корабля-спутника «Восток-2». Все советские люди бесконечно рады успешному полету, гордятся Вами. Сердечно поздравляем Вас, верного сына нашей Родины, славной Коммунистической партии.

Ждем Вашего возвращения на Землю. Обнимаю.

Н. Хрущев

6 августа 1961 года

На душе стало очень радостно, я почувствовал, что вся моя страна, весь мир знает и следит за полетом, и вновь еще больше осознал ответственность перед всем нашим двухсотдвадцатипятимиллионным народом за точное выполнение программы полета.

На шестом витке я услышал знакомые всему нашему отряду позывные: «Ландыш! Я Ландыш!»

«Вас понял, вас понял. Прием, прием», — ответил я и стал ждать. «Гера! Все ребята желают тебе счастливого полета. Чтобы все было отлично. Ждем на Земле!»